- Оставайтесь у пульта! - крикнул он. - Не спускайте глаз с приборов.
Водитель кивнул головой.
Вадим выждал, пока кресло взмыло вверх, а лестница оказалась внизу, и
прыгнул, вытянув руки вперед. Он поймал скобу, как перекладину трапеции.
В следующий момент кресло провалилось вниз, а лестница оказалась на
потолке.
Вадим повис на руках. Он стиснул зубы и, перебирая перекладину за
перекладиной, стал подвигаться к открытому люку.
Петр Афанасьевич следил за Сурковым, пока тот не исчез в отверстии люка.
Тогда он в изнеможении откинулся на спинку кресла. Водитель чувствовал
себя очень скверно, может быть немногим лучше, чем Скорюпин. Сказывались
годы.
"Это твой последний рейс, Михеев, - с горечью подумал он. - Пора
уступить свое место молодым".
Подземоход продолжало швырять из стороны в сторону. Пласты базальта то
сильнее сжимали его, то на минуту ослабляли свой натиск. Скачки давлений,
вызванные распадом ультракристаллов, действительно походили на взрывы.
Вместе с давлением резко подпрыгивала температура, мощные звуковые
волны заставляли вибрировать каждый винтик внутри корабля.
Вадим возвратился бледный, на лбу его выступили крупные капли пота.
- Зачем вы... сюда? - спросил Михеев. - Я справлюсь один.
- Н-не знаю... Там не лучше.
Отдышавшись, Вадим вторично вызвал Дектярева.
- На какой глубине прекратится распад ультракристаллов? - спросил он.
- Примерно на глубине четырехсот километров.
Глубиномер показывал двести девяносто километров. Значит, еще... От
шума и скрежета вокруг, от нестерпимой боли в голове командир подземохода
никак не мог сообразить, сколько же еще времени потребуется, чтобы
преодолеть оставшиеся сто десять километров.
- Шестьдесят один час, - подсказал Николай Николаевич. - Двое с
половиной суток.
Потянулись часы сводящей с ума вибрации и беспрерывных бросков
подземохода.
Люди, не выдержав, бежали из кресел в гамаки, доверив свою судьбу
автоматам.
Но вибрация уже заставляла дрожать сам воздух в кабинах, как если бы он
был твердым телом. Вибрация передавалась и через упругие найлоновые
подвески. От нее раскалывалась голова, распухали суставы, появилась боль в
мышцах и кожа на теле горела. Чтобы не видеть мелькающих стен, приходилось
лежать с закрытыми глазами.
Не могло быть и речи о сне, о пище. Мутило всех, особенно Скорюпина.
Биронт стонал, руки его все время чего-то искали, он зарывался лицом в
подушку, садился в гамаке, охая, падал обратно.
Чураков и Дектярев мучались молча. Вадим ждал последней минуты: он был
уверен, что программные датчики вот-вот собьются и выкинут что-нибудь
такое, что сразу положит конец всем мучениям.
Один Михеев нашел в себе силы подать воды обессилевшему связисту.
Возвратившись в гамак, он тут же сам потерял сознание.
Застонал Андрей. Вадим закричал: "Будь оно все проклято!" - и
разрыдался, как ребенок. Дектярев мычал сквозь стиснутые зубы.
И подземоход стонал, покачивался, как смертельно раненный человек.
Дрожь пробегала по его огромному стальному телу. Однако машина продолжала
двигаться туда, куда ее направили люди: вниз... вниз... вниз... сквозь
бешеную пляску раскаленного вещества.
Только на исходе шестых суток начала стихать качка. Гироскопические
автоматы все увереннее отражали натиск подземной стихии.
Пошла на убыль и вибрация. Корпус по-прежнему грохотал и гудел, но в
этом шуме все отчетливее проступали знакомые звуки работающего двигателя.
И седьмые и восьмые сутки люди оставались в гамаках. В себя приходили
медленно. Головная боль вытеснила способность воспринимать окружающее. От
нее настолько отупели, что, открыв глаза, лежали ко всему безразличные и
не узнавали друг друга.
Первым встрепенулся Вадим.
- Живы! - закричал он, превозмогая боль в голосовых связках. - Мы живы!
Слышите?
На девятые сутки подземоход достаточно удалился от зоны гипоцентров. В
кабинах наступила благодатная тишина. Тогда разом, точно сговорившись,
уснули. Спали часов двенадцать или четырнадцать. Сон прогнал головную боль.
Придя в себя, почувствовали голод.
Но выбраться из гамаков оказалось не так-то просто. Суставы распухли,
особенно в локтях и коленях. Мускулы настолько ослабли, что не удавалось
натянуть на себя одеяло или принять сидячее положение. Когда же Андрей,
перевалившись через край гамака, спрыгнул на пол, он не устоял и
растянулся в нелепой позе, с недоумением поглядывая на своих товарищей.
Те, примолкнув, в свою очередь растерянно наблюдали за механиком.
Это было и смешно и грустно. Шесть взрослых мужчин заново учились
ходить.
Кое-как добравшись до стола, они не смогли утолить голода: руки не
держали ложку, усилия пальцев не хватало, чтобы открыть коробку с
концентратами.
Только сутки спустя они с грехом пополам приняли пищу. А насытившись,
стали с любопытством рассматривать друг друга.
- Однако... - сказал Дектярев. - С кем имею честь? Призраки вы или люди?
Он шутя дернул Биронта за отросшую рыжую бородку. Ученый не обиделся.
Улыбка его была счастливой и всепрощающей.
Обросшие, похудевшие, они действительно не походили на себя.
- Что мы пережили! - вздохнул Скорюпин. - Будешь кому-нибудь
рассказывать, так и не поверят.
- Петр Афанасьевич, - Вадим взглянул на водителя, - вы не будете
возражать, если я остановлю подземоход?
Михеев развел руками.
Экипаж следом за командиром подземохода спустился в кабину управления.
Вадим сел за пульт, посмотрел на приборы, но прежде чем нажать кнопку,
спросил:
- А все-таки игра стоила свеч?
Дектярев сразу стал серьезным. Он ответил:
- Стоила, Вадим Сергеевич. Пусть твоя совесть будет чиста. Влетит нам
крепко, это уж как пить дать. Я характер Аркадия Семеновича знаю. Крутой у
него характер. Но мы тебя в обиду не дадим. Пусть уж всем голову снимают.
Так, Валентин Макарович?
- О, я теперь такой богач! - Биронт потер руки.
Командир подземохода нажал кнопку. Двигатель смолк, прекратилось
действие бура. Тишина стала идеальной.
Тогда Биронт щелкнул пальцами обеих рук и, к удивлению окружающих,
сделал попытку выполнить чье-то замысловатое па. Но так как он никогда в
своей жизни, даже в молодости, не знал, что значит танцевать, то и сейчас
у него получилось нечто неопределенное и нелепое.
- Не забывайте, коллега, - напомнил ему Дектярев, - нам предстоит еще
раз пройти сквозь гипоцентры.
И тем сразу охладил пыл атомиста.
Отдохнув и восстановив силы, люди обрели способность подтрунивать друг
над другом. Дектярев и Биронт заспешили к своим рабочим местам.
Нервное напряжение спадало.
18
Четырнадцать часов подземоход оставался неподвижным - ровно столько
времени, сколько потребовалось для проверки аппаратуры. И за эти
четырнадцать часов Андрей успел передумать больше, чем за всю свою
прошедшую жизнь. Он думал о себе, о том, как он жил и работал и как ему
нужно бы жить и работать.
Трудно сказать, что послужило толчком к тому перелому, который так
неожиданно назрел в душе Андрея. Да и был ли он неожиданным?
Смутное беспокойство росло. Стоило закрыть глаза, и воображение тотчас
же переносило Андрея на стремительный космический корабль. Андрею хотелось
простора, ощущения неизмеримости пространства.
Решение было сначала смутным, неопределенным. Постепенно оно
становилось все более осмысленным. Переходя от аппарата к аппарату,
Чураков мысленно уточнял свое дальнейшее поведение: после возвращения
"ПВ-313" он кладет на стол главному конструктору заявление об уходе с
завода. Прощай, подземная техника! Затем он напишет другое заявление - в
космический отдел при Совете Министров. Работа ему найдется.
Жаль только расставаться с Вадимом. Столько лет прожили рядом и
работали бок о бок! Одиннадцать раз ходили вместе на подземных кораблях в
далекие путешествия. Воспоминания детства и юности неразрывно связаны с
Вадимом. И если у Андрея что-то не так получилось, так виноват в этом сам
Андрей.
Вот так. Учился, работал, дожил до двадцати девяти лет, и оказалось,
забрел не на свою дорожку. Особенно ясным все стало после прохода сквозь
гипоцентры. Пусть не подумают, что его испугали опасности. Если
потребуется, он готов еще раз пройти на "ПВ-313" на любую глубину, хотя бы
до центра земли.
- Программные устройства в отличном состоянии, - доложил Андрей Вадиму.
- Будем ли проверять сигнальную систему?
- Я думаю, это лишнее, - сказал Вадим. - Теперь отдохнем, да и в
обратный путь.
- А может быть, дальше?
Вадим задумался.
- Рано или поздно мы будем там с тобой, Андрей. Но сейчас для меня ясно
одно: "ПВ-313" не подготовлен для такого дальнего рейса. Да и мы к нему не
подготовлены. Психологически по крайней мере.
"Сказать ли ему, что это мой последний подземный рейс? - поколебался
Чураков. - Нет, лучше потом, там, на поверхности. Мне не суждено
сопровождать подземоход к центру земли, но я верю, что именно Вадим
поведет его. Этого человека ничем не остановишь..."
Вадим лег в гамак и уснул. Но Андрею не спалось. Он чувствовал себя уже
так, словно прощался с подземоходом, еще раз побывал в машинном отделении,
посмотрел на молчаливые, но неутомимые ряды автоматов, погладил теплые
поверхности синтезаторов. Потом спустился к себе в кабину, чтобы посидеть
за пультом.
Скорюпин встретил его предупреждающим жестом, требуя молчания. Сам он
давился от смеха и зажимал ладонью рот. На пульте был включен репродуктор
внутренней связи. Густой ворчливый бас геолога действительно нельзя было
слушать без улыбки. Репродуктор чертыхался, негодовал на воображаемого
оппонента, на минуту умолкал, чтобы затем разразиться восторгом или
потоком брани.
Механик поднялся в кабину ученых.
- А, Андрей! - приветствовал Дектярев его появление. - Посадить тебя
негде, кресла для посетителей в кабинах не предусмотрены. Так что же,
поворачиваем оглобли? А у нас с Валентином Макаровичем самый разгар
работы. Смотри, - он кивнул на экран, - две с половиной тысячи градусов, а
базальт синий. Каково сжатие! Спектр продолжает смещаться, хотя все
соотношения летят к чертям.
Сдвиг не соответствует температуре. Ну, что ты скажешь на это? Тут есть
над чем поломать голову.
И минут пятнадцать без передышки геолог пространно излагал свои взгляды
на взаимосвязь давления с физическим состоянием вещества, а Андрей все
время ловил себя на том, что многое в рассуждениях Николая Николаевича
прямо-таки фантастично. Механик подземного корабля, совершивший немало
рейсов сквозь бесконечное разнообразие горных пород, он считал себя
достаточно осведомленным и в теоретической области.
Теперь, на фоне исследований Дектярева, этот запас знаний выглядел
весьма ограниченным.
- Вот, к примеру, древний, но до сих пор не решенный вопрос, - гудел
Николай Николаевич, - почему бывают землетрясения? Источник мы увидели, на
себе прочувствовали. Однако над этим источником трехсоткилометровая броня.
Как передаются скачки уплотнений в литосферу? Пока неизвестно. Или вот:
земля дышит. Дважды в сутки все города, села, пустыни, леса, горы
подымаются и опускаются на добрых полметра. Но почему? Почему, я
спрашиваю? Предположений множество. И если тебя спросить, ты, поди, без
запинки отчеканишь: так, мол, и так, всякие там приливы магмы, вызванные
притяжением луны. Че-пу-ха!
Схоластика! Причина там, - Дектярев внушительно постучал ногой по полу,
- в центральных областях. Оттуда все начинается. Кое о чем мы, конечно,
догадываемся. Но требуются неопровержимые доказательства. Факты, черт
побери! Ведь сумели же мы доказать, что материки - это глыбы гранита,
плавающие в базальте. Не верилось сначала: как может твердое плавать в
твердом? Проверили, свыклись, убедились.
- А удалось вам выяснить что-нибудь о прежнем расположении магнитных
полюсов? - спросил Андрей.
- Ого! - Николай Николаевич вскочил, засунул совсем по-мальчишески руки
в карманы комбинезона и встал перед механиком, широкий, неуклюжий и
добродушный. - Смотрите-ка на него! - крикнул он Биронту. - В самую точку
попал.
Атомист, уже привыкший к непрерывным разглагольствованиям своего
напарника, поспешил согласно покивать головой, не поднимая ее над журналом.
- Видишь ли, - одной рукой геолог обхватил Андрея за плечи, а другую
поставил кулаком на пульт, - видишь ли, Андрей, это один из самых
каверзных вопросов в геологии нашей планеты. Единственное, что нам удалось
установить, это то, что на месте Южного полюса когда-то был Северный, а на
месте Северного - Южный. Короче говоря, земля вращалась в обратную
сторону. И по сей день продолжается совместное путешествие географических
и магнитных полюсов. Чем это вызывается? Ответ опять-таки спрятан там, -
геолог постучал ногой по полу.
Николай Николаевич отпустил плечо Андрея и возвратился в кресло.
Прикрыв один глаз, другим он посмотрел поверх головы Андрея куда-то в
пространство.
- Вот если бы нам удалось проникнуть на глубину двух тысяч километров,
- произнес он мечтательно, - может быть, многое стало бы достоверным. Пока
это невозможно. Тем не менее я питаю надежду дожить до такого времени,
когда меня пригласят принять участие в рейсе к центру земли. И мы с
Валентином Макаровичем не откажемся. Как, Валентин Макарович, не откажемся?
Биронт положил электроперо на журнал и принялся пощипывать подбородок.
Вопрос Николая Николаевича ему явно понравился. Шум заработавшего
двигателя не дал ему ответить.
- Все, - вздохнул геолог. - Возвращаемся. И уже не хочется.
- Да, знаете, не хочется, - согласился Биронт.
- Бегу к пульту, - сказал Андрей.
19
Машина пришла в движение. Вместе с нею ожили нити приборов, замигали
сигнальные лампы. Кораблю предстояло описать широкую дугу радиусом в
восемь километров, прежде чем снова пойти по вертикали, но уже в обратном
направлении.
Андрей включил вторичную сигнальную систему, которая ведала подачей
звуковых сигналов и контролировала показания приборов. Рассеянный взгляд
его остановился на экране, потом на Скорюпине. Связист насвистывал и в
такт свисту покачивал головой.
"Наверх! К солнечному свету! - пронеслось в голове Андрея. - Там Лена...
Прощай и ты, Лена. Мое будущее теперь - космос".
- Что показывает твой курсозадатчик? - привел его в себя голос Вадима.
Только теперь механик заметил неладное в показаниях одного из приборов,
на который смотрел, но которого не видел. В квадратном окошечке ползла
широкая белая лента с мелко расчерченной красной сеткой. Два электрических
пера оставляли на лей яркие светящиеся следы. Одно перо чертило желтую
линию - заданный подземоходу курс. Второе - красную линию: действительную
траекторию движения. Обычно обе линии шли рядом, плотно прижавшись одна к
другой.
Автоматы в точности выдерживали заданное водителем направление.
Но сейчас линии непрерывно удалялись друг от друга. Желтая,
искривляясь, уходила в сторону, в то время как красная оставалась прямой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг