пересекая ее.
Ивашин поспешно подошел к электронной машине. Одною из задач ее
запоминающего устройства было хранить названия и данные нескольких тысяч
самолетов: состоящих на вооружении всех стран мира, снятых с вооружения в
последние десять лет и находящихся в стадии испытания и со дня на день
могущих оказаться в строю. Через несколько секунд в руке Ивашина была
карточка: "Хеншель-77" - гражданский вариант среднего стратегического
бомбардировщика "дюсельдорф-дрей-цет". В транспортном варианте приобретен
для гражданской авиации Польши. В варианте бомбардировщика состоит на
вооружении стран - участниц УФРА.
Это и нужно Ивашину! Он быстро просмотрел технические данные:
"Дюсельдорф", может нести восемь управляемых снарядов "серджент кадет"
класса воздух - земля.
- Управляемый снаряд "серджент кадет"! - приказал он оператору и, получив
из машины новую карточку, увидел, что при высоте полета "дюсельдорфа" в
десять тысяч метров стрельба этим снарядом может производиться с дистанции
в двести километров. При увеличении высоты увеличивается и дистанция
стрельбы.
На светящемся планшете под тем же углом к границе двигалась четверка
светляков. Ивашин приложил линейку к точке, где курс четверки мог
пересечься с границей, и, поворачивая линейку, отмечал расстояние до тех
или иных точек, через которые проходила потеплевшая от его руки полоска
алюминия. Вот она перекрыла первую точку внутренней стокилометровой зоны
ПВО: нефтеперерабатывающие заводы южной группы промыслов - триста
семьдесят километров! Какую высоту должны иметь "дюсельдорфы", чтобы
достать своими "серджентами" до заводов?
Офицеру у счетной машины понадобилось несколько секунд, чтобы ответить на
этот вопрос. Снова взгляд Ивашина на карточку: практический боевой потолок
"дюсельдорфов" - четырнадцать тысяч. Значит, оставаясь по ту сторону
границы, они не могут дотянуться до цели, которая может их интересовать.
На сколько же они должны углубиться на советскую территорию, чтобы достать
цель, обороняемую дивизией Ивашина?..
* * *
Ивашин отдернул штору широкого окна, выходящего на аэродром. Механики
снимали маски с капониров. Летчики занимали места в самолетах дежурной
четверки. Ивашин зажмурился от яркого света и посмотрел на локатор СКП,
раскачивающийся из стороны в сторону, как голова задумавшегося мастодонта;
заметил, как начал вращаться локатор пункта наведения - тут же рядом с его
КП. Решил: пока те четыре воображаемых "поляка" дойдут до границы, он
успеет поговорить со своими двумя полками в дальних концах сектора. Однако
прежде чем ему дали связь, наблюдение доложило, что "польская" четверка
подходит к границе - высота 13500, скорость 1100, азимут...
* * *
Ивашин приказал поднять четверку и вернулся к окну: густые клубы дыма
вырвались из-под хвостов перехватчиков первого звена. Истребители почти
вертикально, как снаряды, вонзались в воздух.
Ивашин пошел на пункт наведения. Не мешая майору Семенову, склонившемуся
над экраном, генерал подсел к индикатору кругового обзора. Привычный глаз
быстро разобрался в движениях зеленых капелек, падавших на линейку шкалы.
Задумчивое спокойствие зеленого дождя до смешного не соответствовало тому
стремительному, измеряемому долями секунды, что происходило в воздухе.
- Лег на курс, - услышал Ивашин голос командира звена капитана Короткова.
Ивашин взял микрофон
- Слива, видите самолеты?
- Вижу.
- Тип?
- "Хеншель-77".
- Опознавательные?
- Две полоски на киле. Цвета непонятны. Номеров на плоскостях не могу
разобрать: все сильно блестит.
"И тут это чертово солнце", - подумал Ивашин и спросил ведомого:
- А вы, Груша, видите номера?
И когда офицер записал ответ, Ивашин сказал:
- Не выпускайте их из виду. Ждите приказаний.
Ивашина вызвал командующий.
- Варшава сообщает: польских самолетов в этом районе не может быть.
Самолет индийской линии "Лёта" еще в Дели. Действуйте, как сказано.
- Ясно.
Ивашин почувствовал возбуждение, как бывало в давние школьные времена
перед зачетными полетами; как бывало на войне при встрече с врагом. Сейчас
он не в воздухе - на земле, но зато он и дерется не один, а всею мощью
дивизии, каждым движением которой должен управлять и в воздухе. За ее
успех или неуспех он отвечает во сто крат больше, чем если бы был в
воздухе сам.
Сквозь грохот и вой стартующих перехватчиков Ивашин силился разобрать
новое донесение Короткова:
- Вижу самолеты.
- Тип?
- "Дюсельдорф-три". Окна в фюзеляжах не настоящие.
- Что значит "не настоящие"?
- Нарисованы. Ясно вижу.
- Спасибо.
Еще вопрос ведомому:
- Груша, какие самолеты видите?
- Бомбардировщик. Вижу замаскированную башню.
Ивашин вместе с Семеновым следил за разворотом четверки. Что такое: вторая
слева блестка вдруг оторвалась и движется особняком. Да это же самый
молодой - ведомый второго звена лейтенант Армир Рашидов. Сейчас он скажет,
в чем у него дело. Нет, молчит.
- Листик, Листик... отвечайте... - ласково проговорил Семенов.
- Я Листик, я Листик...
- Куда вас понесло?
Рашидов молчит. Ивашин видит, что к моменту, когда "дюсельдорфы" окажутся
над границей, в позиции, удобной для атаки, перехватчиков останется только
трое. И те - в густом облаке. Может быть, это облако и смутило молодого
Рашидова.
- Пристройте Рашидова в пару, - скороговоркой бросил Ивашин Семенову.
Пока шел разговор Семенова с Рашидовым, штурман вывел тройку Короткова на
"дюсельдорфов".
- Сбросьте тысячу высоты... тридцать градусов вправо.
- Вижу! - слышится короткое восклицание ведущего.
Ивашину кажется, что он слышит, как забилось сердце летчика, словно в
самолете сидит он сам, а не капитан Коротков.
"Дюсельдорфы" снова легли прямо курсом к границе. Сейчас они окажутся у
советской земли в самом узком месте южного угла. Где-то на траверзе
Массалы. Отлично! Еще немного, и их можно будет сбить на законном
основании над своими территориальными водами. "На совершенно законном
основании", - мысленно повторил Ивашин. Он не вполне отчетливо понимал -
война это или еще не война? Нужны ему еще какие-нибудь приказания, чтобы
сбросить "дюсельдорфы" в море, или все зависит только от его летчиков?..
* * *
Ивашин, не отрываясь, глядел на две светящиеся точки в поле локатора, если
"дюсельдорфы" станут набирать высоту, намерение их будет ясно: удлиняют
глиссаду своих снарядов, чтобы достать до нефтерайона. Значит, задача его
истребителей - помешать им набрать высоту в ничейном небе.
Приказание Короткову - и зеленые слезки в стекле индикатора закапали все
дальше и дальше на ось высоты.
Ивашин считал секунды: тридцать... шестьдесят... девяносто - ход
"дюсельдорфам" вверх закрыт!
Ивашин подумал было: надо сказать Короткову, что делать дальше, но в этот
миг точки "дюсельдорфов" рассыпались мелкими блестками. Светящиеся
хвостики крошечных комет потянулись от них к земле. Управляемые снаряды!
Словно молния, освещая весь небосвод от края до края, возникла, осветила
мозг и претворила в действие мысль Ивашина. Он выбрасывал в микрофон слова
с четкостью скорострельного пулемета.
Семенов переориентировал летчиков, два оператора выдали со своих машин
расчеты для выхода на перехват, весь КП представлял собой одну синхронно
действующую, считающую, анализирующую и диктующую машину.
Ивашин констатировал факты и действовал сообразно этим фактам. Фактом было
нападение - значит, следовало уничтожить нападающего. Ивашин считал
секунды сближения своих перехватчиков с бомбардировщиками: секунда...
полторы... две... две с половиной... Три!
Голос Короткова:
- Атакую ведущего!
Ивашин представил себе, как Коротков установил на бортовом индикаторе
границы силуэта; как его рука подводят круг в прицеле: вот точка -
противник пока еще где-то правее и ниже центра. Коротков уверенно ведет
истребитель. Теперь и противник понял все: где-то очень высоко едва слышно
посыпался грохот очереди. Это пушка Короткова? Нет... Наверно, он еще
чуть-чуть дал от себя и прибавил газ. Точка стала черточкой. Она уже
ползет по горизонтальному волоску прицела. Чуть довернуть. Центр! Станция
перешла в режим прицеливания. Кружок на индикаторе. Дистанция близка к
действительному огню. Крест! Огонь!
- Коротков, выходи из атаки! - хотел бы крикнуть Ивашин, но, во-первых,
Коротков и сам сделает все, что нужно, во-вторых, наблюдение уже
докладывает:
- Слива атаковал.
- Груша атаковал.
Ни первого, ни второго взрыва не было слышно. Только движение двух
вражеских самолетов на экране резко замедлилось. Временами точки в
радиолокаторе стоят на месте - так беспорядочно было падение сбитых
самолетов.
* * *
Наземное наблюдение донесло, что видит горящие самолеты.
* * *
Коротков донес, что атакованный им бомбардировщик горит. Коротков просит
разрешения произвести вторую атаку по одному из ведомых "дюсельдорфов".
Семенов, не оборачиваясь, докладывает Ивашину, что один из ведомых
"дюсельдорфов" атакован второй парой перехватчиков. И тут же Семенов
как-то странно скашивает рот, и его слова делаются все тише:
- Один из перехватчиков отвалился с подозрительной беспорядочностью.
Похоже, что...
Ивашин с досадой машет рукой: остальное ясно. А сам "дюсельдорф"?
- Идет на посадку.
- В море?
- К берегу. Но, пожалуй, не дотянет.
- Обеспечить захват экипажа. Что с Коротковым?
- Атаковал вторично и...
- Ну же!
- Порядок!
На КП царит тишина, в которой с особенной отчетливостью слышно сухое
потрескивание электронных машин.
- А что Рашидов?
- Листик... Листик... я Пальма, отвечайте, - послышался голос штурмана. И
через полминуты: - Вот Рашидов, товарищ генерал, - штурман показал на
светлую звездочку у самого края экрана.
- В открытом море? - удивился Ивашин. - Начнет плутать... Молод...
И тут же, в подтверждение его слов, голос Рашидова:
- Потерял пространственную ориентировку.
* * *
Ивашин думает. Рашидов любит болтать: "Я самому себе доверяю больше, чем
приборам". Если бы не эта дурацкая самоуверенность, не потерял бы
возможности участвовать в бою. Сколько же нужно им повторять: над
облаками, над морем, ночью верь не себе, а только приборам. Твоя голова -
это только твой мозг. Один мозг одного человека с ограниченным опытом. А
умный прибор - это сгусток большого знания и опыта многих людей. Верь
приборам даже тогда, когда они противоречат твоим чувствам, твоим
предположениям и твоей уверенности.
Небось, отыскивая врага в облаках, Рашидов поверил своим глазам и
ощущениям больше, чем приборам. Вот и вертанул на сто восемьдесят от цели.
Ох, и задаст же ему Ивашин, когда тот отдышится!
- Помогайте Рашидову, - негромко, так, чтобы не слышали остальные офицеры,
сказал Ивашин Семенову и вышел с КП.
Вот и Коротков вылезает из самолета. Неважный вид. Уже знает о потере
одного из ведомых, а, чего доброго, думает, что и Рашидов не принял
участия в бою.
Коротков с трудом поднимает руку, чтобы помочь снять с себя шлем.
Выжидательно смотрит на генерала. Ивашин еще за несколько шагов
протягивает ему руку, а когда капитан смущенно принимает рукопожатие,
привлекает его к себе и целует. Ивашин чувствует на губах вкус соли,
слышит острый запах пропотевшего тела.
- А Рашидов-то, а? Преследует четвертый бомбардировщик, - весело сочиняет
Ивашин, чтобы помочь Короткову прийти в себя.
- А я думал... - Коротков недоговаривает, и его сухие губы силятся
сложиться в улыбку. Но только устало повторяют: - Значит, это был не
Рашидов...
Ивашин понимает, что Коротков говорит о сбитом ведомом. Да, капитан, это
не Рашидов. Это другой твой товарищ. Не такой молодой, не такой горячий,
более опытный и, уж во всяком случае, никогда не сомневавшийся в том, что
нужно верить приборам больше, чем себе. Но разве может кто-нибудь сказать,
когда приходит очередь летающего человека доказать, что он готов к жертве,
выше которой нет? Никто не знает этого, Коротков. Не знаешь и ты. Можешь
быть спокоен, капитан Коротков, ты сделал сегодня все, что должен был и
мог сделать: сбил два самолета противника. Улыбнись же в ответ на улыбки
товарищей.
Но вместо улыбки непослушные губы Короткова с трудом повторяют:
- Значит, не Рашидов. А кто?
* * *
Семенов дал Рашидову высоту вражеского бомбардировщика: 14500 метров; дал
точный курс: 135; дал скорость: 1100. Рашидов ввел эти данные в свою
установку. В его наушниках на разные тона и с разной силой стал слышен
сигнал станции, ведущей его прямо на противника. Скорость Рашидова - 1700.
Семенов высчитывает и сообщает Рашидову, когда на данных курсах произойдет
его встреча с противником. Рашидов не сводит глаз со шкалы дальномерного
устройства. Цели нет как нет. Снова всплывает из темной пропасти недоверия
упрямая мысль: "Приборы?! Все они хороши, пока в них нет надобности..."
На этой дистанции земля уже не может вмешиваться в воздушный бой. Рашидов
должен обходиться своими приборами поиска, перехвата, прицеливания и
ведения огня. Семенов спокойно уходит со сцены: он знает, что на дистанции
непосредственного сближения перехватчика с бомбардировщиком бортовая
установка Рашидова должна действовать вполне надежно и точно. Она поможет
ему выйти на дистанцию визуального наблюдения и открыть огонь. Откуда
Семенову знать, что Рашидова раздражает то, что на указанной Семеновым
высоте, где теоретически должно быть совершенно светло, воздушное
пространство представляет собой впервые видимый Рашидовым серебристый
слоеный пирог из забравшихся сюда необычно высоких перистых облаков. Дела
не спасет то, что им тут не место.
Факт: они тут. Они своим серебряным свечением ограничивают видимость. Они
лишают Рашидова возможности сказать, вывели ли его приборы на курс
бомбардировщика? Как-никак бортовая станция - сложное устройство:
передатчик предназначен для генерирования электромагнитных колебаний,
частота которых измеряется тысячами миллионов герц. Колебания генерируются
импульсами в десятые доли микросекунды - несколько тысяч импульсов в
секунду. И достаточно нескольких пропусков, чтобы нарушить правильность
работы системы, состоящей из приемника, антенны инидикаторного устройства,
вычислительного блока и других вспомогательных элементов Ошибка в одном
звене будет умножаться в других, и, вместо того чтобы поймать цель в
равносигнальную зону именно тогда, когда она будет на траектории полета
его снаряда, Рашидов выпустит их в белый свет. Ох, Рашидов, как велико у
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг