Пестрый грохот равнины китайской,
Змей крылатый в пустынном саду
Часто прятался полночью майской.
Юноша читал хорошо. Карела Ярсовича до слез пробрало, когда Змей,
похитив красавицу, вещал:
"Я
красавиц таких, лебедей
С
белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной.
Но еще ни одна не была
Во дворце моем пышном, в Лагоре:
Умирают в пути, и тела
Я
бросаю в Каспийское море..."
"До чего хорошо! - думалось Карелу Ярсовичу.- Господи, до чего же
хорошо сказано!"- Ей богу, он готов был заплакать.
И тут на сцену и впрямь выплыли лебеди: настоящие, белые, по-лебединому
кричащие, и вода в круглом пруду вроде была настоящей, а кругом
закружились в волшебном танце белоногие и белогрудые красавицы, не
стесняющие себя излишней одеждой. Смотреть на них было хорошо. Карел
Ярсович никогда не любил балета, да и, в сущности, никогда не видел его
по-настоящему. Но это был БАЛЕТ. Хотелось еще и еще смотреть на эту
совершенную грацию, забыть обо всем, отдаться душой и глазами таинству
танца, и переживать глубоко-глубоко в сердце, как первое увлечение юности,
каждое движение гибкой руки, каждый жест выточенной ножки.
Между тем за столиком мэра неожиданно появился еще один человек. Перед
ним тотчас возник бокал, и он, налив вина, поглядывал на Карела Ярсовича и
потягивал себе из бокала, ожидая, когда мэр очнется от чар.
Музыка кончилась. Балерины растаяли в воздухе вместе с прудом и
лебедями, на сцене показался скрипач. Он нес скрипку поразительно длинными
руками, и когда заиграл, все узнали знаменитые каприччио. Это был
Паганини. Поняв, наконец, что происходит нечто сверхъестественное, мэр
беспомощно оглянулся вокруг и встретился с добродушным взглядом сидящего
напротив незнакомца.
- Простите, Карел Ярсович, я не хотел мешать искусству. Моя фамилия
Аркебузов. Георгий Васильевич. Это я пригласил Вас сюда.
- Очень приятно...- начал было мэр, но Аркебузов жестом остановил его.
- Не нужно. Вам не очень приятно. Будем честны друг с другом, тем
более, что беседа нам с Вами предстоит сугубо деловая.
Карел Ярсович что-то пробормотал.
- Не переместиться ли нам в более спокойную обстановку? - спросил
Аркебузов.
- Как Вам будет угодно.
- Тогда пойдемте.
Мэр сделал робкую попытку подозвать официанта, но тот не хотел его
замечать.
- Ну что Вы, Карел Ярсович! Ведь Вы у меня в гостях. К тому же Вы съели
гораздо больше, чем думаете. Пойдемте.
Озадаченный последней фразой, мэр почти незаметно для себя скользнул
вслед за Аркебузовым в маленькую боковую дверь и, пройдя по длинному
школьному коридору, очутился в освещенном зеленою лампой кабинете.
- Присаживайтесь,- сказал Аркебузов, указывая на кресло.- Какое вино Вы
предпочитаете в этот час?
Карел Ярсович хотел было отказаться, но прислушавшись к себе, понял,
что с удовольствием выпьет.
- Аи,- сказал он.
- Чудесно. Здесь есть отличное аи, Кеша!
Откуда-то появился худощавый Кеша с подносом, на котором стояли два
бокала и бутылка вина. Кеша обтер ее полотенцем, видимо, вино было из
лучших - бесшумно открыл бутылку, так же, не произведя ни единого, даже
самого ничтожного звука, разлил вино по бокалам и удалился, помахивая
подносом.
- Человек-неслышимка.
- Простите, кто? - не понял мэр.
- Неслышимка. Ценю его за то, что он все делает бесшумно.
- А как это ему удается?
- Так же, как и невидимке,- вопросительный взгляд мэра.- Он раздевал
Вас внизу.
- А-а...- полуутвердительно пропел Карел Ярсович. Вид у него был жалкий.
- Дорогой мой, не думайте, что я Вас мистифицирую или разыгрываю. Здесь
все настоящее. И Паганини, и Павлова, и Истомина, и невидимка, и
неслышимка в том числе. Вы хотите объяснения? Хорошо, я попробую Вам
объяснить. Если Вы не марксист, Вы меня поймете.
- Всех марксистов еще в сорок четвертом перестреляли,- мрачно изрек
Карел Ярсович и подумал: "Если бы на моем месте был Саитов!"
- Если не ошибаюсь, Вашего отца тоже?..
"Откуда он знает?"- пронеслось в мозгу, но мэр овладел собою.
- Если я смогу понять Ваши объяснения, буду благодарен за труд.
Вино было вкусным, но с каждым глотком мэр становился трезвее.
- Ну что ж, тогда слушайте. Сегодня в полночь произойдет событие,
которое увенчает собой сотворение этого мира. И произойдет оно не без
моей, и не без Вашей помощи. Не спешите вспоминать бред Экса. Он сообщил
Вам только то, что сообщить было нужно, к тому же основательно все
переврал. Вас удивляют невидимка и неслышимка? А как Вам понравится
утверждение, что наша душа - неощутимка? Ее невозможно ощутить, пока часть
своей энергии она не израсходует на то, чтобы стать ощутимой. Потеря
видимости и слышимости - лишь одна из форм экономии душевной энергии. Все,
что Вы видите вокруг - это лишь способы оформления вовне той энергии,
частью которой являются наши души. Если вся она оформляется внешне, то
получается бездушная материя, если... Но это частности. Вы понимаете меня?
- мэр кивнул - Пойдем дальше. Вы задумывались когда-нибудь о том, как
существует искусство? С одной стороны - благодаря нам, творцам его и
зрителям, а с другой стороны у него собственные законы развития. Но
несмотря на эти собственные законы, оно существует в тех формах, в какие
мы его заключаем. Сравните с другими плодами человеческого воображения -
ведьмами, русалками, привидениями... Они ведь тоже существуют благодаря
нам, благодаря тому, что часть нашей духовной энергии идет на их создание.
И получается то же самое: энергия существует автономно, но в тех формах, в
какие заключает ее человечество.
Если будет все человечество думать об инопланетянах, энергии, ушедшей
на это, вполне хватит для их синтеза и существования.
Будет думать о ведьмах, вурдалаках, и прочей нечисти, и они появятся, и
будут делать все то, что приписывает им молва. Я опускаю целый ряд
тонкостей, связанных с условиями синтеза.
Скажу только, что тот вариант исторического развития, в котором
находимся мы с Вами, прямо ведет к сотворению нечисти. Кстати, сегодня на
сцене кабаре Вы видели реальные души реальных людей. Души умерших
существуют, пока о них помнят. Конечно, если о них никто не помнит, они
тоже могут существовать, во внутренней форме, но это почти равносильно
небытию, и обычно такие души любят в кого-нибудь вселяться.
Но простите, я снова отвлекся. Я хотел сообщить Вам, что весь комплекс
земной нечисти создан, создан впервые в истории Земли. А сегодня в полночь
будет сотворен САТАНА.
Все это Аркебузов излагал между прочим, то и дело прикладываясь к
бокалу, и его спокойствие, то, что все это ему давно известно, полностью
парализовало мэра.
- Мэр, что с Вами? Вы слышите меня? Кеша! - появился Кеша с
вентилятором и пузырьком одеколона.- Освежи!
Кеша окропил Карела Ярсовича, и включив вентилятор, держал его до тех
пор, пока мэр не пришел в себя. Затем быстро исчез.
- Простите, Георгий Васильевич.
- Пустяки. Вы пришли в себя?
- Да, вполне.
- И все еще не верите мне?
Мэр молчал. Ему вдруг захотелось получше рассмотреть кабинет.
Он встал с кресла, подошел к окну. Бушевала вьюга. Горы снега летели
вдоль стекла, но казалось, ни одна снежинка не смела коснуться его
поверхности. Мэр потрогал щель - сквозняка не было. Но приятная и
настораживающая прохлада временами ощущалась на лице: должно быть,
работала вентиляция.
- Так как же, мэр? Вы верите мне?
Карел Ярсович улыбнулся. Он впервые не чувствовал страха.
Что-то изменил в нем минутный обморок. Или он сходит с ума?
- Верю, Георгий Васильевич. Но верю умом, а душой, простите, не могу.
И тут словно откуда-то сверху опустилась на него волна страха, и
ссутулившись, и как-то жалко улыбаясь, Карел Ярсович занял свое место.
Аркебузов усмехнулся.
- Вы в полной безопасности, мэр. Не пугайтесь. Я попробую убедить Вас
иначе.- Аркебузов хлопнул в ладоши, и из темноты вылетел огромный
морщинистый хобот с четырехпалой рукой на конце. Другой его конец венчала
голова, для которой он служил неким подобием шеи.
- Слонозмей,- представилось чудовище.
- Карел,- ответил ошеломленный мэр.
- Я покажу Вам портрет Сатаны,- Слонозмей неведомо откуда извлек
небольшой портрет и ловко кинул его в руки мэра.- Его имя Рибо Андер.
Должен признаться, что портрет, столь неожиданно оказавшийся в руках
мэра, ничем не отличался от портрета, висевшего в спальне вдовы.
6.
Утром тринадцатого февраля лейтенант Кобрин принял дежурство по
участку, и должен был провести в отделении всю долгую ночь. К вечеру
началась вьюга, все разбежались по домам, пожелав ему спокойного
дежурства, и он, затопив камин, улегся спать на кушетке - кого принесет в
такую погоду! Однако же спалось ему недолго. Часов в десять он проснулся
от холода, зажег свечу. Камин давно не горел, и в окно надуло. Слава
развел огонь, и примостившись в плетеном кресле у камина, принялся
мечтать. Нетрудно догадаться, о чем были его мечты.
Дело в том, что Славу Кобрина давно преследовал рок: стоило ему
страстно влюбиться,- и это уже было гарантией того, что его любовь
останется безответной. Началось все еще с детского сада, потом было
несколько историй в школе, и вот теперь снова...
"Ах, женщины!- думал несчастный лейтенант,- вы всегда предпочитаете
презирающих вас. Отчего вам скучны любящие?"
Он чувствовал, что и Ксения скоро соскучится с ним, и потому заранее
страдал. Горькие его размышления прерывались порою воем разгулявшейся
вьюги, тогда он плотнее кутался в казенный полушубок, и зябко поводил
плечами. Вдруг жалобно и тоскливо зазвонил телефон."Кому это потребовалась
милиция? Или стихийное бедствие?"- успел подумать лейтенант, снимая трубку.
- Лейтенант Кобрин!
В трубке послышалось чавканье - очевидно, на том конце ели что-то
сладкое. Сытый голос произнес:
- Товарищ лейтенант! Опять у вдовы чертовщина во флигеле!
Приходите, увидите,- фраза завершилась замечательной по своей
музыкальности отрыжкой, и трубку повесили.
"Вдова! Ах, Ксения Львовна!"- сердце бедного лейтенанта затанцевало от
радостного предчувствия, и даже мысль не закралась, что кроме вьюги бездна
других опасностей может таиться за темными окнами. Да и идти-то было всего
один квартал, какие-нибудь семьсот метров - пустяки!
Вьюга пронизала насквозь худенькое тело лейтенанта и понесла его по
направлению к флигелю. Ему мерещились зовущие на помощь голоса, он
закрывал глаза рукой от слепящего снега и терял ориентировку. Многократно
удлинила его путь вьюга. Она бросала из стороны в сторону бедного
лейтенанта, дважды сажала в словно бы нарочно для этого наметенный сугроб,
и он долго барахтался и тонул в снегу, прежде, чем ему удавалось
выбраться. Не имея на себе ни одной сухой нитки, до костей промерзший, он
наконец добрался до флигеля. Сквозь беснующиеся облака снега Кобрин
разглядел голубоватый свет, льющийся из окон, и решил войти. Страха Кобрин
не испытывал. Он желал ее увидеть. Желал всей заиндевевшей на ветру душой
еще хоть раз коснуться ее руки."Потом можно и умереть,"- подумал он, и
показалось на миг лейтенанту, что дверь во флигель - это дверь в небытие.
Но обратной дороги не было.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг