Сиять, как вы сами понимаете, он имел полное основание. Еще бы, по
мановению его властной дирижерской руки сегодня заиграет еще один мощный
оркестр.
На сегодняшнее заседание была назначена защита кандидатской диссертации
одного из аспирантов Расула Сагдуллаевича. Последний факт однозначно
определял исход этой процедуры, которую и называть-то защитой было
некорректно.. Действительно, не от членов же Совета защищаться. Они как
раз, несомненно, выступят за эту "работу". Да, не следует забывать, что
обычно в зале при защитах присутствует небольшая толпа случайных зевак и
родственники диссертанта. Возможно, от них и придется "защищаться".
После выполнения обычных формальностей, сводящихся к зачитыванию биографии
диссертанта, справок о его научном пути и так далее, начался сам научный
доклад. С кисло-сладким выражением лица диссертант начал декламировать
текст, осточертевший ему во время заучивания наизусть. Члены совета мирно
занимались своими делами.
Отрешенный вид докладчика и его монотонный голос говорили только об одном
- какое вам удовольствие слушать эту муру? Просто жалко вашего времени!..
Скоро поведение аспиранта слегка раздразнило Алима Акрамовича. Ради
репутации нового Совета следовало бы проявить некую строгость и немного
отрезвить диссертанта. Кроме того, наступила пора напустить на него
положенную дозу страха, чтобы он, как положено в таких случаях, запомнил
на всю жизнь, как и кто спас его от явного провала. Руководствуясь этими
почти противоречивыми соображениями, Алим Акрамович бесцеремонно, тоном
рассеянного ученого, которому не до формальностей, перебил диссертанта:
- Послушайте! Вы уже говорите целых пятнадцать минут из двадцати,
отпущенных вам. А я до сих пор не могу уловить логическую нить вашего
выступления. Расскажите лучше про основные результаты вашей работы.
Диссертант явно не ожидал, что его перебьют, да еще вопросом, ставящим под
сомнение смысл всего доклада. Заметно побледнев, он проговорил, заикаясь:
- Алим Акрамович, основные результаты я уже изложил. Осталось рассказать
только о перспективах развития этой темы.
Алим Акрамович, в планы которого, конечно, никак не входило напряжение
обстановки, все же не выдержал, усмотрев столь явный намек на то, что он
не слушает доклад или еще хуже - не понимает его.
- Да что вы говорите?! Не только я, ни один член Совета не понял еще сути
вашей работы,- произнося это, Алим Акрамович глазами обвел "просыпающиеся"
ряды Совета,- а вы утверждаете, что уже все рассказали.
Это окончательно убило диссертанта. Полностью растерявшись, он замолчал,
опасаясь следующим ответом еще больше осложнить обстановку, а глаза его
отчаянно искали поддержку у сидящего в зале Расула Сагдуллаевича. Тем
временем Совет ожил. Но большинство находилось в замешательстве, не зная,
как себя вести. Дело в том, что ситуация была несколько однозначной, что
даже специальной работы среди них не было проведено. Все и так понимали,
что диссертант- "свой человек" (не слепые ведь!), в его защите кровно
заинтересован "Правая рука", следовательно, и сам Алим Акрамович. А он,
Алим Акрамович, вдруг повел себя так, что даже "Правая рука" вначале
несколько растерялся. Поскольку никто точно не ведал, что на уме у Алима
Акрамовича, большинство очень умно решило воздержаться от какого-либо
шага. Но, оказалось, этого было мало. Если бы знал Алим Акрамович, чем
обернется его неуместная вольность! Дело в том, что в составе Совета было
несколько новых членов, которые по-своему были преданы шефу, но еще не
совсем ориентировались в неожиданных ситуациях, порождаемых изощренной
сложностью его, шефа, натуры. Один из них, приняв грозные вопросы за
сигнал расправиться с диссертантом, с нескрываемой иронией задал вопрос,
который прозвучал в затихшем зале как смертный приговор:
- Почему у вас в докладе не упоминался такой важный фактор, как диапазон
температур, где нормально протекают ваши основные реакции?
- Диапазон, диапазон... Я проводил реакции в области и низких, и высоких
температур, - выдавил диссертант.
- Неужели вы хотите сказать, что ваша контролирующая аппаратура одинаково
хорошо фиксирует химический состав в той и другой областях температур?
Если вы настаиваете на этом, перечислите, пожалуйста, температурные
градиенты чувствительности вашей аппаратуры для всех элементов,
участвующих в ваших реакциях.
Это был конец. В зале наступило зловещее молчание. Все знали, что
диссертант, привыкший к постоянной опеке могущественных покровителей, не
настолько углублялся в детали своей работы, чтобы сообщить эти самые
проклятые градиенты.
Алим Акрамович кусал губы, поняв, какому опасному направлению событий он
дал ход своей небрежностью. Но в этот момент на бедного диссертанта
обрушился еще один удар в виде следующего восклицания:
- А где, скажите мне, пожалуйста, в вашей работе химия? Если я не
ошибаюсь, вы претендуете на степень кандидата химических наук?
Это решил отличиться второй новичок в Совете!
Один из членов Ученого совета, сидевший в заднем ряду, наклонился к соседу:
- Э... э... э, братцы, так и завалить можно человека. Надо что-то
предпринять.
Как раз в это время Алим Акрамович начал предпринимать то самое "что-то".
Он медленно встал и с виноватой улыбкой произнес:
- Вообще-то мы все, и в первую очередь я, вели себя не совсем верно. По
существующему положению мы не должны были прерывать доклад до его
окончания. Давайте дадим возможность диссертанту закончить выступление.
Потом начнем выяснять непонятные места. Думаю, что тогда он ответит на все
вопросы удовлетворительно. Мы все не раз слушали его на лабораторных
семинарах и знаем, что работа его хорошая, а он сам лучше, чем кто-либо из
нас, разбирается в ней.
Вот каков он!
Члены Совета облегченно вздохнули. Теперь ясно - надо вытаскивать
безнадежно утопающего. Для шефа они это будут делать с превеликим рвением.
Совершенно сбитый с толку, растерявшийся диссертант дрожащим голосом
кое-как закончил доклад.
После этого начался так называемый парад - смотр на лояльность перед
председателем. Первый решил блеснуть своими глубокими соображениями
Бузрукходжа Саидходжаевич. Он начал с того, что будучи секретарем Ученого
совета по долгу службы подробно ознакомился с работой. Притом он-де
получил огромное удовлетворение, и это чувство никак не может быть
затенено не совсем удачным докладом диссертанта, что, по его мнению,
является естественным следствием огромного перенапряжения и усталости
после завершения такой серьезной работы. Потом Бузрукходжа Саидходжаевич
очень тонко намекнул на беспредметность и неуместность вопросов тех двоих.
В частности, он между прочим отметил, что чувствительность аппаратуры по
элементам, которой здесь очень интересовались некоторые, не имеет никакого
отношения к основным результатам диссертации, а сам вопрос насчет
отнесения диссертации к чистой химии или к технике говорит только о
невдумчивости и недопонимании работы спрашивавшими. Затем своим хорошо
поставленным бархатным баритоном заговорил Моисей Львович. Озабоченным
тоном, который для данного случая был удвоен против обычного, он начал
говорить о безусловной актуальности и полезности работы. Выступление было,
естественно, насквозь пропитано негодованием в адрес членов Совета,
которые задают не совсем тактичные вопросы. С пафосом он сделал остановку
на одном измерении, осуществленном диссертантом (к слову сказать, весьма
стандартном), и это измерение в устах Моисея Львовича было возведено в
ранг оригинального...
Через некоторое время почти все члены Совета один за другим
реабилитировали себя за трусливое молчание в те критические минуты.
На лица "тех" двоих, отличившихся, нельзя было смотреть. У первого нервы
сдали очень быстро. По-видимому, с таким единодушием в обелении черного он
сталкивался в жизни впервые. Поняв, в какое глупое попадает положение, он
встал и заявил, что теперь понимает всю важность и серьезность работы и
вопросы свои снимает из-за их некорректности. Второй был близок к такому
же раскаянию.
- Ну, нет, - спохватился я, только теперь вспомнив про свою "миссию".
Такую возможность упускать нельзя. Чутье мне подсказывало, что до сих пор,
из-за плохой ориентации в обстановке, этот человек говорил что-то близкое
к правде, во всяком случае то, что думал. Пусть продолжит в том же духе.
Я послал к нему шайтана. Любитель вопросов попросил слово. Председатель,
склонившийся уже к мысли, что парад-смотр и так слишком затянулся и пора
остановить его, вдруг в силу нахлынувшего неизвестно откуда и совсем
неуместного чувства демократизма решил дать возможность реабилитироваться
и этому "грешному". Какая опрометчивость!
- Я все-таки не услышал ответа на вопросы, заданные мной и моим коллегой,
- твердо заявил товарищ.
Публика, естественно, разинула рты. Такого она не ожидала.
- Ваш коллега, как вы должны были заметить, буквально минуту назад снял
свой вопрос, признав его нелогичным. Пора бы и вам последовать его
примеру, - с крайним раздражением ответил за диссертанта Алим Акрамович.
- Алим Акрамович, я считаю, что снятие вопроса моим коллегой - это его
личное дело. Хотя, догадываюсь, почему он это сделал, но не хочу
отвлекаться на такую мелочь,- заявил настырный товарищ. - Считайте, что у
меня тоже возник тот же вопрос, и мне, в отличие от моего коллеги, хочется
получить на него ответ, притом от диссертанта.
Что тут началось!.. Не диссертант, хотя он и осмелел к концу спектакля, а
весь Ученый совет во главе с председателем как по команде набросился на
"вольнодумца". Тема спора очень быстро ушла от диссертации (а науки она
вообще не коснулась). Разговор был успешно переведен в русло личных
препирательств. Вначале объект нападения успевал парировать атаки меткими
замечаниями о "достоинствах" самих нападающих. Постепенно большинство
начало одолевать его. Бедный шайтан, при всей своей проворности, видимо,
не успевал выбрасывать на свет божий очередную, необходимую правду,
запрятанную в темных лабиринтах мозга объекта. В конце наступление под
внешне не выставляемым напоказ дирижерством Алима Акрамовича стало
настолько интенсивным, что объект был не в состоянии даже рта раскрыть.
Его не слушали, а мастерски продолжая и дополняя друг друга, закидывали
контрвопросами, основная цель которых сводилась к тому, чтобы правдами и
неправдами скомпрометировать "наглеца". Стенографистки обалдело слушали
все это, опустив руки. При таких темпах они все равно ничего не успели бы
зафиксировать.
Диссертант так и не вмешался в происходящее. Его испуганное вначале лицо
постепенно приняло равнодушное выражение. Через некоторое время он уже
спокойно, с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим - мол, как
же сможет выкрутиться из этой заварухи нежданный критик его работы?
Под конец атакуемый сник, опустил голову и полностью замолк. Я вытащил
листок и увидел только что возвратившегося шайтана. Он стоял весь в поту,
также с виновато опущенной головой. Это был полный провал. Когда я покидал
конференц-зал, сзади донесся довольный голос Алима Акрамовича:
- Прекратим дебаты, мы теряем время. Протокол заседания хотя бы с одним
голосом "против" смотрится убедительнее, чем со стопроцентным "за". Сейчас
начнем слушать отзывы официальных оппонентов...
* * *
- Ну что, друг, показали они тебе, как надо работать?
Шайтан опять опустил мохнатую голову.
- Во всяком случае, я теперь понимаю, почему мне предписывали поучиться у
них. Правды в голове у этого типа было предостаточно. Но мне не давали
возможности вытаскивать ее вовремя.
- Не оправдывайся. Признайся, что они утерли тебе нос. Мы с тобой даже
услужили им. "Протокол с одним голосом "против" смотрится убедительнее,
чем со всегда подозрительным, стопроцентным "за". Слышал?
Шайтан не отвечал. Я сложил листок и побрел домой. Мы с ним были как
побитые собаки. "Да, их голыми руками не возьмешь. Впредь надо тщательно
готовить операции. Промахи, оказывается, приводят к противоположным
результатам. Надо быть осторожней. По дороге домой перед моими глазами
стояла еще одна сцена раскаяния, где чуть ли не плачущий член Ученого
совета пытался уверить свирепого шефа, что его "какой-то шайтан попутал".
* * *
- Ничего у вас с ними не выйдет, - сказал шайтан дома. - Все это пустое.
- Не расстраивайся. Если нам удастся немного расшатать авторитет шефа, то
все остальное само собой рухнет, как карточный домик.
- Авторитет? Ты думаешь у него есть авторитет? Если это авторитет, то
скажи мне, пожалуйста, как на вашем языке именуется такая способность, как
умение держать других в страхе, мало того, заставлять их пресмыкаться
перед собой? А если все-таки это авторитет, то как ты его собираешься
расшатать? Ведь это фактор не изолированный! О его устойчивости ревностно
пекутся ваши месткомы, всевозможные общества и советы института. Ведь это
недурно сколоченная вашим шефом иерархическая постройка!
Это уже было слишком! Я - человек, можно сказать, высшее создание природы.
А какой-то шайтан пытается учить меня уму-разуму. Разве не его мы обвиняем
в извращении таких понятий, как авторитет, честность,
целеустремленность?.. Я с трудом сдерживался.
- Я знаю, что такое авторитет. На земле живет много людей, к которым это
слово имеет прямое отношение. А сейчас я употребил это понятие по
привычке, машинально, можно сказать, условно. Это, в конце концов,
дурацкая привычка, приобретенная мной в этом институте.
- Ша, ша, ша, - предостерег меня шайтан, - не выходи из себя. Давай
разберемся по порядку - что есть что. Можешь ты провести четкую границу
между авторитетом человека, с одной стороны, и страхом, робостью перед его
властью, страхом перед его хитростью, способностью внушать свое мнение
окружающим, вероломством, коварством, с другой? "Не могу! - тут же про
себя отметил я.- На кой черт я опять сцепился с ним? Не смогу я ответить
на этот вопрос. Мало того, я не знаю в нашем институте никого, способного
дать четкий ответ на этот вопрос".
Не зная, как выйти из положения, я в отчаянии набросился на него:
- Это твое племя путает людей! Это следствие вашего внушения: люди
неосведомленные, ограниченные, люди с чувством собственной неполноценности
возводят в авторитеты людей, сильных в карьеризме и неприкрытом
властолюбии.
- Значит так. Если отвлечься от твоей жалкой клеветы на наше племя, ваш,
так называемый, авторитет есть понятие очень и очень относительное. И,
судя по всему, его смысл сильно зависит от того, кто и в какой ситуации
пользуется им?
- Все пользуются этим понятием так же, как и любым другим, в силу своей
компетентности или, скорее, испорченности.
-- Ну вот,- удовлетворенно произнес шайтан, - это я и хотел услышать. А
свои грехи нечего сваливать на шайтана... Сколько бы я не был зол на
своих, все же мне обидно за них... Ну, а как ты еще хочешь расшатать этот,
так называемый, авторитет шефа? - примиренчески заговорил вдруг шайтан. -
Разве не этим мы занимались до сих пор?
- Надо заставить его самого сказать вслух то, что у него на уме, когда он
особенно остерегается этого.
- Ну что ж, если только в этом дело, устрою я тебе это удовольствие.
Желание компаньона для меня закон,- приложив руку к груди, слегка
поклонился шайтан.
- Только, конечно, не в каком-нибудь пустяковом деле. Он ведь в мелочах
подчеркнуто правдив и откровенен. Обычная игра на обывательскую публику...
- Не думаешь ли ты, - перебил он меня, - что я заставлю его публично
накричать на какого-нибудь проходимца не из его приближения, например,
такое: "Не подпишу твои документы на Брюссельскую конференцию! Твоя работа
даже близко не тянет на международный уровень!" Он это делает и без моей
помощи.
- Прекрасно, так давай за дело...
Честно говоря, я не совсем представлял, как поставить этот эксперимент.
Все вокруг, и в первую очередь натура шефа, оставались для меня еще
достаточно сложными загадками. И чтобы планировать операцию с
гарантированным успехом, казалось, надо было быть по меньшей мере
"прожженным жуком", "стреляным воробьем", "сильным", "находчивым",
"тонким" и "политиком", вместе взятыми, притом в большей степени, чем мои
"друзья". Надо было вникнуть в скрытую подоплеку интриг институтского
масштаба. Заглянуть в чрево, где они рождаются и откуда выползают спрутом
в виде целенаправленных замыслов, определяющих сегодняшнее состояние и
лицо института. Вопрос был психологический, где-то немного биологический
и, если подойти к этому шире, может, даже философский!
Мое опальное положение мешало быть в курсе всех "подводных" и "подземных"
течений в институте. Со мной не секретничали...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг