продолжал движение. Давление превысило сорок с половиной тысяч атмосфер.
Вниз... вниз... в неизвестность.
Ничто не нарушало четкой и слаженной работы механизмов. У Вадима крепла
вера в свою правоту.
Наверх послали официальное уведомление: "Все благополучно. Продолжаем
идти в глубину, чтобы испытать подземоход в более тяжелых условиях и
провести более полный комплекс научных исследований".
Ответа не получили. Может быть, не дошло сообщение, посланное с
корабля, а может быть, луч с наземных станций затерялся где-то далеко в
стороне от курса "ПВ-313".
Вадим с головой ушел в работу. Приборы давали ему сведения о
взаимодействии плотной среды с механизмами. Командир был теперь только
конструктором - он проверял в действии реакторы, бур, двигатель,
магнитоплазменное поле.
Водитель все еще колебался, не зная, как ему поступить: воспротивиться
ли воле своего непосредственного начальника, или, наоборот, самым
решительным образом поддержать его.
Дерзость Вадима пришлась Петру Афанасьевичу по душе. Если ради пользы
дела, то отчего и не пойти на риск? Но главный такого своевольства не
спустит. Тут всем достанется на орехи. И доверия лишишься...
Михеев нахмурился, бросил взгляд на командира: молодой, горячий и,
видно, жадный до открытий. На заводе его уважают, называют талантливым. А
Ремизовский человек осторожный, может быть возраст уже такой...
Михеев вздохнул, встряхнулся и занялся приборами управления.
Дектярев и Биронт после разговора с Сурковым вернулись к себе в кабину,
чтобы продолжать прерванные исследования. Но едва пол дрогнул под ногами и
поплыл вниз, Биронт захлопнул журнал и, точно подброшенный пружиной,
вскочил на ноги.
- Коллега, куда вы? - удивился Дектярев.
Атомист поднялся в кабину отдыха и лег в гамак. Ему действительно было
не по себе. Куда они движутся? Что задумал этот фанатичный Сурков?
Лежать и ничего не делать было непривычно. Дома Валентин Макарович
никогда бы не дошел до такой бесцельной траты времени. Но здесь он не
видел другого способа выразить свой протест. Ему казалось, что экипаж
вездехода будет потрясен его самоотречением.
Увы, кроме Дектярева, никто не обратил внимания на странное поведение
атомиста. Все были заняты своей работой. Что касается геолога, то этот
грубиян сказал ему:
- Вот такое пространственное положение более подходит для вашего тела.
- Попрошу оставить меня в покое, - раздраженно отрезал Биронт.
Оставшись в одиночестве у пульта, Николай Николаевич исписывал страницу
за страницей, удовлетворенно хмыкал, произносил длинные монологи. В его
распоряжении находилась точнейшая электронная аппаратура. Она позволяла
ему установить не только химический состав базальтовых пород, сквозь
которые прокладывал себе путь подземоход, но и то, что составляло главный
интерес для геолога, - физические свойства вещества.
- Проверим диалектику в действии, - повторял он себе. - Количество
непременно приведет к появлению нового качества.
И наблюдал, как под влиянием нарастающего давления все теснее
сближаются атомы в молекулах. Дело не только в увеличении плотности.
Наступит момент, когда чрезмерное сближение атомов вызовет переход
вещества в новое состояние.
Но в какое?
К концу подходили вторые сутки пути. Девяносто километров земной коры
осталось над головой путников.
Девяносто километров.
Когда Дектярев торжественно сообщил об этом лежавшему в гамаке
атомисту, у того защемило под ложечкой, его и без того длинное лицо еще
более вытянулось. А Николай Николаевич, твердя "Зангезур-занзибар!", сел
за стол и открыл банку с желеконцентратом. Аппетит геолога показался
Биронту прямо-таки противоестественным.
Подошло время спать. Биронт закрыл глаза, но ему мешал яркий свет
лампы. Он выключил ее. И тут услышал, как вибрирует корпус, - звук, к
которому начал было привыкать. В темноте особенно четко зазвучали
глубинные взрывы, они придвинулись к самой кабине (уплотняясь, вещество
все лучше проводило сейсмические волны).
Валентин Макарович поспешил снова включить свет и понял, что уснуть ему
не удастся.
Не выдержав одиночества, атомист спустился в свою рабочую кабину, хотя
его заранее мутило от необходимости сесть лицом к лицу с Дектяревым.
Антипатия атомиста к геологу росла с каждым часом.
На его счастье, Николай Николаевич спал. Биронт решил, что здесь, в
кресле, удастся соснуть и ему. Правда, в кабине тоже было светло от
сияния, излучаемого экраном. Биронт протянул руку к кнопке. Экран погас,
осталось только мерцание разноцветных нитей на белых шкалах.
Устроившись поудобнее в кресле, Валентин Макарович закрыл глаза. На
минуту почувствовал покой. Но только на минуту. До его обострившегося
слуха долетел храп Дектярева. Даже спящий, геолог отравлял ему
существование.
Валентин Макарович включил экран, часто моргая, смотрел на оранжевый
диск.
Потом повернул голову к указателю глубины.
Сто километров! Ужасно...
Он заерзал в кресле, глаза его расширились. Чем же все это кончится?
В ближайшем ряду приборов мигнул красный глазок счетчика атомных
частиц, мигнул один раз и потух. Крошечная вспышка света не сразу дошла до
сознания атомиста. Гнев на Дектярева ослеплял его значительно сильнее.
Но вдруг возмущение его разом испарилось: лампочка мигала не переставая.
- Мезоны?
- Что такое? - Дектярев открыл глаза.
- Мезоны?!
Валентин Макарович с такой быстротой начал вращать переключатели
счетно-решающей установки, что опешивший Дектярев никак не мог сообразить,
что произошло.
- Здесь еще не должно быть мезонов, - бормотал Биронт. - Я их не ожидал
так рано...
- Мезоны? Так вы не шутите?
Николай Николаевич встал и обошел пульт, чтобы лучше видеть счетчик
атомных частиц.
11
Когда-то существовало убеждение, будто земля состоит всего из двух
геосфер:
твердой, но тонкой оболочки - коры и расплавленной магмы, которая
простирается уже до самого центра.
Наблюдая за скоростью распространения сейсмических колебаний, ученые
установили, что ближе к центру земли плотность вещества необыкновенно
высока и превышает плотность стальных сплавов.
Итак, земля - твердое тело.
Однако оставался нерешенным другой вопрос: химический состав вещества
на различных глубинах.
Одна группа ученых утверждала, что по мере увеличения глубины начинают
преобладать тяжелые элементы, а ядро уже состоит из чистого железа,
никеля, кобальта и хрома.
Другая группа ученых (к ней принадлежал и Дектярев) считала строение
земного шара однородным по всей глубине. Что касается большого удельного
веса ядра, то тут все легко объяснялось мощным давлением, которое
внутренние слои испытывают со стороны внешних.
Но как давление сказывается на физических свойствах вещества? Остается
ли каждый химический элемент самим собой, или давление коренным образом
преобразует его внутриатомную структуру?
Еще задолго до рейса "ПВ-313" геофизики подтвердили: на границе
литосферы с астеносферой кристаллические структуры переходят в аморфные.
Кристаллы рухнули! А дальше? А глубже? Не рухнут ли молекулы? Не
распадется ли атом? И что вообще тогда останется?
Современные электронные ультрамикроскопы и ионные проекторы позволили
постичь до конца строение клетки и увидеть атом.
Современные радиотелескопы дали возможность увидеть новые галактики,
недоступные прежде для наблюдений.
Лишь инструмента, с помощью которого ученые смогли бы заглянуть в центр
планеты, создать не удавалось. Плотная завеса - почти три тысячи
километров уплотненного вещества - надежно скрывала ядро от глаз
наблюдателей.
Оставалось самим пробиться сквозь астеносферу.
Именно поэтому геолог-изыскатель Дектярев связал свою судьбу с
испытанием глубинных подземоходов. Его заветной целью было проникнуть в
астеносферу.
Здесь он надеялся обнаружить хотя бы отзвуки тех явлений, которые
происходят в ядре, если не до конца, то в первом приближении понять, какие
силы порождают землетрясения, передвигают континенты, перемещают магнитные
полюса.
Подтрунивая над Биронтом и над его теорией переохлаждения, Николай
Николаевич не мог не видеть в нем и своего союзника. Усилия атомиста были
направлены к той же цели: увидеть превращения вещества под воздействием
давления. Дектярева интересовала внешняя форма превращений, Биронта -
внутренняя.
Вот сейчас, например, давление продолжает нарастать, а температура
поднимается гораздо медленнее, чем это положено ей по законам физики.
Спрашивается, во что же тогда переходит энергия сжатия?
Не будучи достаточно сильным в атомной физичке, Николай Николаевич с
нетерпением ждал, к каким выводам придет Биронт. Но, увы, тот устроил бунт
и покинул кабину.
И вдруг появились мезоны.
Не сразу Николай Николаевич понял волнение Биронта. Свойства мезонов
изучаются в каждой школе. Их обнаружили в 1937 году в атмосфере, где они
образуются под воздействием космических лучей. Эти частицы в двести раз
тяжелее электрона, имеют по величине такой же заряд, но по знаку могут
быть и положительными и отрицательными ("тяжелые электроны"). Возникая,
мезоны живут всего две миллионные доли секунды. Исчезая, они оставляют
после себя обыкновенные электроны и излучение.
Исследователям долгое время не удавалось получить мезоны искусственной
бомбардировкой атомов. Ведь космические лучи несут с собой огромную
энергию.
Стоит убрать атмосферу только на одно мгновение, чтобы все живое на
земной поверхности обратилось в пепел. Да и не только на поверхности.
Космическое излучение пронизывает толщи вод, достигая дна океана. Оно
проникает на сотни метров в глубь каменных пород.
Искусственное получение мезонов стало возможным, когда в распоряжении
атомистов оказались синхрофазотроны с энергией в миллиарды электрон-вольт.
Сюда, на глубину ста километров, не могли попасть мезоны, порожденные
космическими лучами. Значит, приборы обнаружили какое-то другое излучение.
И если оно не космического происхождения, то есть не попадает сюда извне,
значит источник его спрятан в недрах земли.
Дектярев понял теперь, что взволновало Валентина Макаровича.
Мезоны возникали и гибли. Щелканье счетчика слилось в один сплошной
звук, напоминающий звук дисковой пилы, идущей по сухому дереву. У
Валентина Макаровича вздыбились волосы, приоткрылся рот, округлились глаза.
Что он сейчас переживал!
Мезоны принесли ему долгожданную весточку: вся толща астеносферы
пронизана необычайно мощным излучением, о существовании которого Биронт
догадывался еще там, наверху, у себя в кабинете. Излучение возникало в
результате распада атомных ядер, но без выделения термоядерной энергии в
виде тепла.
Именно такая возможность была подсказана теорией переохлаждения.
Валентин Макарович ликовал. Ему хотелось кричать от радости, и он,
пожалуй, сделал бы это, если бы в горле не появились спазмы. Вот они,
первые факты!
Гипотеза переохлаждения перестает быть гипотезой, она становится (и он
теперь добьется этого!) такой же аксиомой, как и закон тяготения. Не зря
положено столько трудов и перенесено столько огорчений. Истина торжествует!
Но очень скоро пыл ученого охладила другая, уже неприятная мысль:
подземоход вместе с ним, Биронтом, движется навстречу излучению,
породившему мезоны.
Поглощающая способность астеносферы будет непрерывно падать. Экипаж
подвергается такой опасности, вполне оценить которую не мог еще и сам
Биронт.
Ясно одно: дальше смерть.
Валентин Макарович похолодел, посмотрел на Дектярева круглыми глазами.
Он глотнул слюну и снова вцепился в переключатели. Кончики его длинных
костлявых пальцев вспотели, так что от прикосновения их к рычажкам
переключателей рычажки становились липкими.
Нет, ничто не могло сейчас заставить его уйти от пульта.
- Пока меня не было у пульта, вы не замечали появления мезонов? -
спросил он у Дектярева. - Очень важно знать, на какой глубине появляются
признаки излучения.
Николай Николаевич развел руками.
- Ну, ничего. Ничего... - успокоил себя атомист. - На обратном пути я
уточню это.
12
Минули третьи сутки с тех пор, как подземоход покинул поверхность
земли. Сто пятьдесят километров протянулись между кораблем и солнечным
светом.
Жизнь в кабинах "ПВ-313" входила в своеобразную колею. В определенное
время работали, садились за обеденный стол, отдыхали. Но больше всего
времени уделяли работе, и никто не заговаривал о возвращении на
поверхность.
Каждый раз, когда страх подкрадывался к Валентину Макаровичу, он спешил
успокоить себя доводом, что до источника излучения еще очень далеко, что
вездеход движется медленно, а лучевая защита его стенок пока вполне
надежна.
Подобно Дектяреву, пытался он спать, сидя за пультом, но, повертевшись
некоторое время в кресле, обращался в бегство, ибо органически не
переносил храпа.
Его по-прежнему раздражала и привычка Николая Николаевича высказывать
свои мысли вслух, хотя уже не так сильно, как вначале. Бывали минуты,
когда, увлеченный наблюдениями, Биронт вообще не замечал ничего
окружающего и даже забывал, где он находится.
И все же он предпочел бы работать в одиночестве. Однако Дектярев теперь
словно прирос к пульту. Геолог и спал у пульта, проявляя удивительную
способность засыпать мгновенно, если приборы не сообщали об изменениях в
окружающей среде, и так же мгновенно просыпаться, если такие изменения
происходили. А ведь сигналы приборов были беззвучными, нити передвигались
по шкалам - только и всего.
Таким образом, Николай Николаевич спал подряд не более четверти часа,
хотя в общей сложности набирал за сутки никак не меньше десяти часов.
Меньше всех спал Вадим. Придирчиво присматриваясь и прислушиваясь к
работе машин, он нащупал слабое звено в конструкции подземохода. Корпус
должен иметь иной профиль! Это выяснилось только сейчас, на глубине в
двести тридцать километров. Электронно-счетная машина, получив более
миллиона замеров давления в разных точках обшивки, составила и решила
интегральное уравнение. В воображении Вадима вырисовывался новый корабль -
вытянутый эллипсоид с заостренным носом.
Вадим переживал спокойное удовлетворение. Он посвящал в свои наблюдения
водителя. Вдвоем они часами прикидывали, как можно перекроить "ПВ-313", а
главное - как повысить его скорость.
- Главное - скорость, - повторял Вадим. - Год назад, два-три года назад
наши подземоходы тоже делали полметра в секунду. Пора перешагнуть и этот
барьер.
Не знал отдыха и Скорюпин. Передача следовала за передачей. Наверх о
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг