должен сам включать его в авторы самых важных...
- За перечисленные вами функции директор получает самую высокую зарплату в
институте и еще имеет кое-какие льготы, - прервал с места Расул
Сагдуллаевич, кивнув в сторону водителя служебной "Волги", который как раз
в этот момент заглянул в кабинет, очевидно, чтобы сообщить шефу, что жена
его отвезена куда надо.
- Кончайте базар! - крикнул Алим Акрамович, увидев, что один из маститых
подхалимов не справляется со своими обязанностями, а другой, можно
сказать, самый надежный, ведет себя непостижимым образом. - У меня около
пятисот научных трудов, сделанных кровью и потом (все знали, что эта цифра
"случайно" совпадает с количеством статей всех сотрудников института,
выпущенных за срок директорства Алима Акрамовича). В большем я не
нуждаюсь. Повестка дня исчерпана. Все свободны, - повернувшись к "Правой
руке", добавил, - а ты останься,
* * *
На следующий день институт тихо гудел, как разбуженный улей.
Директор не вышел на работу.
Расул Сагдуллаевич же заперся у себя в кабинете и никого не принимал.
Только иногда, неожиданно появляясь в приемной, вызывал нужных людей
тоном, не терпящим ни малейшего возражения, отчеканивал распоряжения и
опять скрывался за дверью. Все старались не приближаться к дирекции и
дрожали при вызове туда. Зато в лабораториях, в укромных местах коридоров
вовсю шли обсуждения вчерашнего инцидента. Источником этой смуты были
участники совещания, сообщившие еще вчера же своим доверенным близким ("по
секрету", естественно) о совершенно невероятных происшествиях, случившихся
на только что закончившемся совещании. К полудню, как это обычно бывает,
слухи и толки, полностью оторвавшись от первоисточников, начали
существовать самостоятельно. Фантазия научных сотрудников стремительно
устремилась ввысь, не признавая никаких границ. Суждения, прошедшие через
призмы различных взглядов, открытых и тайных стратегий сотрудников,
приводили к потрясающим версиям. Говорили о наступившем наконец разладе
между директором и "Правой рукой" после десяти лет слаженной совместной
работы. Передавали шепотом, что "Правая рука" решил занять место директора
и что вчерашний инцидент есть первое звено его программы, рассчитанной на
несколько месяцев. Рассказывали также, будто все это происходит из-за
того, что Расула Сагдуллаевича больше не устраивает установившаяся между
ним и шефом форма дележа, так называемого, директорского фонда, которым
они распоряжались сообща в исключительна конфиденциальных целях. Были даже
такие совершенно фантастические утверждения, что у "Правой руки"
пробудилось нечто, отдаленно напоминающее человеческую совесть, которая
подталкивает его к решению вывести шефа на чистую воду. Но большинство
сходилось во мнении только в одном. После такого публичного выступления
дни Расула Сагдуллаевича на посту заместителя директора по науке сочтены.
К концу дня основная часть публики начала подчеркнуто почтительно
здороваться с Бузрукходжой Саидходжаевичем, справедливо считая, что он и
есть реальная кандидатура на этот, ставший почти уже вакантным пост.
Вокруг Рустама сразу образовался глубокий вакуум. Хотя никто не мог толком
сказать, в чем его вина, все были уверены, что в любом варианте
дальнейшего развития событий ему несдобровать. Он конченый человек, и
посему контактировать с ним бесполезно, возможно, и опасно. Исчезновение
его из института - вопрос времени. Бедный Рустам!
Я ликовал. Вчера, когда шайтан вернулся в рисунок, покинув лабиринт
мозговых извилин Расула Сагдуллаевича, я развернул листочек. Чертик
расплылся в улыбке.
- Ну как? Тебе понравилось? Давай еще кого-нибудь заставим говорить
правду. Например, этого, э... твоего, э... Эшанходжаева, а?
Я погрозил ему пальцем:
- Но-но, не увлекайся. По уговору сценарий буду составлять я.
- Ладно, ладно... Может быть, мне сбегать, узнать, что там происходит
сейчас у директора?
- Этот прием мне не подходит. Надо посмотреть, чем кончится эта история.
Шайтан сделал кислую гримасу, обиженно буркнул:
- А жаль, было бы интересно...
Я-то представлял, что происходило там, у директора, между ним и "Правой
рукой" - кое-что начал понимать в их повадках за прошедший год.
- Алим Акрамович, не ругайте меня, - поспешно должен был бы сказать Расул
Сагдуллаевич, как только мы (и вместе со мной шайтан) покинули кабинет, -
я сейчас все постараюсь объяснить.
- Что-о-о...? Ты еще собираешься что-то говорить после всего этого,
подлец?! - взревел директор.
- Алим Акрамович, домла, со мной что-то случилось. Когда вы обратились ко
мне, я встал уже готовый, чтобы разделаться с этим упрямым ослом. Через
несколько минут этот трус сам начал бы просить вас о соавторстве. Но, как
только я собрался говорить, вдруг кабинет с людьми словно перевернулся у
меня перед глазами, и я перестал управлять собой. Я чувствовал, даже
сознавал, что говорю не то, что нужно, но остановиться не мог. Словно
шайтан какой-то вселился в меня и управлял моим языком.
-- И ты хочешь, чтобы я поверил этой басне? Говори, какую цель
преследуешь? - грозно спросил шеф.
- Домла, ради аллаха, поверьте. Я не знаю, что со мной случилось. Я
по-прежнему верен вам...
-...даже после того, как пытался бросить тень на мой авторитет? - зло
прервал шеф.
На глазах у Расула появились слезы.
- Не губите меня, домла, я не знаю, что со мной случилось. Поручите, я
сотру в порошок всех, кто ведет себя вольно. Они будут трепетать перед
вами пуще прежнего. Вы же знаете меня.
Директор был сильно озадачен. Да, заместитель действительно был незаменим.
Расставаться с ним так, сразу - жалко.
- У тебя раньше бывало такое когда-нибудь? - немного смягчившись, спросил
он.
- Нет, домла, это видимо, от переутомления.
- Но зато ты сказал, что у тебя на уме?
- Нет, Алим Акрамович. Меня какой-то шайтан попутал. Надеюсь, больше это
не повторится.
- Ну, ладно, допустим, на этот раз я тебя прощу. А что собираешься делать
с народом? Люди наверняка уже знают обо всем. Как же мне работать с ними,
сознавая это?
- Алим Акрамович, вы же знаете сотрудников. Никто не посмеет даже
упомянуть при нас об этом дне. Между собой тоже скоро перестанут говорить,
побоятся доноса. Так постепенно и забудут... - и тихо добавил,- если вы не
измените своего отношения ко мне.
Директор сделал паузу, сморщив лоб, потом сказал строго:
- Ладно. Впредь стерегись, больше не прощу. Сегодня же сходи к психиатру.
Считаю, что всего этого не было. Но если почувствую, что это было задумано
тобой, смотри, твоя карьера кончена, и не только как химика. Я тебя везде
достану.
* * *
Нет, не сверхъестественная сила, воплощенная в образе шайтана, а несколько
простых, правдивых высказываний смогли устроить такой переполох в
застоявшемся мраке институтского быта. Только теперь правда перестала быть
для меня абстрактным понятием. Подумать только, всего несколько фраз,
произнесенных публично, и так, что вещи в них назывались своими именами...
- На одной твоей, так называемой, правде далеко не уедешь,-
пренебрежительно бросил шайтан у меня дома, разглядывая картину "Последний
день Помпеи", висевшую над моим столом.
- Не тебе говорить об этом! - меня разозлил его тон. Я, можно сказать,
наконец увидел силу, разрушавшую зло и несправедливость, а он издевается
над моей верой.
- Допустим, несколько человек где-то изрекли правду. Ну и что? Эти люди
вскоре сами откажутся от нее, иначе рано или поздно с ними расправятся
другие, не заинтересованные в такой правде. Я лично не раз участвовал в
таких операциях. Самое забавное, они же не по своей инициативе и, значит,
не всегда будут ее говорить, эту самую правду. В основном только тогда,
когда я или ваши судебные органы копаемся в их извилинах, вытряхивая ее
оттуда. После нас они, как мы имели возможность убедиться, начнут врать
вдвойне - лишь бы реабилитироваться перед теми, кому успели насолить
против своей воли. Другие же преспокойно продолжат врать и лукавить,
лицемерить и злословить, клеветать и маскировать свои деяния в зависимости
от необходимости и обстоятельств. Не могу же я, например, вселиться в
черепа всех проходимцев одновременно, согласись?
- Не много ли на себя берешь, шайтан, судя о делах людских?
- Но, но, но, - прервал он меня обиженно, - в этом-то я кое-что понимаю.
За вашими делами, в основном, наблюдаем, а иногда и вмешиваемся в их ход
мы, а не те, кто на небесах, как наивно представляют верующие у вас. Тому,
кто высоко вознесся, не до вас, поверь мне. Он знает себе только делить
вас на грешников и безгрешных, как говорится, уже после пожара.
"С ним надо быть поделикатнее,- подумал я.- Ведь нам еще вместе работать.
К тому же он, кажется, совсем не глуп, его голыми руками не возьмешь".
- Хорошо, хорошо. Возможно, мы ничего не добьемся в мировом масштабе с
помощью наших операций. Но, по крайней мере, перепутаем карты ближайшему
окружению. А то у них все получается слишком гладко и складно. Просто
обидно.
- Ты думаешь, у них все получается так, само по себе? Как бы не так.
Возьми хотя бы такой факт, что все ваши общественные организации, в
придачу и Ученый совет, превращены в службы, обеспечивающие надежную
стабильность порядков вашего института. Это же ведь результат многолетней
кропотливой работы вашего шефа и его сподвижников. Им надо было находить,
как у вас именуют, беспринципных, но кровно заинтересованных в научной
карьере людей, протолкнуть их на ключевые посты общественных организаций и
через них проводить свои дела. А это дело непростое - ведь искатели правды
оказывают сопротивление. Против них приходится бороться.
- Не оскорбляй это слово! Борьба ведется только за справедливость.
Карьеристы, проходимцы и приспособленцы маскируют свои действия этим
возвышенным понятием.
- Ну и принципиальный же ты у меня. Прямо топорная прямолинейность
суждений. Чего же ты хочешь, в конце концов, от людей?
- Чтобы никто не обманывал, никто не пробивался вперед, расталкивая других
локтями, и никто не устанавливал свою личную власть над другими.
- И что будет в результате? Чего ты этим добьешься? Неорганизованной,
мелкомасштабной псевдосправедливости - анархии? Не лучше ли организованная
несправедливость? Это все-таки система.
Я чувствовал, что теряю самообладание.
- Не интересует меня твоя философия. Я самый обыкновенный человек и
считаю, что меня несправедливо притесняют. Я им покажу, как...
- Ха-ха-ха! Личные счеты, корысть,- восторженно взвизгнул, потирая руки,
шайтан,- так мне приятнее работать!
У меня в руках оказался тяжеловесный том недавно переплетенного
институтского годового отчета, готовый плюхнуться на шайтана...
* * *
Небеса не собирались разверзнуться и не случилось страшного землетрясения,
к удивлению сотрудников, для которых незыблемость авторитета директора и
его зама были не меньше, чем одна из основ мироздания. Дела в институте
шли своим чередом, и все постепенно начали забывать, как правильно
предсказал это Расул Сагдуллаевич, о необычном случае в кабинете
директора. Казалось, понимание между шефом и "Правой рукой" даже возросло
пуще прежнего. Сбитые с толку завлабы спешили засвидетельствовать свои
верноподданнические чувства, тщательно скрывая недавнее нетерпение в
ожидании крупных перемен "наверху". Все лишний раз убеждались, что в этом
институте ничему не надо удивляться и, самое главное, не надо раньше
времени выдавать свое отношение ко всяким неожиданностям, особенно если
неожиданности касаются личностей из руководства.
Поучительным примером послужили два инцидента, когда не в меру преданные
своим шефам сотрудники - один Бузрукходже Саидходжаевичу, другой Расулу
Сагдуллаевичу - понесли публичные наказания. Первый, будучи обижен при
обычном, мягко говоря, не совсем равномерном дележе поступивших на склад
дефицитных химреактивов, потерял осторожность и во всеуслышание накричал
на сотрудников лаборатории "Правой руки", что их время уже кончилось, мол,
хватит обирать других, скоро все равно их всех разгонят во главе с шефом.
Поспешив лишний раз засвидетельствовать свою верность "Правой руке" и
Алиму Акрамовичу, Бузрукходжа Саидходжаевич уволил этого не в меру
преданного сотрудника "по собственному желанию".
А второй, у которого подошла очередь на получение дефицитной мебели через
профсоюзную организацию института, шепотом поинтересовался у председателя
месткома - рассчитывать ли ему на что-нибудь перед фактом ожидаемого
снятия с поста "Правой руки". Информированный по секрету об этом
"предательском" вопросе "Правая рука" лишил его очереди на дефицитную
мебель и, мало того, в обстановке один на один заявил, чтобы тот не
рассчитывал и на премию за этот год.
После этого жизнь в институте быстро вошла в прежнюю колею. Было такое
впечатление, что случившееся даже пошло на пользу союзу шефа и "Правой
руки", так как сотрудники еще долгое время на словах и на деле
соревновались в проявлении своих верноподданнических чувств к этому
союзу... Да, у них завидное умение нейтрализовать, а потом даже повернуть
в свою пользу любой, даже самый неожиданный ход событий...
* * *
В пестро оформленном конференц-зале института (портрет великого философа
Аристотеля здесь соседствовал, например, с каллиграфически выведенным
текстом соцобязательств лабораторий) сходился на одно из первых заседаний
Совет по присуждению ученых степеней в области химии катализа. Отец
Совета, прошу прощения, председатель - Алим Акрамович - еще не появился.
Совет был организован недавно, как результат воплощения в жизнь
ненасытного желания директора иметь под рукой побольше средств, действенно
влияющих на судьбы людей, и благодаря его таланту пробивать дела, мягко
говоря, не совсем укладывающиеся в рамки установленных правил и норм. При
пробивании вожделенного Совета основная трудность, возникшая перед будущим
председателем, была в отсутствии в городе необходимого контингента ученых,
специализирующихся в области химии катализа. Но, посудите сами, разве
можно отказать себе в соблазне иметь под рукой собственный Совет из-за
такой пустяковой причины? Если специалистов нет, то их надо "сделать"! И
вот, недолго думая, Алим Акрамович благословил своих самых шустрых
воспитанников на поиски тех химиков, которые могли бы быть соавторами хотя
бы одной научной статьи, где лишь мимоходом упоминается хоть что-нибудь,
касающееся, химии катализа. Такие люди, конечно, нашлись (ведь что ищешь,
то всегда найдешь). Преподнести их общественности как крупных специалистов
в этой области и включить в состав будущего Совета, не забывая в то же
время делать это как величайшее одолжение этим "специалистам", было для
шефа делом техники (недоумения "непонимающих" этих шагов он пресекал в
корне страдальческим самобичеванием - он-де вынужден выкручиваться
подобным образом исключительно в интересах региона: иметь возможность
готовить собственные высококвалифицированные кадры - то бишь штамповать
кандидатов).
Да, Совет стоил загубленных в ходе его пробивания нервных клеток. Ведь он
будет тем мощным рычагом, с помощью которого председатель эффективно, в
первую очередь, с платформы своих интересов будет управлять подрастающим
поколением ученых. Действительно, продержав несколько месяцев готовую
диссертацию любого, даже самого одаренного аспиранта, он делал его
шелковым, непременно добиваясь, чтобы тот публично признавал в директоре
учителя-благодетеля, без которого бедный диссертант никогда в жизни не
стал бы кандидатом наук. Определенная часть этих кандидатов, из числа тех,
кто имеет особый талант в послушании я подхалимаже, в последующем будет
включена в число доверенных людей. Дав начальный импульс карьере
проходимца блестяще организованной защитой, председатель становился
духовным отцом последнего. Такие не забывают "добро"...
И вот члены этого свежесостряпанного Совета в ожидании председателя, и в
то же время пользуясь его отсутствием, развлекались игрой в демонстрацию
самодеятельности, независимости и даже научной принципиальности.
Наконец в окружении ближайшей свиты в зал вплыл сияющий председатель.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг