Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
соответствующим лицам.
   Судьба этих несчастных почему-то совсем не беспокоила меня.
   Может быть, потому, что я стал кочком?
   И потому еще, что ко всему привыкаешь.
   И потому, что, как наставлял падре Пабло вслед за  отцами  церкви:  "не
пожелай зла ближнему своему"; "но кто из отцов церкви, - добавлял падре, -
определил, кого считать ближним своим, а кого - дальним?"
   Что черепахе кажется весьма удаленным, то угрю, плывущему  метать  икру
за десять тысяч миль,  представляется,  можно  сказать,  за  углом.  Верно
говорила донна Бланка дону Грасиенто:
   "Когда ты целуешь меня - я  тебе  близкая,  но  ведь  не  всегда,  надо
думать, ты будешь меня целовать".
   И "соответствующие лица" уводили чужестранцев, доверенных их попечению,
на достаточное расстояние, так что, строго говоря, их уже  можно  было  не
причислять к категории близких или ближних, что, по существу,  одно  и  то
же.
   Раз  в  неделю  все  кочки  собирались   у   дворца   королевы,   чтобы
барбарбариться. Обязательная церемония эта, или состязание, заключалась  в
том, что пара за парой барбарбарили что-нибудь или кого-нибудь -  например
королеву или честнейшего герцога Санчоса.
   Один из соревнующихся терял голос раньше - на сотом, тысячном  или  еще
каком-либо барбаре, другой, соответственно, побеждал.
   Победителю вручали награду: десять,  двадцать,  пятьдесят  лягушек,  то
есть, я хочу сказать, - лебедей. Ну, а побежденного отправляли  к  тем  же
"соответствующим лицам".
   Барбарбаренье напоминало корриду после того, как пролита первая кровь и
люди слегка опьянены близостью смерти.
   Когда ты слышишь, что кочк,  задыхаясь  и  обливаясь  потом,  с  трудом
вышептывает последние барбары - "избарбарился", как  здесь  выражаются,  -
будь уверен, что в преисподней чистят уже для него сковородку.
   Около колючей проволоки водятся  особые  жабки  -  малиновые  с  синими
пупырышками.  Они  издают  звук,  похожий  на  "бар-бар",  так  что,  если
заблаговременно  поймать  несколько  жабок  и  проглотить  их,  во   время
барбаренья можно порой давать  себе  передышку  и  только  открывать  рот.
Глотанье  жабок,   если   оно   изобличено,   также   карается   передачей
"соответствующим лицам".


   ...Так протекала моя  жизнь,  день  за  днем,  неделя  за  неделей,  от
барбаренья к барбарбаренью.



   8

   Эта глава, не  стыжусь  признаться,  внушает  мне  серьезные  опасения,
потому что если до сих пор сообщалось о явлениях и событиях _неизвестных_,
то теперь нам предстоит ознакомиться с событиями _невероятными_.
   Возможно, кое у кого возникает  вопрос:  "Не  избарбарился  ли  старина
Хосе, можно ли доверять ему?"
   Что ж, вольному воля.
   "Капитан, принимающийся за составление морских записок,  орудуя  пером,
должен быть столь же неустрашимым, как и  тогда,  когда  в  руках  у  него
штурвал, - пишет сэр Джошуа. -  Встретив  не  острове  говорящих  лошадей,
моряк не скроет этого факта. Тем более, что способность к  членораздельной
речи не могла ведь быть дарована бессловесному, в основном, животному  без
воли  Провидения.  Узрев  корабль-призрак,  моряк  спокойно  и   тщательно
знакомится с особенностями его оснастки.  Но,  внимательно  изучая  факты,
моряк с презрением отметает домыслы. Если на  страницах  записок  появится
_привидение_  (именно  привидение,  а  не  Провидение),   спускающееся   с
грот-мачты или поднимающееся из  трюма,  будьте  уверены,  что  сочинитель
начинал свои плаванья в корыте и закончил в пивной  кружке;  с  презреньем
отбросьте такие "морские записки" - это подделка".
   И все же обстоятельства вынуждают  меня  восьмую  главу  почти  целиком
посвятить именно _привидению_.
   Потому что как же поступить иначе, если оно  сыграло  решающую  роль  в
горькой моей судьбе, и лишь  благодаря  его  вмешательству  Хосе  Альварес
снова из кочка стал капитаном, которого знают и любят во всех портах.
   Послужит ли мне хоть некоторым  извинением,  -  сэр  Джошуа,  я  к  вам
обращаюсь с этим вопросом,  -  то,  что  речь  будет  идти  не  о  рядовом
привидении, а о Бланке, особе, как  подтвердят  многие,  вполне  реальной,
лишь явившейся на сей раз _в форме_ привидения?
   Ведь женский пол именно тем и отличается от  мужского,  что  форма  для
него,  вопреки  распространенным  предрассудкам,   не   имеет   серьезного
значения. Известен случай, когда  неопытный  молодой  ангел  подружился  с
бродягой и, изрядно хлебнув с ним, переодел этого последнего шутки ради  в
форму полицейского.
   И что  же?  Новоявленный  полицейский  сразу  же  после  перевоплощения
нацепил на бывшего дружка ручные кандалы, поскольку у ангела не  оказалось
необходимых документов, а одни лишь крылышки,  не  утвержденные  в  данной
стране как вид на жительство.
   - Много вас таких! - рявкнул бывший бродяга, а ныне полицейский чин. И,
сам удивляясь своему рявканью, пояснил:
   - Поскольку на мне теперь форма,  то  она  соответственно  видоизменяет
облекаемую ею сущность. Хочешь не хочешь, а я должен поступать в  гармонии
с видоизмененной сущностью,  и  это  не  нашего  разумения  дело.  Ступай,
ступай, в комиссариате разберутся! - закончил полицейский чин, подталкивая
ангела.
   Ангелок этот до сих пор мается по судам и тюрьмам.
   Иначе обстоит у вас, уважаемые сеньоры, миссис, мадам и вообще женщины!
   - А шляпочки, тряпочки, туфельки? - перебьет читатель.
   - Шляпочки и тряпочки - вовсе не _форма_, как ее  следует  понимать,  а
совсем иное!
   Сеньора может предстать перед вами в облике анаконды или безобиднейшего
ужа, блудницей или святой, львицей рыкающей или кошечкой. Но все сие не по
ранжиру  и  уставу,  а  неисповедимыми   путями,   какими   голубое   небо
заволакивается  грозовой  тучей,  а  через  известное  время  вновь  сияет
солнечной голубизной.
   Не тряпочки определяют сущность сеньоры, а сеньора передает часть своей
сущности  тряпочкам,  не  теряя  при  этом  ни  тепла,  ни  массы.   Можно
утверждать, что если бы упомянутый выше ангел проделал  свой  необдуманный
опыт не с бродягой, а с бродяжкой, уличной дивой, то последняя, для  смеха
напугав ангела, пожалела бы его затем и отвела вместо полицейского участка
в собственную свою обитель, где казенная форма  потеряла  бы  и  последнее
значение.
   Таково свойство женщины.
   Да, сеньоры! Если у тебя на борту женщина, ты тонешь. Хосе  Альварес  и
сам  именно  по  этой  причине  семнадцать  раз  терпел   кораблекрушения,
выбрасывался на коралловые рифы и необитаемые острова, недоваренный  чудом
выскакивал из котла каннибалов, который,  так  сказать,  весело  кипел  на
комельке.
   Но если, не имея на борту женщины, вы не  терпите  кораблекрушения,  то
только потому, что мир тогда превращается в безводную пустыню.
   Таково главное противоречие, разрешить которое не было дано  ни  одному
из сорока семи  миллиардов  семисот  шестнадцати  миллионов  джентльменов,
разновременно обитавших на нашем шарике.
   ...В ту сто семьдесят пятую с момента моего прибытия в Иллюзонию ночь я
спал неспокойно. Накануне происходило барбарбаренье, и  голова  моя  чудом
осталась пришвартованной к плечам.
   По  пути  ко  дворцу  я  по   счастливой   случайности   поймал   тощую
малиново-синюю барбарную жабу и успел  наскоро  проглотить  ее  до  начала
состязаний.
   Эта предосторожность и спасла меня.
   Почувствовав, что голос окончательно сел, я сильно надавил на живот,  и
нечистое  животное  забарбарило   вместо   меня.   Жаба   квакала   слабо,
препречестнейший герцог бросил было недоверчивый взгляд, но я уже собрался
с силами и заквакал, то есть забарбарил сам.
   Победа осталась за мной.
   Теперь мне снился мой напарник - милейший седенький кочк.
   Как он переправляется через  Стикс,  занимая  на  барке  Харона  место,
забронированное для меня.
   И как он  стоит  у  престола  Всевышнего.  И  Всевышний  растолковывает
окружающим, что пожаловал  старичок  в  небесные  чертоги  не  в  очередь,
вследствие маленькой хитрости некоего Хосе.
   И как старичок, в жизни не обронивший бранного слова, честит в  чертоге
Хосе Альвареса сперва малым, а потом и большим морским загибом.
   И продолжает честить, несмотря на предупреждение Всевышнего, так что  в
конце концов, чертыхаясь, проваливается в тартарары.
   Я будто слышал во сне голос старичка, и  от  этого  на  сердце  скребли
кошки.
   Не открывая глаз, я вытянул шею, чтобы отхлебнуть из лужи добрый глоток
иллюзо,  после  чего,  как  я   знал   по   опыту,   скребущие   кошки   и
новопреставившиеся  старички   рассеются   в   розово-золотой   дымке.   Я
наклонился, но не успел коснуться жаждущими губами спасительной лужи.
   - Ставлю четыре бочки рома против дохлой каракатицы, я обломаю  о  тебя
кочергу, если ты вздумаешь снова наиллюзониться, - прогрохотал  надо  мной
голос, который я различил бы среди голосов  всех  сеньор,  львиц  и  гиен,
населяющих наш шарик и иные населенные шарики. -  Посмотри  мне  в  глаза,
брюхоногий моллюск, футляр от контрабаса, начиненный лягушками.
   - Мог ли я ослушаться...
   В трех шагах от меня стояла донна  Бланка,  то  есть  привидение  донны
Бланки, самое ее ничто не заставило бы бросить таверну "Шестеро гусят";  и
в виде привидения прекрасная сеньора мало что проиграла в прелестях,  весе
и плотности.
   Да, сеньоры! До этой страницы я не дерзал описывать  красоту  владычицы
моего сердца, как не дерзал разбирать стати Дульсинеи Тобосской мой земляк
из Ламанчи. Робость сковывала наши уста. И  теперь  я  скажу  только,  что
Бланка прекрасна и величественна. Точнее, она  именно  и  прекрасна  своей
величественностью.
   Она  не  чета  тощим  паучихам,  засушенным,  как  цветок  в   гербарии
старательного школяра, скрывающим прелести своего пола,  подобно  кораблю,
при виде неприятеля трусливо опускающему флаг!
   Бланка  -  женщина,  сеньоры  и  милорды,  императоры,   президенты   и
принцы-регенты, она женщина - этим сказано все!
   Бланка стояла, вытянувшись во весь рост, держа в правой,  поднятой  над
головой руке кочергу, как держит статуя  Свободы  на  рейде  Нью-йоркского
порта зажженный факел.
   - Иди за мной, старый  пройдоха,  павиан  в  снопе  осоки,  -  говорила
Бланка, - иди к Источнику Ясности, и когда при помощи  напитка  Ясности  и
моей кочерги, если уж придется прибегнуть и к  этому  целебному  средству,
пары иллюзо испарятся из тебя и  ты  увидишь  все  в  настоящем  облике  и
поймешь, во что превратился, тогда ты нырнешь в источник, и течение унесет
тебя из Иллюзонии.
   - Но я кочк, сеньора! - отозвался я, дрожа всем телом. - А  кочкам  под
страхом смерти запрещено приближаться к Источнику.  Я  два  миллиона  один
кочк! Вы принимаете меня не за того!
   Да, неустрашимые матадоры, укротители змей, истребители тигров-людоедов
и кровожадных акул - именно два миллиона один кочк бился в  эти  минуты  с
тем, что осталось человеческого в Хосе Альваресе.  И  кто  знает,  чем  бы
окончилось это сражение без вмешательства Бланки.
   - Хосе, милый и любимый, - сказала она. - Посмотри  на  меня,  дорогой!
Неужели я не стою того, чтобы забыть обо всем ином и следовать за мной  до
гробовой доски?
   - Да, разумеется, вы барбарбар...
   Кочерга угрожающе взметнулась, и я замолк.
   - Подними голову и смотри, - продолжало  привидение.  -  Пяль  на  меня
бесстыжие глаза. Где же любовь, которая клокотала  в  тебе,  по  твоим  же
словам, как лава Везувия?!
   - Но, сеньора, не преступлю ли я заповеди Всевышнего,  взирая  на  вас,
если ваш выбор в свое время пал на другого и я оказался за флагом?..
   Признаюсь, это были пустые отговорки.  Я  просто  не  решался  еще  раз
поднять глаза на Бланку, зная, что в противном случае последую  за  ней  в
чистилище и ад, в пустыню и глубины океана, в пасть льва и крокодила.
   А я был не в силах покинуть манящую розово-золотую мглу Иллюзонии.
   Барбары распирали меня, как перебродившее вино распирает бочку.
   Я стал рабом иллюзо, сеньоры. Мне хотелось барбарбарить и ни о  чем  не
думать. Ничего не предпринимать.  Поймите,  Члены  Королевского  Общества,
святейшие отцы церкви и достопочтенные магистры всех наук,  розово-золотая
мгла окутывала меня, как кокон бабочку, как  чрево  кита  Иону,  как  ночь
окутывает землю - приглашая уснуть и ни о чем не думать.
   Так обстояло дело.
   - Не смей поднимать глаз! - вопил во мне два миллиона один кочк, и  где
уж было одинокому Хосе Альваресу, да еще в том жалком состоянии,  в  каком
он находился, переспорить стольких противников?
   Не слово, а сила решила исход диспута, это случалось в мире  не  раз  и
прежде. Донна Бланка ущипнула меня за подбородок и вздернула  мне  голову,
так что хрустнули позвонки.
   - Смотри! - увещевала она. - Смотри, какая я выше ватерлинии и ниже, от
одного борта до другого, от носа до кормы.  Пяль  глаза  и,  если  в  тебе
осталась хоть крупица живого, следуй за мной.
   Я повиновался, как сделал бы на моем месте каждый.
   Я шел, утопая в розово-золотой мгле, как муха в варенье. Изо  всех  сил
вырываясь из мглы. Шел, хотя два миллиона один кочк тянул меня назад.
   - Пей! -  прогремел  голос  привидения,  когда  мы  достигли  Источника
Ясности.
   Я склонился к голубому водоему, в середине которого пенился  водоворот,
и несколько минут, не отрываясь, глотал прохладную влагу.
   Призываю в свидетели фармацевтов, врачей  и  аптекарей,  все  уважаемое
племя отравителей, обременяющих  наш  шарик,  -  это  была  вода!  Напиток
Ясности представлял собой  обыкновенную  прозрачную  и  холодную  ключевую
воду.
   Утолив жажду, я шагнул к Бланке. В то  же  мгновение  привидение  стало
таять, как сахар в кипятке, и вскоре бесследно исчезло.
   - Берегись, лупоглазый бурдюк! -  слабо  донесся  из  пустоты  знакомый
голос. - Берегись, иначе, бьюсь об заклад  на  четыре  бочки  рому  против
дохлой каракатицы, тебе не поздоровится.
   Я огляделся! И вовремя. Со  всех  сторон  к  Источнику  мчались  кочки,
размахивая ржавыми алебардами. Выбора не оставалось. Я  набрал  воздуху  и
нырнул в водоворот. Ревущий поток подхватил меня, увлек в подземную тьму и
минуты через три выбросил на океанские просторы.
   За грядой айсбергов постепенно  скрывалась  Иллюзония.  Вблизи  тем  же
курсом неслась по течению плоская льдина. Не без труда  вскарабкавшись  на
нее,  я  устроился  с  возможными  удобствами.  Три  дня  океан  оставался
пустынным.  На  четвертое  утро  слева  по  борту  показался   эскадренный
миноносец под флагом островов Святого Петра и Павла.
   Я был спасен!



   ЭПИЛОГ

   Долгие дни пребывания в Иллюзонии отошли в  прошлое,  и  мало  что  еще
осталось сообщить мне в этих записках.
   С одиннадцати  часов,  когда  открываются  двери  "Шестерых  гусят",  я
неизменно  стою  за  стойкой  рядом  с  донной  Бланкой,  вдовой  капитана
Грасиенто, которая с благословенья падре Пабло Томасо стала моей супругой.
   Я помогаю ей  наполнять  бокалы  и  успокаивать  тех  из  завсегдатаев,
которым хмель ударил в голову.
   - Хосе променял капитанский мостик на бочку вина и  мягкую  постель,  -
шепчутся недоброжелатели и завистники - у кого их нет!
   Пока не в моих силах заткнуть глотку  недругам.  Но,  не  для  широкого
оглашения, скажу все же, что капитан Хосе Альварес обязательно вернется  к
родным стихиям, лишь только до конца разгрузит свои трюмы.
   Всякого рода нотариусы, стряпчие, писаря из мэрии  и  прочие  судейские
крючки сразу примутся ломать голову:
   - Что именно хотел сказать Хосе, который  никогда  не  бросал  слов  на

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг