Помог случай. Однажды за свадебным столом у моей троюродной сестры я
оказался по соседству с одним парнем из, так называемой, группы
"независимых", существующей в нашем институте.
Это им, несмотря на постоянные интриги шефа, удавалось как-то завершать
свои работы и даже без осечки защищать кандидатские и докторские
диссертации.
Такой успех парня и его единомышленников объяснялся достаточно хитроумной
программой их поведения. Гвоздем стратегии была концепция: способных в
химии достаточно много, посему успех в научной карьере, в основном,
зависит от правильного поведения по отношению к тем, от кого зависит успех
твоего дела. А их неизменная тактика, в первую очередь, сводилась к тому,
чтобы никогда и нигде в открытую не проявлять и (не дай бог) не показывать
свое недовольство любыми, даже самыми подлыми поступками руководства (ведь
и стены, как известно, имеют уши). Шеф, конечно, не дурак: видел и понимал
все это. Но никак не мог остановить "хитрюг", хотя, как известно, отнюдь
не в его правилах было давать ход людям, явно не работающим на него.
После того как мы немного освоились, в атмосфере общего веселья наступил
момент, когда даже самые скрытные люди чуточку приотворяют ворота своего
внутреннего мира. У моего соседа было не очень приподнятое настроение. Это
никак не вязалось с его нынешними успехами.
- Что, Костя, не трогает тебя счастье молодых? По-моему, неплохая
получается пара, а?
- Какой разговор, пара прекрасная!
- Так в чем же дело?
Он немного настороженно посмотрел на меня и вдруг с деланной беспечностью
взял свою недопитую рюмочку:
- Давай еще по глоточку. Не хватало нам и здесь обсуждать служебные дела...
Мне было бы достаточно погладить листок, чтобы узнать, о каких явно не
очень приятных для него служебных делах идет речь. Но моя идиотская
порядочность!..
Через некоторое время Костя неожиданно повернулся ко мне и тоном азартного
игрока сказал:
- Много бы я дал тому, кто сказал бы мне, что у него на уме.
Видимо, я уставился на него настолько обалдело, потому что он раздраженно
проговорил, хлопнув меня по плечу:
- У шефа, у шефа! - Потом махнул рукой:- Что толку рассказывать тебе это...
Формально преграда передо мной была снята - ведь он сам сделал шаг к
откровенности.
- В чем дело, расскажи. В последнее время я немного начал разбираться в
ребусе, именуемом "тайными намерениями шефа". Может, смогу просветить тебя.
.Костя рассмеялся.
- И при этом добиваешься таких успехов в своих делах? - съязвил он.
- Просто я еще не умею правильно корректировать свои поступки в
соответствии с его задумками...
- Ну ладно, веселись, ведь свадьба же! У тебя своих неприятностей
хватает... Это я так вспомнил, завтра с утра предстоит, как мне кажется,
довольно неприятный разговор с шефом, хотя мы никакой вины за собой не
знаем. Просто иногда до боли хочется узнать, что у него на уме и что он
замышляет по нашему делу...
"Мне больше ничего и не нужно от тебя. Завтра вы из его же уст услышите,
что он вам готовит. Расколоть его - моя забота. Это как раз тот случай,
который мне нужен".
* * *
Из-за полуоткрытой двери донеслось раздраженное: "Пусть войдут!"
Накрашенная секретарша, не моргнув черными стрелками наклеенных ресниц,
холодно произнесла: "Заходите".
Все четверо поднялись и один за другим скрылись за директорской дверью. В
ожидании этого момента я околачивался около приемной по пустяковым делам.
Вслед за ними туда же я отправил и шайтана... Потом долго ждал,
рассчитывая услышать, как из кабинета донесутся крики и вопли,
сопровождаемые хохотом вошедших туда. Ждал, как публично будет рушиться
авторитет шефа.
Но все было тихо и пристойно. Там, как я узнал позже от моего компаньона,
происходило, оказывается, вот что.
-Мы пришли к вам за советом и поддержкой, - сказал предводитель вошедших,
имеющий степень доктора наук.
- Слушаю, - глухо пробурчал директор, захлебываясь от собственного
превосходства перед просящими. Не любил он, естественно, эту четверку,
считал их потенциально опасными, хотя вслух называл своими учениками. Уж
больно они были самостоятельными а каким-то образом оставались вне
зависимости от него. И диссертации они свои защитили не благодаря, а
скорее вопреки его тайным желаниям. Но больше всего его раздражало то, что
они всегда держались вместе - никак не удавалось их перессорить. Таких
приятно видеть только в роли просителей.
- Алим Акрамович, мы собрали и систематизировали наши с вами работы за
последние пять лет. По возможности критически оценив их уровень, принесли
на ваш суд...
- На предмет чего? - резко прервал директор, уже получивший изрядную долю
раздражения от фамильярного "наши с вами работы" вместо привычного и
ласкающего слух "работы, посвященные решению задач, поставленных вами и
выполненных под вашим руководством".
- Видите ли, Алим Акрамович, нам кажется... - тут говоривший остановился в
позе обреченного гонца, сообщающего шаху о крупных неприятностях, -
...работы тянут на уровень Государственной премии... Если вы, как соавтор,
не имеете ничего против, можно было бы рискнуть и выдвинуть их...
- Значит, вы уже все сами решили, - тихо и злобно прошипел директор, по
очереди сверля их свирепым взглядом. - А я? Вы, надеюсь, еще не забыли,
что я тоже автор этих работ. Вы собрали и систематизировали их без меня? А
может, я против этого!
- Алим Акрамович, вот мы и пришли к вам, чтобы узнать ваше мнение. Вы же
требуете от нас, чтобы к вам заходили с уже продуманными готовыми
предложениями. Вот мы и... - начал говорить Костя и тут же был прерван
шефом.
- Не крути! Вы пришли с готовым материалом, чтобы поставить меня перед
фактом! Чтобы оказать давление! А ну, давайте сюда, что вы там
насистематизировали! - Получив аккуратно сшитую толстую папку, он
брезгливо начал листать ее.- Моя фамилия фигурирует здесь как насмешка. Вы
ведь хорошо знаете, моя кандидатура на Госпремию не пройдет. Я ее получил
уже один раз, - язвил он, продолжая листать. Закончив, он с перекошенным
от злобы лицом швырнул папку сидящим. - Идите. Делайте, что хотите. Я не
хочу иметь отношения к вашим самовыдвиженческим махинациям!
- Алим Акрамович, какую из этических норм мы нарушили, что так рассердило
вас? - мягко, но настойчиво спросил один из посетителей.
- Не прикрывайся красивыми словами,- на позеленевших губах появилась пена,
- вы хорошо знаете, что нарушили. Не пытайтесь меня дурачить.
Сидевшие украдкой переглядывались, пытаясь понять, с какой стороны шеф
готовит удар.
- На сегодняшний день вы уже должны были зарубить себе на носу: я
единственный академик по химическому катализу. Все, что делается в
республике в этой области, проходит через меня. Я знаю, а не вы, кто как
работает и кто по очереди должен быть выдвинут на получение Госпремии.
Своим шагом вы выдали свое пренебрежение к моему авторитету и мнению. Вы
это надолго запомните.
Наступила пауза, каким-то образом продолжающая источать злобу шефа.
- Алим Акрамович, поверьте, не было у нас злого умысла, - начал
примиренчески Костя, чтобы спасти положение. - Если мы и допустили
что-нибудь нетактичное, то только из-за неопытности.
Директор издевательски ухмыльнулся.
- Думаете, свалите все на наивность, неопытность, и вам все сойдет с рук.
Нет! Не поддержу я вашу кандидатуру. Потому что мне выгоднее считать, что
есть более достойный кандидат на премию. Его работы не слабее ваших. И
поддержу я его потому, что мне надо успеть сделать его непотопляемым.
Обеспечить его титулами, пока я жив и еще способен на это. Ему я уже
обеспечил поддержку крупных имен из центра. Везде, где должны знать о его
кандидатуре, уже знают... И вдруг вы суетесь ко мне со своей работой... Не
пытайтесь убедить меня, что вы не знали об этом... В любом случае я не
допущу ничьей конкуренции, тем более вашей. Мой вам совет, заберите эту
стряпню и больше никогда о своей затее не заикайтесь... на следующий год я
попытаюсь сделать для вас что-нибудь.
- Почему на следующий год?.. - начал было предводитель вошедших, но был
прерван коронным ревом шефа:
- Так вы не поняли моего предостережения?! Тогда пеняйте на себя!
Выдвигайте свою работу на премию. Я посмотрю, как она пройдет. Вы думаете,
я допущу, чтобы мой родной племянник Эркин, раз уж я решил его двигать,
имел хоть какой-нибудь шанс провала? Нет! Вы не будете допущены даже на
рассмотрение вашей работы уже в первом туре. Вы, наверное, забыли кто я?
Многие пытались встать на моем пути. Учтите, пока никто не добился успеха
в этом деле....
Посетители видели, что шефа уже понесло. Его уже не остановить ничем - ни
согласием с ним, ни тем более возражением, поэтому все застыли под шквалом
его угроз в разных позах.
- ...Вы что, забыли судьбы Караматова, Сурцева? Они ведь были далеко не
чета вам. Академики! Эти дураки объединились против меня, чтобы
расправиться бесповоротно. Чтобы не допустить меня до этого кресла, где я
сижу двадцать лет вопреки их желаниям. Они, видите ли, в академии имели
больше авторитета, заслуг. Я их не только полностью нейтрализовал, устроив
им интриги друг против друга, но и окончательно потопил их. Потом они
получили по очереди по инфарктику и теперь если станут опять мне мешать,
то разве что на том свете...
- Почему вы говорите с нами таким образом?.. И себя расстраиваете.
Пожалуйста, остановитесь, Алим Акрамович, мы ничего плохого не собираемся
вам сделать, - все еще пытался спасти положение предводитель.
- И не сможете сделать ничего! Мои титулы не позволят сделать вам
что-нибудь со мной, а то сделали бы. Все ваши уникальные диссертации и
статьи - нуль по сравнению с моим званием академика, которое никто не
сможет отнять. Я с ним всегда буду прав и находиться над вами.
После этого полностью сбитые с толку посетители замолчали совсем. Они были
готовы ко всему: дипломатичному отказу в их просьбе, искусному
запудриванию мозгов, после чего они, ничего не поняв, а главное, ничего не
добившись, вышли бы из кабинета; резкому отказу со ссылкой на их, впервые
услышанные здесь грехи. Но к такому непривычно открытому разговору, где
вещи были названы своими именами, они не были готовы и, извините, даже не
знали, как себя вести в таких случаях.
Между тем шеф уже окончательно добивал их.
- Попробуйте только написать куда-нибудь об этом разговоре! Ну, приедет
комиссия, поработает здесь, А коллектив поддержит меня, скажет, рановато
вас выдвигать на Госпремию - уж такое мнение я сколочу вмиг, почва, если
вы не окончательные олухи, понимаете, благоприятная для этого. А потом...
Потом я на долгие годы подпорчу вам карьеру. Не забывайте - жизнь дается
человеку один раз. Помните, это учили еще в школе в виде отрывка из
какого-то художественного произведения. Вопрос исчерпан, можете идти.
* * *
- Ну что же, дело сделано. Теперь можно наблюдать, как будет рушиться его,
так называемый, авторитет, - не без иронии закончил шайтан свой рассказ о
событиях в кабинете шефа.
- Во всяком случае, мы это заслужили. Не может же быть, чтобы эта четверка
дружно молчала об удивительных откровениях шефа. Думаю, что завтра же
случившееся станет достоянием публики.
Так оно и случилось. Институт опять тихо гудел. Директор на две недели
исчез. Говорили, что он болеет. Зная возможности и способности шефа (но не
зная, что он, запершись дома, пытается разобраться, какой же шайтан его
попутал вслед за "Правой рукой"), несчастные претенденты на Госпремию
совсем приуныли. Говорили, они молят бога, чтобы именно в эти дни в
вышестоящие организации не поступила очередная анонимка на шефа. Директор
непременно приписал бы авторство кому-нибудь из них...
А "авторитет" не спешил рушиться. "Откровения", по-существу, мало кого
удивили. "Ну и что,- говорили, - сказал так сказал. А то мы не знали, что
не у всех намерения совпадают со словами. Он даже проявил гражданскую
честность - все высказал, как думает".
Мне некуда было девать глаза от стыда перед шайтаном.
Выйдя на работу через несколько дней, директор вызвал к себе четверку.
Туда же отправился и шайтан - на этот раз в качестве наблюдателя. И вот
что я узнал о следующем раунде.
- Я много думал о вас,- начал Алим Акрамович.- В общем, так. Госпремия -
вещь серьезная. Мы в первую очередь должны заботиться о ее авторитетности,
весомости. Выдвигаемая работа должна быть очень важной, освещающей
разработанную проблему со всех сторон. Вот я и подумал - взять бы да
объединить вашу работу с работой Эркина. При этом, с одной стороны, будет
обеспечен двухсторонний подход к решению проблемы, что покажет полноту
исследований, а с другой стороны, Эркин - не из нашего института,
следовательно, мы соблюдаем объективность. Это все, что я смогу сделать
для вас. ("Этого я ни за какие блага на земле не стал бы делать, если бы
не опасался, что кто-нибудь из вас, канальи, не выдержит и пожалуется
куда-нибудь, где жаждут моего провала", вертелось у него в голове, хохоча
рассказывал шайтан). - И добавил многозначительно: - Если у вас есть
другое мнение, скажите, обсудим.
Обалдевшая от такого неожиданного поворота четверка растерянно молчала.
- Что молчите?! Вы еще недовольны чем-то? - одолеваемый подозрениями,
начал "входить в форму" шеф.
Четверка, потерявшая к этому дню всякую надежду на успех, почувствовала,
что может остаться и без этой подачки, и, как по команде, один за другим
начала сбивчиво выражать шефу свою благодарность за мудрое решение.
Директор внимательно просверлил их взглядом и, убедившись, что на лицах
подчиненных нет следов затаенной злобы, перешел на отечески заботливый тон:
- Не надо меня благодарить. Работа ваша, так же, как и Эркина, вполне
заслуживает такого поощрения. Она ведь признана и зарубежными школами... В
прошлый раз я немного погорячился, В следующий раз так не делайте
(четверка много дала бы, чтобы узнать, что именно надо было делать не
так)... Забудьте про тог наш разговор...
Как и следовало ожидать, на прощание он кинул им последнюю кислую пилюлю:
- Вот работа Эркина. Внимательно изучите ее, скорректируйте нужным образом
вашу часть и присоедините к ней. Потом принесете мне.
Вдогонку прозвучал приговор шефа:
- Ну вот, теперь вопрос можно считать созревшим и подготовленным. Теперь
его можно выносить на суд общественных организаций и Ученого совета. Думаю
- все пройдет гладко...
- Во как надо работать! Видал? - присвистнув, закончил шайтан. -
Нейтрализованы непредвиденные конкуренты. Мало того, их сила, мощь
подчинены так называемому общему делу. И тем самым укреплены позиции
племянника. А грохота рушащегося авторитета мы вовсе и не услышали, не так
ли?
- Подожди, у меня самого от всего этого голова кругом идет... Я думал,
хоть эти ребята доставят ему хлопот...
- Зачем?! Зачем это нужно твоим ребятам? Если они хотят дальше заниматься
наукой, а они, по всей видимости, хотят, им нужна спокойная жизнь. Чего
они добьются, если займутся шефом? Во-первых, при беспринципности,
изворотливости и цепкости Алима Акрамовича они мало что докажут. Хоть они
вчетвером оказались свидетелями откровений шефа, не забывай, они считаются
лицами заинтересованными. Во-вторых, даже в случае победы эта четверка
надолго заработает себе прочную славу скандалистов и будет облеплена тем
количеством грязи, которого вполне достаточно для полного подрыва их
научной карьеры (шеф об этом позаботится). Зачем этой четверке такие
приключения? А время, потерянное для науки, и бесповоротно испорченные
нервы?..
Ни логика, ни даже "жизненность" доводов в тираде шайтана на этот раз не
подействовали на меня. Ну, не может быть так! Весь кошмар, окружающий меня
в институте, - скорее какая-то дикая случайность, выходящая из ряда вон на
общем фоне. Я это чувствовал интуитивно. Однако нелепая игра, затеянная
шайтаном, в которую я втянулся основательно, никак не кончалась. Что-то не
позволяло мне выйти из нее. Мои неуклюжие попытки все-таки выйти из нее и
вернуться к действительности чаще всего сводились к спорам средневековых
схоластов о всякой мистической чуши в рамках современной формальной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг