Шагал: Огюст прав - вы рано начали этот разговор.
Миро: ОК, давайте дождемся, пока еще кто-нибудь из нас полезет в петлю!
Какие у нас были планы на сегодня?
Роден: Собирались после ужина сыграть в бильярд.
Миро: Кокс будем нюхать? Тогда поехали ко мне.
Как только совершили первый подход к кокаину, сразу же решили звонить
проституткам. Шагал принялся трезвонить моделям легкого поведения,
которыхназывал богинями. Девочки пообещали приехать через сорок минут. Я
закурил сигарету и вышел на балкон. Миро жил на площади Толстого, и с
балкона его квартиры удобно было наблюдать вечернюю кутерьму возле кабачков.
Ван Гог тоже вышел на воздух.
- Что ты думаешь по поводу Яблонской? - произнес он.
- Мне нужно еще несколько дней, чтобы ответить тебе, - сказал я.
- У нее может не оказаться этих нескольких дней.
- Вы действительно собираетесь убить ее?
- Пока Роден против этого, мы этого не сделаем, - сказал Ван Гог. - Но
я думаю, мы сумеем его переубедить. Яблонская слишком вызывающе себя ведет.
- Ты говорил с вдовой Пикассо? - я меняю тему разговора.
- По поводу шахмат и книг? - он смотрит вдаль, словно забыв про меня на
долю минуты. - Я не буду разговаривать с ней об этом.
- Почему? - удивился я.
- Парни, идите нюхать! - прокричал Миро из комнаты.
Раздался звонок, вслед за которым появились четыре девицы. Все они были
одинаково длинноноги, улыбчивы и худощавы. И, главное, они были одного
роста, что особенно меня удивило.
Девушек было четверо, нас пятеро. Так получилось, что я оказался один в
ванне с холодной водой. Я качался на волнах, заплывая все дальше, и с
проходивших мимо яхт мне салютовали яркими флагами.
- Здесь занято? - женский голос.
Голая девочка лет шестнадцати, с торчащей грудью и плоским животом,
забрызганным спермой.
- Залазь, - предлагаю я.
- Холодная! - ежится она, опускаясь в воду рядом со мной. При этом ее
нога касается моей.
- Я добавлю горячей.
- Ты кто? - спрашивает она.
- В смысле?
- Их я всех знаю, - она кивает в сторону комнаты, где, судя по звукам,
набирала обороты странная оргия. - А тебя вижу в первый раз.
- Я - писатель, - говорю я.
- Что же ты пишешь?
- Детектив.
- Я читаю иногда детективы, - призналась она. - А о чем твоя книга?
- Сложно сказать, - признаюсь я.
- Тогда о ком? - она формулирует вопрос иначе.
- Обо всех, кого я знаю. О Ван Гоге, о Родене, о Миро. Обо мне. О тебе,
если захочешь.
- Не хочу, - она даже отодвинулась от меня, создав несколько
миниатюрных волн. - Я не хочу участвовать в детективе.
- Я тоже не хочу, - сказал я.
- Ты забавный, - никогда раньше мне не говорили, что я забавный. Слушая
ее голос, я испытывал неведомые ранее импульсы, идущие из потаенной глубины
солнечного сплетения.
- Знаешь, такое редко бывает... - я с трудом подбираю слова. -
Бывает,встречаешь какого-то человека, случайно, в дурацкой ситуации, и тут
же понимаешь, что этот человек близок тебе, находится с тобой на одной
волне... Понимаешь, о чем я говорю?
- Понимаю, конечно, - она улыбнулась уголками глаз.
- Сделай мне, пожалуйста, минет.
Ван Гог лежал на диване с сигарой в зубах, Шагал валялся на ковре,
время от времени вяло хватая проститутку, сидевшую рядом с Роденом, за ноги,
которые та свесила с кресла, в котором курила, всецело отдаваясь этому
занятию. Две девушки сидели на корточках возле невысокого столика, убирая со
стеклянной столешницы остатки кокаина.
- Нужно за коксом послать, - предложил Шагал.
- Я позвоню, - ответил Миро, появившись в дверях комнаты.
- И закажи еду, плиз, - попросил Ван Гог.
Гулкие часы пробили в коридоре одиннадцать.
Ван Гог встал с дивана, закутался в халат и босиком вышел на балкон.
- Ты идешь, Альбрехт?
Я завернулся в простыню и пошел за ним.
- Ты слишком медленно продвигаешься, - произнес Винсент, выпустив
облако дыма с резким запахом.
- Неизвестно, что искать и где искать, - возразил я. - Поэтому мы
топчемся на месте.
- Где искать? Ищи здесь. Что искать? Ищи убийцу.
- Нелегко найти убийцу, когда речь идет о самоубийствах.
- Встреться с Яблонской снова. Позвони ей прямо сейчас, - он достал из
кармана халата телефон и протянул его мне.
- Я не помню номер, - сказал я.
- Я помню, - ответил Ван Гог.
Дюрер: Алло, Татьяна?
Яблонская: Да. Кто говорит?
Дюрер: Это Альбрехт.
Яблонская: Привет, Альбрехт. Зачем ты звонишь?
Дюрер: Я хотел снова увидеть тебя.
Яблонская: Увидеть зачем?
Дюрер: Я просто хочу встретиться с тобой. Мы не поговорили в прошлый
раз.
Яблонская: Знаешь, Альбрехт, все, что я могла сказать, я тебе уже
сказала. Остальное я скажу брату Дали, если он появится. А с тобой я не
собираюсь обсуждать ни Сальвадора Дали, ни мои с ним отношения.
Дюрер: Я хотел поговорить не о Сальвадоре.
- О чем же? - в ее голосе я услышал удивление.
- О шахматах, - наобум произнес я.
- Хорошо, - сказала Яблонская после паузы. - Давай сыграем в шахматы.
Ты помнишь, где я живу?
30. Вечер в янтаре
Спускаясь по лестнице от Миро, я встретил двух людей. Первый из них,
судя по наглому и одновременно настороженному лицу, был наркокурьером,
выполнявшим заказ ребят. Во втором парне, которого я встретил двумя
пролетами ниже, я узнал официанта, с которым беседовал в первый день своего
пребывания в Киеве.
- Я чувствовал, что встречу Вас здесь, - он поставил пакет из ресторана
на ступеньку. - Вот. Это от Вашего брата.
Я взял конверт, подрагивавший в его руке, дал ему десять долларов и
вышел на улицу. Под конусообразным светом фонаря я распечатал конверт. В
первую секунду мне показалось, что конверт пуст, и сожаления о безвозвратно
ушедшей десятке нахлынули на меня. Я перевернул конверт и встряхнул его - на
асфальт выпала визитная карточка.
"Казимир Малевич. Организатор Тренинга".
Номера телефона на визитке не было, только адрес электронной почты.
Положив визитку в карман, я собрался ловить такси, но потом решил
прогуляться пешком - идти минут десять. Из мерседеса, стоявшего на обочине,
мне просигналили. Это Гоген - совсем забыл про него.
- Я иду на Крещатик пешком, - говорю я в приоткрывшееся окно
автомобиля. - Хочешь - поезжай за мной.
- К Яблонской? - уточнил Гоген. - Я тоже пройдусь.
Он вышел из машины и пошел в десяти шагах позади меня.
Пьяные люди парами и тройками вываливались из баров и кафе. Ночной
ветер нес по тротуару обрывки газет и целлофановых кульков. Немного болела
голова - отходил кокаин.
Когда я проходил мимо какого-то затрапезного питейного заведения,
охранник вытолкнул из него невысокого молодого человека в потертой кожаной
куртке. Он чуть не сбил меня с ног, и я подхватил его под мышки, чтобы
парень не упал на асфальт.
- Дюрер? - удивленно произнес он, приняв нормальное положение.
Это был Клод Моне, мой институтский приятель, которого я вижу не чаще
раза в год, и всегда радуюсь этим встречам.
- Сто лет тебя не видел, Альбрехт! - проорал он. - Как ты поживаешь?
Где ты был все это время?
- Я ездил отдыхать, - ответил я. - А ты как, Клод?
- В полном порядке. Месяц назад развелся, а позавчера разбил машину. У
тебя есть деньги?
Я пошарил в кармане и дал ему немного денег.
- На днях отдам, - пообещал Моне. - Я тебе позвоню. У тебя тот же номер
телефона?
Какой "тот же", интересно? Я никогда не давал свой номер Моне.
- Как Кете? - спросил он. - Вы по-прежнему вместе?
- Нет, - ответил я.
- Я ее видел на днях. Но мы не разговаривали.
- Наверно, ты ошибся, - сказал я. - Кете нет в городе.
- Значит, она уже вернулась, - возразил Моне. - Я не мог ошибиться -
видел ее из окна машины, когда стоял в пробке. Она кого-то ждала возле
метро.
- Все в порядке, Альбрехт? - это был Гоген.
- Привет, меня зовут Клод, - Моне протянул Гогену руку, и тот неохотно
ее пожал.
- Опоздаем, - сказал мне Гоген, кивнув в ту сторону, куда мы держали
путь.
Я попрощался с Моне, и мы пошли дальше.
- Это твой знакомый? - поинтересовался Гоген.
- Как ты угадал?
Я был очень раздражен. Во-первых, самочувствие. Во-вторых, Моне,
зачем-то напомнивший мне про Кете. Какого черта ему нужно было заводить
разговор о девушке, которую он принял за Кете Кельвиц? Какого черта вообще
это все?
Что происходит?
В последнее время я часто задаю себе этот вопрос, и для меня он лишен
иронии. Что со мной происходит? Со мной ли это происходит? Происходит ли
что-то вообще, или же то, что я вижу вокруг себя - это обездвиженные волны,
которые произвожу своими лапками я, муха, застрявшая в застывающей смоле? В
янтаре нет жизни, это мне хорошо известно, но я ничего не могу поделать с
тем, что моя жизнь становится этим полудрагоценным камнем.
- Пришли, - говорит Гоген.
Наконец-то!
31. Певица, писатель, художница
По привычке я толкаю дверь квартиры Яблонской. Дверь заперта. Звонок
по-прежнему не работает. Остается стучать по бронзовой ручке.
Я слышу за дверью женский голос, который не принадлежит Татьяне.
Разобрать все слова невозможно, сквозь дверь проникают обрывки сказанного.
- Это она?... У нее хватает наглости... сюда... Как ты можешь?
...совсем не нужна...
Яблонская открывает дверь. Она в халате. Из-за ее спины выглядывает
девушка-подросток, в таком же халате - белом с голубыми цветами. Ей лет
пятнадцать-шестнадцать, и только легкая тень под глазами выдает, что она лет
на пять старше своего биологического возраста.
- Привет, Альбрехт, - говорит Татьяна. - Хотя ты не Альбрехт. Как тебя
называть?
- Я - Альбрехт, - говорю я, входя в комнату.
- Ладно, - похоже, в это она поверила. - Познакомьтесь. Это Альбрехт. А
это Алиса, моя... - почти неуловимая пауза, - племянница.
- Очень приятно, - я чувствую себя пудингом.
Алиса смотрит на меня с недружелюбным интересом. Она плотнее запахивает
халат, слегка распахнув его перед этим - мелькает полоска бледной кожи и
темно-коричневый сосок. Алиса смотрит, попался ли я на ее провокацию - я
попался - ехидно скривленные губы, "племянница" отворачивается.
Спальня совсем не изменилась с того момента, как я покинул ее вчера. Те
же смятые простыни, та же никотиновая дымка, протянувшаяся от пепельницы на
полу к высокому окну. Добавился столик на лилипутских ножках, на котором -
две чашки и маленький керамический чайник.
- Будете чай? - вдруг предлагает Алиса.
Я соглашаюсь - из интереса.
- Ничего, если из моей чашки?
- Нет проблем.
Она протягивает мне чай, я делаю глоток. Жасминовый. Терпеть не могу
жасминовый.
- Я слушал твой диск сегодня, - обращаюсь я к Яблонской.
- Тебе такая музыка не нравится, - предположила она.
- Да, не нравится. Но мне понравилось, как ты поешь.
- Мне она тоже не нравится. Я пишу сейчас другую.
- Пишешь музыку?
- Да, - кивает в сторону компьютера, который я раньше не заметил. - А
Алиса рисует.
Звонит телефон - Яблонская уходит в другую комнату с трубкой, зажатой
между плечом и ухом.
- Ты художница? - спрашиваю я Алису.
- Ага. А ты кто?
Возвращается Яблонская.
- Ты хотел сыграть в шахматы.
- Я хотел поговорить о шахматах, - уточняю я формулировку.
- Что же ты хотел мне сообщить?
Яблонская замечает, что я покосился на ее подружку, и успокаивает меня:
- Алису это все не интересует. Ты можешь спокойно говорить при ней.
- Откуда ты можешь знать, что меня интересует? - девочка берет мою
чашку, собирается сделать глоток, не делает, ставит на стол.
- Алиса, моя девочка, ты ведь даже не знаешь, о чем мы говорим! -
говорит Татьяна чуть громче, чем этого требует небольшая комната.
- Не называй меня так, как ее! - Алиса вскакивает с кровати, в два шага
оказывается у двери и, прежде, чем выйти, передразнивает: "Моя де-воч-ка!"
"Раз, два, три, четыре..." - считаю я удары сердца, заполняя пустоту
паузы пузатыми секундами.
- Не обращай внимания, - говорит Яблонская. - Она ревнует. В том числе,
и к тебе. Что там насчет шахмат?
Я задумываюсь на секунду. Голова соображает не совсем четко. Что я
собирался ей сказать? Что хотел от нее услышать? Мне приходится выбрать
самую простую технологию - откровенность.
На белом пластике столика забытым Алисой угольком я воспроизвожу
упоминания о шахматах, которые встретились мне за последние пару дней.
- Слишком много шахмат? - переспрашивает Яблонская, когда я заканчиваю
свой рассказ - мне потребовалось минут десять.
- Что ты думаешь об этом?
- Знаешь, сейчас мне кажется, что ты действительно брат Дали. Он тоже
любил изображать факты на бумаге.
- Не имеет значения, чей я брат. Два наших общих знакомых покончили с
собой. Другие наши общие знакомые думают, что причина самоубийств - это ты.
Я ищу подлинную причину, поэтому пришел к тебе.
- Как я могу быть причиной самоубийства? Самоубийство - это то, что
человек совершает сам, без посторонней помощи.
- То есть, ты считаешь, что между смертью Дали и Пикассо нет никакой
связи?
- Я этого не говорила. Но связующее звено - это понятие, а не человек.
- Кто же? - спросил я. - Или что?
- Тренинг, - ответила Яблонская.
На кухне Алиса разбила тарелку.
- Пикассо не посещал Тренинг, в отличие от Дали, - я достал из кармана
сигареты, при этом выпала визитка Малевича, которую я поймал в воздухе и
спрятал обратно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг