распахнулась и невысокий хрупкий юноша в узорчатой агибубе и широких белых
штанах, едва достигающих щиколоток, с поклоном пропустил нас в сад. Вдоль
садовой дорожки, выложенной блестящими белыми камешками, стояли мрачные
мужчины, все, как один в агибубах и белых штанах того же покроя, что и у их
коллеги. Они стояли неподвижно и смотрели на нас в высшей степени
неприветливо.
- Имей в виду, Ронхул: они нам улыбаются, - шепнул мне Хэхэльф. - Ребята
делают все, что в их силах, чтобы изобразить радость по поводу моего визита
- просто у них не слишком хорошо выходит.
- Да, я заметил, - вздохнул я. - А кто они? Сыновья твоего покровителя?
- Ну ты скажешь тоже! - Возмутился Хэхэльф. - Где это видано, чтобы
сыновья ндана-акусы носили штаны, да еще и встречали гостей на пороге?! Это
- папну, рабы хозяина дома.
- Рабы? - удивился я. - Так у них тут есть рабы?
- А где их нет? - пожал плечами Хэхэльф. И предупредил: - Ты не обижайся,
если во время беседы с ндана-Акусой я не смогу отвлекаться, чтобы
переводить тебе наши слова: этикет, и все такое - сам понимаешь! Если он
будет тебя о чем-то спрашивать, я переведу.
- Ладно, - вздохнул я. - Ты, главное, предупреди, если поймешь, что он
хочет сделать меня своим рабом...
- Не бойся, Ронхул, - усмехнулся Хэхэльф. - Ни один бунаба никогда не
окажет чужеземцу честь стать его рабом. Они не настолько нам доверяют.
Я озадаченно умолк, пытаясь понять, что же это за "рабство" такое, если
нормальный физически здоровый чужеземец не может удостоиться "чести" стать
рабом... Тем временем, мы подошли к большому одноэтажному дому, который
стоял в глубине двора. Он действительно был очень похож на дом самого
Хэхэльфа в Сбо, и на тот, который он выменял для меня, только гораздо
больше, а украшенная причудливыми узорами входная дверь показалась мне
массивной, как какие-нибудь замковые ворота. Дверь распахнулась, и оттуда
высыпала целая толпа счастливых обладателей высоченных агибуб и нарядных
женщин разного возраста. Все они: и мужчины, и женщины, были одеты в
длинные разноцветные юбки с роскошными высокими поясами и с ног до головы
увешаны драгоценностями. Те женщины, что помоложе, показались мне очень
привлекательными, несмотря на резко опущенные вниз уголки губ и глубокие
складки у рта - такие же, как у мужчин этого народа. Их милая манера
прикрывать грудь только ожерельями заставила меня слегка покраснеть: честно
говоря, я как-то не привык к такому скоплению обнаженных дамских бюстов на
небольшой площади.
Все эти угрюмые ребята - и мужчины, и женщины, плотным кольцом обступили
Хэхэльфа. Некоторые даже ненадолго повисли на его шее - я понял, что
несмотря на каменные выражения хмурых физиономий, бунаба все-таки обладают
счастливой способностью испытывать положительные эмоции. Через несколько
минут, когда радость встречи слегка поутихла, Хэхэльф принялся читать
друзьям своей юности поучительную лекцию о цели нашего визита и о моей
персоне заодно.
Разумеется, я не понимал ни слова, но видел, что бунаба слушают его с
возрастающим интересом и разглядывают меня с неподдельным любопытством. Я
окончательно смутился, а когда я смущаюсь, я начинаю улыбаться. Впрочем, я
помнил рекомендации Хэхэльфа и изо всех сил пытался бороться с нервной
улыбкой. Хвала аллаху, что рядом не было зеркала и я не увидел результат -
полагаю он был ужасающим: один уголок моего рта все время сам по себе
отползал в сторону, в то время, как другой усилием воли опускался все ниже
и ниже. Что ж, зато Хэхэльфу не пришлось доказывать своим приятелям, что он
действительно притащил с собой демона: уверен, что у меня все на лице было
написано!
Выступление Хэхэльфа продолжалась примерно полчаса. Все это время я
оставался объектом пристального внимания - мне ужасно хотелось считать его
доброжелательным, но я не мог в это поверить, как ни старался. Впрочем, я
тоже с пользой провел время: с любопытством начинающего антрополога изучал
новых знакомцев. Разумеется, все они были разными, но я заметил некоторые
особенности, присущие всем бунаба. Кроме одинаково неулыбчивых ртов все они
обладали длинными, слегка раскосыми, непроницаемо темными глазами, узкими
овальными лицами и не то смуглой, не то просто покрытой ровным золотистым
загаром, удивительно гладкой кожей. Я вспомнил всех бунаба, которых видел
прежде, и решил, что наверное это и есть их "расовые отличия". Хотя, что
касается опущенных вниз уголков губ, это вполне могло оказаться следствием
привычки: у моего приятеля Хэхэльфа имелись те же проблемы с улыбкой, а
ведь насколько я понял, в нем не было ни капли бунабской крови - только
воспитание.
Наконец Хэхэльф закончил свою пространную речь, нарядные обитатели дома
расступились, давая ему пройти, и он поманил меня за собой. Я вздохнул,
кое-как привел в порядок свой перекошенный рот и последовал за ним в
прохладный полумрак белого коридора. Я тут же попытался выяснить, о чем он
говорил со своими приятелями, но Хэхэльф страдальчески сдвинул брови и
умоляюще посмотрел на меня. Насколько я понял, мне предлагалось не
отвлекать его от подготовки к последнему, решающему выступлению. Немного
поплутав по коридору, мы вышли во внутренний двор, в котором был разбит
великолепный сад - не слишком густой, но превосходно спланированный, так
что я сразу вспомнил знаменитые японские сады, знакомые мне исключительно
по иллюстрациям.
В глубине сада стоял еще один дом - небольшой, но необыкновенно красивый,
сложенный из очень мелких белых кирпичиков, а роскошный шатер на крыше
показался мне настоящим произведением искусства - и это несмотря на то, что
я отнюдь не разделяю любовь бунаба к ярким краскам! У входа в дом
выстроилось чуть больше дюжины человек в сравнительно невысоких, но
расшитых разноцветными узорами агибубах. Одни были в широких штанах, другие
- в своего рода юбках до колен, которые, на мой вкус, следовало немедленно
поместить в музей Метрополитен, в назидание моим несчастным
соотечественникам, именующим себя художниками. Эти нарядные стражи
показались мне очень старыми, но их осанка была величественной, обнаженные
до пояса загорелые тела - подтянутыми и мускулистыми, а неподвижные, как у
индейских вождей, и мрачные, как у падших ангелов, лица были преисполнены
неописуемого спокойствия. Честно говоря, эти бунабские дедушки произвели на
меня неизгладимое впечатление, я даже смирился с фактом существования
такого головного убора, как агибуба - а это дорогого стоило!
- Это личные рабы ндана-акусы Анабана, - очень тихо, почти не размыкая
губ, сообщил мне Хэхэльф.
- Их начальник, Хму-шули-аси, хранитель циновки - этот высокий старик в
красной агибубе - неотлучно находится при ндана-акусе с момента его
рождения. Сколько ему лет - даже подумать страшно! Помоему, больше сотни.
Если учесть, что ндана-акуса Анабан немного старше моего покойного отца, а
хранителем циновки новорожденного нданы редко назначают молодого
человека...
- Ничего себе! - таким же едва различимым шепотом отозвался я. И не
удержался от вопроса: - А что будет, если он все-таки умрет от старости?
Назначат нового хранителя циновки? Или просто упразднят эту должность?
- Не говори глупости, Ронхул, - строго сказал Хэхэльф. - Ни один хороший
раб никогда не позволит себя умереть прежде своего господина. А эти люди -
очень хорошие рабы. Лучшие из лучших.
- Бессмертие из чувства долга, - констатировал я. - Кто бы мог подумать!
- Все, Ронхул, пока помолчи, ладно? - попросил Хэхэльф. - Сейчас мне
предстоит познакомить тебя с ндана-акусой Анабаном, а я - не такой уж
великий дипломат, поэтому постарайся не мешать.
- А что я должен делать? - робко спросил я. - Может быть, я должен ему
как-то поклониться, или?..
- Вот делать как раз ничего не надо. Обойдемся без поклонов. Просто
присутствуй - и все. И самое главное - не улыбайся.
Мы миновали неподвижных стариков, равнодушно посмотревших на нас как на
пустое место, и вошли в дом. Коридор был таким же темным и прохладным, как
все коридоры в бунабских домах, но в этом доме он оказался очень коротким и
прямым. Прямо перед нами была дверь, завешанная тонкой полупрозрачной
тканью - такой легкой и невесомой, словно ее соткали не люди, а
трудолюбивые паучки. Занавеска сама взлетела вверх, словно от порыва ветра,
хотя я мог поклясться, что никакого ветра не было, и мы вошли в комнату.
Помещение оказалось просторным и почти пустым, если не считать
многочисленных ковров, ковриков и подушек, которые покрывали пол даже не
одним сплошным слоем, а несколькими слоями, образуя что-то вроде пологого
холмика в центре комнаты.
На плоской вершине этого холмика был постелен большой круглый
ярко-зеленый ковер с густой бахромой, похожей на настоящую живую траву. В
центре ковра, опираясь на большие разноцветные овальные подушки, сидел
пожилой человек в необыкновенно высокой агибубе - никак не меньше полутора
метров, а то и больше! У него было такое же суровое отрешенное лицо, как и
у стариков, которых мы встретили у входа. Но в отличие от них, этот дядя
был преисполнен такого нечеловеческого величия, что если бы Хэхэльф сообщил
мне, что это и есть бог по имени Варабайба, я бы тут же выпалил, что уже и
сам это понял. Но царственный старик, разумеется, не был Варабайбой. Передо
мной сидел ндана-акуса Анабан, владыка Вару-Чару - насколько я понял, всего
лишь один из многочисленных мелких правителей острова Хой, хотя
словосочетание "мелкий правитель" совершенно не вязалось с его обликом,
осанкой и манерами властелина мира - тот самый человек, который стал для
моего друга Хэхэльфа чем-то вроде отца и научил его всему на свете, в том
числе плавать со скоростью моторного катера, улыбаться "сердечной улыбкой",
а также стрелять из лука и играть на какой-то местной флейте - правда, двух
последних подвигов Хэхэльф при мне пока не совершал...
Некоторое время ндана-акуса просто смотрел куда-то перед собой, как бы
сквозь нас - как мне показалось, довольно безучастно. В конце концов, я
начал чувствовать себя привидением, мерцающим призрачным сгустком
разреженной материи, которую невозможно заметить при дневном свете. Потом
он внезапно поднялся на ноги одним легким порывистым движением, словно не
утопал только что в груде мягких подушек, подошел к Хэхэльфу, оглядел его с
ног до головы, одобрительно кивнул, даже снисходительно похлопал его по
плечу и неторопливо вернулся на место. Только после этого он внимательно
уставился на меня. Мне стало не по себе - признаться, я даже почувствовал
противную дрожь в коленках, но потом наши глаза встретились, и я внезапно
успокоился. Не могу сказать, что я почувствовал, что ндана-акуса испытывает
ко мне расположение или симпатию - просто почему-то перестал нервничать, и
все тут. Выдержав долгую томительную паузу - Станиславский бы
обзавидовался! - старый бунаба наконец вымолвил одно-единственное слово,
что-то вроде "амана", с ударением на последнем слоге.
Это коротенькое, но растянутое при произношении слово стало для Хэхэльфа
чем-то вроде выстрела стартового пистолета: он поспешно открыл рот и начал
в очередной раз излагать "краткое содержание предыдущих серий". На этот раз
он витийствовал не меньше часа. Ндана-акуса слушал его внимательно, время
от времени снисходительно кивал, как бы давая понять, что болтовня моего
друга пока ему не надоела.
Наконец Хэхэльф выдохся и умолк. Ндана-акуса Анабан кивнул и задумался. Я
понял, что уже давно хочу в туалет и огорчился - надо же, как некстати! Мне
повезло: размышления ндана-акусы длились всего несколько минут. Потом
старик заговорил, и его голос, низкий и глубокий, произвел на меня самое
благоприятное воздействие. Я сразу, без всякого перевода, понял, что
ндана-акуса собирается мне помочь - довольно странно, если учесть, что
интонации этого величественного старца были такими же недовольными, как и
его морщинистое лицо. Закончив говорить, он снова посмотрел мне в глаза, и
на этот раз я очень хорошо понял, что имел в виду Хэхэльф, когда говорил о
"сердечной улыбке" бунаба. Взгляд ндана-акусы не был ни веселым, ни
приветливым в обычном понимании этих слов, но мне вдруг стало очень тепло и
уютно в обществе его более чем мрачной персоны, можно сказать, я впервые в
жизни обнаружил, что во Вселенной есть место, где меня любят: не за
какие-то там гипотетические достоинства, которым здесь была грош цена, а
просто так, потому что я есть - как любят дерево, которое растет в саду,
или ручей за домом, на дне которого можно разглядеть пестрые разноцветные
камешки, или сухой узорный лист, который можно отыскать в траве, принести
домой и положить под стекло...
Хэхэльф ответил старику коротко и, как мне показалось, взволнованно.
Потом дернул меня за рукав - я-то стоял как вкопанный, переваривая свои
неземные ощущения - и мы вышли в сад.
- Все в порядке, да? - спросил я, щурясь от яркого света: все три
солнышка стояли в зените, что на моей памяти случалось с ними крайне редко.
- Ага, - Хэхэльф выглядел необыкновенно довольным. - А ты сам понял, да?
Ты понравился старику - я надеялся на это с самого начала, но даже не
ожидал, что между вами возникнет такая симпатия...
Ндана-акуса даже захотел с тобой побеседовать, чего с ним уже очень давно
не случалось. Вообще-то старик не охотник слушать чужую болтовню.
"Поговорить о ценах на щенков моих чару с богатым торговцем; ответить на
глупый вопрос моего старшего сына, дабы он уяснил собственное
несовершенство; спросить у молодой жены, какая она у меня по счету; дать
тебе дельный совет, если ты специально приедешь на Хой, чтобы его получить
- это я еще понимаю. Но о чем еще можно разговаривать с людьми, Хэхэльф?" -
вот что сказал он мне лет двадцать назад, и с тех пор его мнение по этому
вопросу не переменилось.
- Так почему же ты не перевел мне вопросы ндана-акусы, если он в кои-то
веки захотел пообщаться? - огорчился я.
- Да потому, что не было никаких вопросов, глупая твоя голова! -
рассмеялся Хэхэльф. - Здесь, на Хое, только рабы быстро поворачиваются,
Ронхул! Сейчас ндана-акуса посмотрел на тебя и выслушал твою историю в моем
изложении. Теперь он будет до вечера размышлять об увиденном. А вечером
будет пир - специально в честь нашего приезда. Впрочем, у них здесь каждый
вечер пир, просто когда появляется гость, ему любезно сообщают, что пир не
просто так, а именно в его честь...
Да, так вот: если к вечеру у ндана-акусы не пройдет желание задавать тебе
вопросы, он задаст их на пиру, чтобы все его домочадцы могли насладиться
вашей беседой. Дядя Анабан - очень великодушный человек, хотя с виду,
конечно, не скажешь...
- Как ты его назвал? "Дядя Анабан"? - весело переспросил я.
- Ой, тише, - поморщился Хэхэльф. - Я называл его так, пока был
мальчишкой. Детям часто разрешается то, что не позволено взрослым.
- Ладно, я не стану его так называть, - великодушно пообещал я. - За это
ты откроешь мне страшную тайну: где тут у них туалет?
Получив это сакральное знание из первоисточника, я быстро привел в
порядок свои самые неотложные дела, и мы с Хэхэльфом отправились
устраиваться. Нас сопровождал донельзя важный человек в коротенькой
ярко-желтой агибубе и такой же желтой юбке, которая начиналась под мышками,
но не достигала колен. Со слов Хэхэльфа я понял, что сей напыщенный тип -
"хуса", тоже раб, но более низкого ранга, чем ребята в штанах, которые
называются "папну". Этого достойного джентльмена звали Хвоп, и он был
слугой Хэхэльфа в те времена, когда мой приятель с легкой руки своего
папаши стал заложником и поселился в семье ндана-акусы Анабана.
- Понимаешь, я ведь - не родственник ндана-акусы, и вообще не бунаба,
поэтому услуги таких почтенных рабов как папну мне по чину не полагаются, -
объяснил мне Хэхэльф. - С другой стороны, я был сыном знатного человека,
хоть и чужака, так что считалось, что оставить меня вовсе без слуги просто
неприлично. Поэтому ко мне приставили Хвопа. Невелика честь, конечно:
простых рабов хуса в доме ндана-акусы разве что горшки мыть допускают, но
все лучше, чем ничего... Зато сам Хвоп оказался счастливчиком: он до сих
пор считается моим личным слугой, и когда я приезжаю погостить, он мне,
конечно, прислуживает. Но приезжаю-то я, сам понимаешь, редко! Поэтому
большую часть времени он бездельничает: сидит в саду и грызет спелую умалу
- под тем предлогом, что "хозяин ему ничего не приказывал". Что касается
меня, я доволен: хоть одного человека я на своем веку уж точно сделал
счастливым!
Пока он мне все это рассказывал, навстречу нам вышла нарядная коренастая
женщина средних лет.
За ней следовал высокий худой человек с очень большим носом и маленьким,
но таким же недовольным, как у всех бунаба ртом, одетый в нелепую короткую
юбку, как и слуга Хэхэльфа.
Женщина что-то угрюмо буркнула и ушла, а длинноносый незнакомец остался с
нами.
- Вот человек, которому, кажется, повезло еще больше, чем Хвопу! -
торжественно сказал мне Хэхэльф, указывая на него. - Этого парня зовут
Вёха, и он - твой личный слуга. Хондхо - тетка, которая его привела,
незамужняя сестрица дяди Анабана и управительница его дома - сказала, что
нданаакуса распорядился прислать слугу в распоряжение "важного гостя". Эк
ты его все-таки впечатлил!..
Насколько я в курсе твоих планов на будущее, этому счастливчику, Вёхе,
осталось работать всего несколько дней, а потом он может бездельничать до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг