он увидел, было длинное лицо с мокрыми рыжими бачками - Остен-Сакен.
Придавив мальчику грудь коленом, он с помощью матроса быстро связывал ему
ноги.
- Теперь ты пойдешь кормить черноморских рыбок, - произнес барон. - Понял?
Ну, отвечай: понял?
Санька стиснул зубы. Барон ударил его ногой. Он смотрел на мальчика с
таким видом, словно придумывал, что бы еще сделать со своим маленьким
пленником, Но в эту минуту раздался крик немецкого офицера:
- К погружению! Русский самолет над нами!
Матросы поспешно спустились в люк. Барон нагнулся над Санькой, посмотрел в
глаза, с видимым наслаждением плюнул ему в лицо и последним исчез в рубке.
С тяжелым лязгом захлопнулся люк. Лодка быстро погружалась. Вода шипела и
пузырилась вокруг рубки. Волна лизнула борт, перекатилась через палубу,
накрыла Саньку и, подхватив его, сбежала за корму.
Прыжок в смерть
- Ну, что, малец, крепко тебе досталось? - услышал Санька над собою
знакомый голос.
Мальчик с трудом открыл глаза. В голове стоял тяжелый туман. Неодолимая
слабость сковывала тело. Тошнило.
Санька лежал на мягком песке на берегу, около гидробазы.. Рослый матрос
склонился над ним. Словно сквозь дрему слышал он, как люди над ним
говорили что-то ласковое, ободряющее. Почувствовал, как его поднимают,
несут. "Спать, спать!" - было единственным желанием.
Прошло немало времени, прежде чем Санька снова открыл глаза. Сквозь
разорванную надвое и давным-давно не стиранную занавеску в окно дежурки
рвались потоки света и тепла. Гудели мухи, где-то, казалось, очень далеко,
пробили склянки. Санька насчитал шесть ударов. Он осторожно шевельнулся.
На запястьях рук увидел белоснежные жгуты бинтов. Так же заботливо были
перевязаны ноги и царапина на плече от пули Остен-Сакена. Санька
окончательно пришел в себя и засмеялся от радостного ощущения бодрости. В
голове метнулась пугающая, но очень ясная мысль: "Паша!.. Житков!" На
память пришел весь разговор Остен-Сакена в каюте "Воли".
Санька вышел на спуск гидробазы. Ослепительное сияние, отбрасываемое
неподвижной водой, заставило его зажмуриться. Словно уснувшие птицы,
покоились на горячих досках слипа гидросамолеты. Около них не было ни
души. Санька шел вдоль аппаратов, трогал их рукою, будто желая убедиться в
реальности того, что он снова у себя, на любимой базе, среди милых его
сердцу летающих лодок. Он с грустью оглядел аппараты. Тяжко вздохнул:
брошены на произвол судьбы. Часть офицеров ушла на "Воле", с Тихменевым.
Летчики из матросов перешли на миноносцы, оставшиеся в Новороссийске.
Рабочие мастерских разбрелись кто куда. Тишина, не нарушаемая даже обычным
шуршанием ветра по расчалкам гидросамолетов, царила на базе. Неподвижный
зной висел в воздухе. Трудно дышалось. Радостное оживление, за минуту до
того владевшее Санькой, сменилось тяжелым чувством бессильной злобы на
бездушных дрянных людей, которые могли забыть службу, оставить свои
самолеты! Это казалось ему непостижимым. Сердце щемило от жалости к боевым
птицам, брошенным, как ненужный хлам. Сесть бы вот сейчас в аппарат,
взяться за ручку и лететь, лететь куда глаза глядят...
Санька перелез через борт ближайшего гидросамолета и уселся за управление.
Впервые он чувствовал себя здесь полным хозяином. Потрогал сектор, подал
команду воображаемому мотористу: - Контакт!
И сам себе ответил:
- Есть контакт!
- Лететь собрался? - послышался вдруг над его головой насмешливый голос.
Санька смущенно поднял глаза и увидел унтер-офицера Ноздру, одного из
немногих летчиков, оставшихся на базе. Санька недаром считал Тараса Ноздру
своим другом. Матрос действительно любил разбитного, толкового парнишку.
Больше всех приложил он сегодня усилий к тому, чтобы выловить мальчика из
воды после погружения немецкой подлодки.
Ноздра присел на борт гондолы. Тонкая тельняшка плотно облегала крепкое,
большое тело. Закатанные по локоть рукава обнажали мускулы загоревших рук.
Ноздра поднес к глазам бинокль.
- Сейчас начнут топить корабли, - сказал он.
Санька даже привскочил:
- Сейчас?.. Топить?!
- Назначено на три часа... Вон "Свободную Россию" уже буксируют на большую
воду.
- Где, где? - испуганно пролепетал Санька. - Тарас Иванович! Мне надо
сейчас же туда, на линкор.
Мальчик задыхался от волнения.
- Эка, хватился! - сказал Ноздра. - Сейчас "Керчь" будет его торпедировать.
- Тарас Иванович, нельзя этого, нельзя! - со слезами в голосе крикнул
Найденов. - Там Пашка!
- Какой еще Пашка? Оттуда все давно смайнались.
- Тарас Иванович, - не унимался Санька, - вы ж мне друг, Тарас Иванович!
Пашка там!.. Его туда Тихменев с приказом к Терентьеву послал. Если не
убили они Пашку, Негде ему больше быть!
Ноздра соскочил с борта лодки и пристально поглядел на мальчика.
- Думал, бредишь ты, малый...
Больше он не сказал ни слова, полез в самолет. Да Найденов и не нуждался в
словах. Он понял: сейчас Ноздра полетит к "Свободной России". Вот это
человек! На самолете они мигом догонят линкор. Не ожидая приказаний,
Санька выбрался на палубу лодки и взялся за винт. Мотор был запущен.
Санька прыгнул в кабину и махнул рукой. Ноздра дал газ. Гидросамолет с
плеском и шипением врезался в воду и побежал, оставляя за собой пенистый
след. Срываемые воздушной струёй брызги серебряным туманом стлались за
аппаратом. Через минуту он оторвался от воды: Ноздра взял направление на
внешний рейд.
Гидросамолет проходил над миноносцем. Названия не было видно. Санька и
Ноздра заметили, как от борта другого миноносца, стоявшего на траверзе
первого, протянулась по воде белая пенистая полоса - след выпущенной
торпеды. Оба поняли, что торпедой стреляла "Керчь". За шумом мотора они
почти не слышали взрыва. Видели только, как высоко к небу поднялся
сверкающий столб кипящей воды и разлетелся прозрачным туманом. Сквозь этот
туман Найденов увидел высоко вздыбившийся нос смертельно раненного
корабля. На нем ярко горела медь надписи: "Фидониси". Ноздра сорвал шлем и
склонил голову, словно перед ним было тело погибшего друга.
Гибель "Фидониси" послужила сигналом ко взрывам на остальных кораблях, где
были заложены подрывные патроны. Одна за другой хлестали по воде струи
желтого пламени. Воздух дрожал и стонал от взрывов. На кораблях, в вихрях
воды, поднятых взрывами, трепетали яркие полотнища флагов. Все тот же
традиционный предсмертный клич русских боевых кораблей: "Погибаю, но не
сдаюсь".
- Тар... Ив... ныч!.. - надсаживаясь, крикнул летчику Санька. -
Садитесь... Ближе к линкору!
Ноздра отрицательно качнул головой и показал вниз: "Керчь" полным ходом
шла к "Свободной России", чтобы нанести ей последний, смертельный удар
торпедой.
- Сейчас дадут торпедный залп! - крикнул Ноздра Саньке в самое ухо.
Мальчик стиснул кулаки:
- Пашка там... Пашка!
Самолет проходил над линейным кораблем. Просторные палубы были пусты.
Гордо вздымались к небу стройные башни мачт с неподвижно повисшими флагами
сигнала. Будто приготовившись к залпу, смотрели на правый борт орудия
главной артиллерии.
Санька растерянно огляделся: сейчас от борта "Керчи" протянется к линкору
пенистый след торпед, раздастся взрыв, и Пашка...
Нет, этого не может быть, не должно быть! Любою ценой спасти друга! Санька
решил сделать последнюю попытку уговорить Ноздру сесть. Уже потянулся было
к матросу, но зацепился за какой-то толстый белый конец, свисающий внутрь
корпуса лодки. Жюкмес!.. Санька откинулся внутрь лодки и стал лихорадочно
искать лямки парашюта. Быстро надел их, застегнул на груди. Теперь
остается выпрыгнуть за борт, Санька не думал о том, что будет дальше. Он
знал одно: другого способа попасть на корабль нет. Между тем Ноздра сделал
такой крутой вираж, что самолет забился в лихорадочной дрожи. Снова пошел
прямо к "Свободной России", Видно было, как за кормою "Керчи" спадает
бурун. Приблизившись к линкору на дистанцию торпедного выстрела, миноносец
застопорил машины.
Самолет подходил к линкору. Прежде чем Ноздра успел понять, что происходит
у него за спиной, Санька подтянулся на руках и перелез через борт лодки на
крыло. К встречному потоку воздуха присоединялась тяга высоко
расположенного винта. У мальчика едва хватило сил, чтобы, цепляясь за
стойки бипланной коробки, не дать втянуть себя этому мощному вентилятору.
Прошло несколько минут, прежде чем удалось выбраться на середину крыла.
Казалось, все сговорилось не пускать его, мешать ему: встречный ветер,
рвавший на нем одежду; путаница дрожащих, свистящих на все голоса
растяжек; наконец, тянущийся за спиной строп жюкмеса, - чтобы протащить
его между стойками, пришлось отстегнуть карабин. На несколько мгновений
Санька повис над бездной, даже не связанный с парашютом. Его маленьким
пальцам не сразу удалось снова защелкнуть у воротника тугой карабин
толстого белого стропа. И тут мальчику стало страшно. Ведь он никогда не
прыгал с парашютом! Даже толком не видел, как прыгают. Только слышал
однажды рассказ о том, как летчик прыгнул с загоревшегося самолета, как не
раскрылся парашют... Было невыносимо страшно. Так страшно, что он не мог
не только посмотреть вниз, но даже обернуться на Ноздру. Обернешься - и
тогда... тогда может не хватить смелости на прыжок.
Санька закрыл глаза и судорожно сжал перед лицом маленькие ладони. Ведь
так нужно было нырять...
Мы дружбу связали канатом...
По-видимому, на "Керчи" не поняли намерения парашютиста или заметили его
слишком поздно. В ту самую минуту, когда мальчик коснулся поверхности
моря, у борта "Керчи" появилось маленькое облачко. В воздухе мелькнуло
длинное тело торпеды. Ее белый след на воде стремительно приближался к
"Свободной России". Невольный крик вырвался у людей на "Керчи", когда там
заметили падение парашютиста неподалеку от линкора, - ведь взрыв торпеды
должен был быть для него смертельным. Санька и сам видел движущийся на
него пенистый гребень, но не сделал попытки отплыть от корабля. Он знал,
что это безнадежно. Уйти от взрыва было немыслимо. Но сейчас он даже не
испытывал страха. Лишь досада наполняла его - острая досада, что так и не
успел спасти. Пашку. И вдруг он ясно увидел: торпеда пущена неверно, она
не попадет в корабль!
Когда торпеда действительно прошла под носом линкора, не задев его,
радость охватила Саньку.
Матросские голоса кричали с "Керчи":
- Плыви прочь!.. Уходи!.. Уходи от корабля!
Быстро спустили шлюпку.
Санька поплыл. Но он направился вовсе не в сторону шлюпки с "Керчи", а к
обреченному дредноуту. Быстро достиг трапа и побежал вверх. Через минуту
его маленькая фигурка затерялась среди палубных надстроек.
Санька стрелой несся по палубе. Нырнул в первую попавшуюся дверь, помчался
по внутренним проходам корабля. Если Житков попал в ловушку, - его заперли
где-нибудь недалеко от командирского салона, так же, как был заперт и он
сам на "Воле". Подальше от матросских глаз.
Вот и командирский салон. Все здесь говорило о поспешном бегстве хозяев.
Санька остановился и крикнул:
- Паша!.. Пашенька!..
Эхо гулко понесло его голос по стальным закоулкам броненосца.
Санька затаил дыхание.
Эхо, дробясь, потерялось где-то вдали.
Было тихо.
- Паша!.. Пашенька! - едва не плача, повторял мальчик.
Снова бежало звонкое эхо, отскакивая от переборок и палуб, ломаясь и
затихая.
И снова ответом ему было молчание покинутого корабля.
Санька еще раз заглянул в боковые каюты: пусто, беспорядочно разбросаны
вещи. Забежал в командирскую спальню. Большой серый кот уютно спал в
койке. У дверей ванной грудой лежали чемоданы, несессеры, портпледы,
носильные вещи, - еще одно свидетельство растерянности и поспешного
бегства. Санька в бешенстве ткнул ногой в эту груду.
- Гады окаянные! - пробормотал он, стиснув зубы. Ему и в голову не могло
прийти, что за дверью, заваленной этими вещами, томится его друг Житков.
Санька собрался уже уйти из салона, чтобы продолжать поиски, когда ему
почудился едва уловимый высокий звук. Казалось, будто он слышит свист.
Прислушался. Свист повторился. Санька уловил мотив любимой песенки,
которую они не раз певали с Пашкой:
Закурим матросские трубки
И выйдем из темных кают.
Пусть волны доходят до рубки,
Но с ног они нас не собьют.
На этой дубовой скорлупке
Железные люди плывут.
Да это же он и есть: милый друг Паша! Так вот куда его запрятали, гады! Но
как он сюда попал, зачем тут очутился? Впрочем, сейчас не до рассуждений:
надо выручать Пашку... Пашу... Пашеньку:
- Паш!.. А, Паш! - что было сил закричал Санька и замер в ожидании ответа.
- Сань!.. Ты, Сань?
- Паша!
Санька искал глазами что-нибудь потяжелее, чем бы ударить в дверь. Брался
за одно, другое, - все было либо привинчено к палубе, либо никак не
годилось, чтобы таранить прочную дверь каюты. И тут, пожалуй, в голосе
Саньки послышалось уже что-то похожее на слезы:
- Паша, давай вместе. Надо высадить дверь-то. Высадить, говорю.
Из-за двери послышались глухие удары. Санька рванул - заперто. Он хватал
самое тяжелое, что попадалось под руку, но все разлеталось от ударов о
толстую сталь двери. Тяжело дыша, он задумался.
Ум и сноровка подсказывали Саньке, что тут нужно действовать методически,
с инструментом в руках. Минуты, понадобившиеся на то, чтобы сорвать с
переборки прохода пожарный топор и ломик, показались долгими часами. Но
зато вскоре дверь была отперта. Из ванной выполз Пашка.
Спущенная "Керчью" шлюпка подошла к "Свободной России" и приняла юных
друзей. Через несколько минут "Керчь" дала новый торпедный залп. На этот
раз торпеда взорвалась под носовой башней "Свободной России". Дредноут
вздрогнул, но никаких повреждений не было видно. Снова и снова стреляла
"Керчь". Корабль оказался необыкновенно прочным. Спроектированная русскими
инженерами, построенная на русском заводе, "Свободная Россия" не хотела
умирать. Только после шестого попадания в самую середину корпуса
бело-черный дым взметнулся над кораблем. Облако дыма заволокло весь линкор
- с башнями, с трубами, по самые клотики.
Когда дым рассеялся, с "Керчи" увидели, что плиты бортовой брони сорвались
с дубовой подшивки. Брешь, окрашенная по краям кровавыми полосами сурика,
зияла, как огромная смертельная рана. Корабль слегка покачивался. Еще одна
торпеда - и потоки вспененной взрывами воды устремились в пробоины.
Корабль медленно кренился на правый бок с одновременным дифферентом на
нос. По мере увеличения крена все сильнее слышались на корабле треск,
грохот, звон. Срывались с креплений катера, шлюпки, приборы. Все это с
неимоверным шумом неслось по палубе, скатывалось в воду. Под конец
поползли со своих гнезд-установок семьсотпятидесятитонные броневые башни
главной артиллерии. Сперва медленно, едва заметно, потом все быстрее и
быстрее ползли они по кренящейся палубе, все сбивая на своем пути, ломая и
сминая дерево, железо, сталь. Вытянув к воде жадные хоботы
пятидесятичетырехкалибровых пушек, башни нырнули в пучину. Вода закипела
пеной. Высоко вскинулась погребальная волна.
Из недр корабля продолжал доноситься предсмертный скрежет. Ударяли по
бортам скатывающиеся со стеллажей в погребах тяжелые снаряды, срывались с
фундаментов не выдержавшие такого крена машины. Их удары в корпус были
слышны далеко. Казалось, таинственные силы, сопротивляясь концу, судорожно
бушевали внутри корабля.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг