века духовного рабства крестьян, попросту не способных работать без
повеления мага; к этому времени даже самые упрямые доктора отказались от
теории о затянувшейся на два месяца простуде Агнешки.
Истинных причин Голода так никто и не разузнал; вскорости с берегов
Волги и Днепра докатились отзвуки событий настолько невероятных, что их
поначалу приняли за сплетни. О Войне отказывались говорить всерьез,
предпочитая отделываться анекдотами об ордах оголодавших крестьян и
каких-то непонятных "казаков", которые вот-вот повторят маршрут Чингисхана
и сметут все и вся на своем пути. В газетах впервые за последние двести лет
появились сводки с полей сражений, и сводки эти были неутешительные.
Регулярные войска Ойкумены проигрывали одно сражение за другим, и захват
Киева бандой разбойников заставил Палату Представителей заикнуться о созыве
добровольного ополчения. К счастью, крестьянские бунты, переросшие в
полномасштабную Войну, вскоре выдохлись, и уланы Метрополии получили
возможность вздернуть на фонарных столбах перепившихся бунтовщиков; Йозеф
впервые завел разговор о частной клинике, где Агнешка будет окружена
любовью и заботой профессиональных врачей и медсестер.
Вслед за Чумой, Голодом и Войной в Ойкумену пришла Смерть. В апреле
стали умирать дети. Симптомы были в точности те же, что и у Агнешки: жар,
слабость, иногда - кровавый кашель. Но Агнешка заболела в конце декабря, и
то, что она дожила до апреля, все без исключения доктора называли чудом.
Дети заболевали и умирали в течение недели. Тысячи родителей в одной только
Столице повредились рассудком. Это не было эпидемией; это не было даже
инфекционной болезнью. Дети просто умирали. Уличный беспризорник и
наследник богатого семейства сгорали в лихорадке за одинаковый срок. Все
лекарства и процедуры оказывались бессильными против неумолимой Смерти; в
апреле Агнешке было худо, как никогда.
Но сейчас стоял май, и Агнешка все еще была жива. Или честнее было
бы сказать - все еще умирала? Феликс чувствовал, что вот уже несколько
месяцев балансирует на грани безумия. Собственное бессилие доводило его до
изнеможения.
"Я так больше не могу", - подумал он. Его взгляд упал на богато
разукрашенную страницу бестиария. С трудом разбирая средневековую латынь,
он попытался перевести одну из напыщенно-витиеватых фраз: что-то об Иисусе
Христе, который, как феникс, умер и потом снова воскрес, после чего
похвастался, что ему дана власть над жизнью и смертью... "Как все просто, -
подумал Феликс. - До чего же все было просто и ясно для того абердинского
монаха, который переписывал Плиния и Геродота, сопровождая свой труд
восхвалениями в адрес своего небесного патрона. Есть добрый, хотя и слегка
юродивый бог, который обладает властью давать и отнимать жизнь. Богу надо
молиться, и тогда все будет хорошо. А если будет плохо, то это все равно
хорошо. Потому что бог - он добрый. Даже когда злой. Эх, встретить бы этого
Иисуса, да поговорить с ним о жизни и смерти..."
Феликс с трудом удержался, чтобы не захлопнуть бестиарий.
Накипевшая в душе ярость требовала выхода, но он заставил душу сжаться в
кулак. Он встал, аккуратно и бесшумно закрыл толстый фолиант, и положил его
на столик у кровати. Потом нагнулся и поцеловал горячий и сухой лоб
Агнешки. К горлу подкатил комок. Он медленно выпрямился и повернулся. Когда
он уже взялся за дверную ручку, в спину ему арбалетным болтом ударил вопрос:
- Деда?
- Что, внучка?
- Я умру?
- Нет.
- Деда, - укоризненно сказала Агнешка. - Как тебе не стыдно! А еще
говорил, что никогда не врешь...
3
С Патриком он столкнулся нос к носу уже на улице, едва выйдя за
ворота, и это было... это было как холодный душ; или нет, скорее, как если
бы ему плеснули в лицо водой из ведра - окатили с ног до головы ледяной,
кристально чистой родниковой водой, смыв то липкое, удушливое, гнусное
ощущение собственного малодушия, приведшее его в состояние исступления.
"Куда я иду?" - спросил он себя и не нашел ответа. В ушах слегка
шумело.
- Здравствуйте, Феликс, - сказал Патрик.
Его голос с трудом пробился сквозь гул прибоя. "Как в раковине, -
подумал Феликс. - Я однажды привез Агнешке большую и красивую раковину из
розового перламутра. И мы вместе слушали море. Агнешка никогда не видела
моря".
- Феликс?
Феликс сглотнул. Морской прибой отступил куда-то далеко-далеко, но
не пропал совсем, превратившись в ровный монотонный шум на самом пределе
восприятия. Феликс попробовал улыбнуться и кивнуть. Улыбка вышла натужной.
- Феликс? Вам нехорошо?
"Мне? Мне хорошо. Это-то и плохо, что мне хорошо. Мне, старику, чья
жизнь уже позади. Мне - хорошо..."
- Нет, Патрик. Все в порядке. Я просто задумался. - От слов саднило
горло. Язык ворочался с трудом.
- Вы плохо выглядите, - озабоченно сказал Патрик.
- Правда? Это пройдет. Я не выспался. Вот и...
- Вы очень бледный.
- Это пройдет, - настойчиво повторил Феликс, разглядывая Патрика.
Последний раз они виделись на похоронах Абнера. Голова юноши тогда
была еще забинтована, и Феликс запомнил, как дергалось его правое веко при
каждом ударе лома о мерзлую землю. Сейчас бинтов уже не было, и Феликсу был
виден тонкий белый шрам, пересекающий лоб и правую бровь Патрика. Правый
глаз так и остался кривым: внешний уголок века был опущен, словно Патрик
все время щурился, и Феликс, осматривая стоящего перед ним полузнакомого
парня, то и дело возвращался к этому увечью, не забывая отмечать краешком
сознания, что за минувшее время Патрик заметно похудел - черты лица его
заострились, и щеки казались впалыми, но это не было признаками
болезненного недоедания, напротив, Патрик выглядел возмужавшим и даже
окрепшим - худым и жилистым, как молодой леопард. Такое впечатление только
усиливалось тем, что присущая ему от природы кошачья гибкость движений
теперь обрела некую завершенность в виде расслабленной осанки опытного и ко
всему готового бойца и холодного, равнодушно-внимательного взгляда, который
из-за вечно прищуренного века казался еще и оценивающим.
Патрик выглядел опасным.
- Это чепуха, - сказал он, прикоснувшись к окривевшему глазу. -
Вижу я нормально, а шрам меня не беспокоит. Женщинам даже нравится. Что-то
вроде визитной карточки, - улыбнулся он вдруг так светло и открыто, что
Феликсу на мгновение показалось, что перед ним снова стоит тот
жизнерадостный русоволосый ирландский мальчик, который больше всего на
свете любил подшучивать над дядей и двоюродным братом. Впечатление длилось
всего секунду и рассеялось без следа.
- Я рад тебя видеть, - сказал Феликс и потрепал Патрика по плечу. -
Я очень рад тебя видеть, - повторил он.
- Как Агнешка?
- Как всегда, - сказал Феликс. - Не будем об этом, хорошо?
- Хорошо, - понимающе кивнул Патрик, и они вместе двинулись вниз по
улице.
- Постой, - вдруг сообразил Феликс. - А ты как здесь очутился? Ты
меня искал? Что-то случилось?
- Да, я вас искал, и нет, ничего не случилось. Точнее, случилось,
но давно. Феликс, я хочу, чтобы встретились с одним человеком. Не
спрашивайте меня ни о чем, пожалуйста. Просто поедемте со мной, хорошо? Это
не отнимет у вас много времени. Я мог бы сам рассказать, но лучше, если вы
услышите все от очевидца. Вы сейчас не очень заняты?
- Совсем не занят, - недоуменно сказал Феликс. - Патрик, что это за
игра в шпионов?
- Это не игра. Вы скоро все сами поймете. Быстрее, вон омнибус!
Омнибус пришлось догонять. Было что-то около девяти утра - час пик
в самом разгаре: в это время сотни лавочников, достаточно зажиточных, чтобы
обитать в Верхнем Городе, и слишком прижимистых, чтобы ездить в пролетках,
забивали муниципальные транспорт под завязку, и переполненные омнибусы,
доставляющие добропорядочных бюргеров к месту работы на другом берегу реки,
даже и не думали останавливаться, чтобы подобрать еще парочку пассажиров.
Патрик легко, почти не касаясь земли, догнал неповоротливый омнибус,
вскочил на подножку, распихав озлобленно пыхтящих пассажиров, ухватился за
ременную петлю и свесился наружу, протянув руку Феликсу. Феликс, с
колотящимся сердцем и сладкой, полузабытой мышечной болью в икрах, на бегу
протянул руку Патрику и был буквально вдернут в омнибус, мимолетно пожалев,
что пробежка оказалась такой короткой. Бег - быстрый, летящий,
самозабвенный, с ветром в лицо и острой болью в боку - вот что ему было
надо! Бежать куда глаза глядят - вот чего он хотел все это время...
- Куда прешь, дедуля?! - гавкнул краснорожий детина в военной
униформе. - Не видишь, что места нету? - выразил он мнение всех прочих
потных, злых и утрамбованных до свирепости пассажиров, за что моментально
схлопотал две увесистые оплеухи от Патрика.
- Рот закрой, вояка! - негромко, но внушительно сказал Патрик,
после чего он и Феликс смогли почти беспрепятственно пробраться к винтовой
лестнице и подняться на крышу омнибуса, где было посвободнее и даже были
пустые сидячие места (проезд на втором, открытом этаже омнибуса стоил в два
раза дороже). Расплатившись с кондуктором, они заняли сиденья у левого
бортика, об который снаружи похлопывал криво подвешенный рекламный щит. Что
он призывал покупать, Феликсу видно не было...
- Лихо ты его, - сказал он Патрику тоном, в котором при желании
можно было различить нотки как одобрения, так и осуждения.
- А по-другому нельзя, - пожал плечами Патрик. - Уж поверьте моему
опыту. С этим быдлом надо обращаться как... как с быдлом. Иначе - затопчут.
- Может, ты и прав, - рассеянно сказал Феликс и украдкой сунул руку
за пазуху, поправив пришитую к подкладке петлю, в которой была закреплена
дубинка из шкуры носорога. Если бы не лихость Патрика, краснорожему
солдафону досталось бы на порядок сильнее. - Погоди, а какому опыту? Ты же
мне так и не сказал, где работаешь!
- Я не работаю... - поправил Патрик. - Я служу. Знаете, как собачки
служат? Вот и я служу. Сторожевым псом. Охраняю одного фабриканта. Личный
телохранитель, слыхали про такую должность? Платят недурно, работа не
пыльная, и опыта в обращении с быдлом набрался уже по самое не хочу.
- На кой ляд фабриканту телохранитель?
- Для престижу. Лестно иметь несостоявшегося героя в роли личного
холуя. Его я на работу провожаю, сынишку из гимназии забираю, дочуркину
невинность оберегаю, ухажеров ее отпугиваю. Ну и супругу его... гм... грех
хозяину рога не наставить, верно? - с циничной ухмылкой сказал Патрик.
Феликс поперхнулся.
- Ну и ну! - сказал он. - Хорошо хоть супругу, а не дочурку!
- Да она соплюха еще...
- Это у вас что, семейное? От дяди передалось? Бабники, как на
подбор! - ляпнул, не подумав, Феликс.
Патрик замолчал и стал глядеть, как проплывают за бортом омнибуса
огромные кусты сирени в пышных садах Старого Квартала. Запах стоял
одуряющий. Высокие каштаны, еще недавно увенчанные белыми пирамидальными
свечками, сейчас щедро осыпали тротуары зелеными шипастыми шариками.
Кое-где, обманутые погожими и чрезмерно солнечными даже для мая деньками,
робко начинали цвести акации. Утреннее, слегка заспанное солнце играючи
одолевало ночную свежесть, и уже к полудню зной в Столице сможет потягаться
с летним; и если бы не отсутствие галдящей детворы на улицах и тополиного
пуха в воздухе, лето можно было бы считать окончательно вступившим в свои
права. "За тополями дело не станет, - подумал Феликс, - а вот дети...
Говорят, закрыли уже половину гимназий. Какой-то кошмар. Бесконечный
кошмарный сон, и я никак не могу проснуться!"
- Знаете, а ведь он мне никакой не дядя, - неожиданно сказал
Патрик, мазнув по Феликсу своим оценивающим, с прищуром, взглядом.
- Да?
- Да. Он меня в Дублине подобрал. Я у него кошелек срезал, а он
меня обедом накормил. И спросил, не нужен ли мне дядя и брат. Я еще
подумал, что он... ну, знаете... а оказалось, что он герой. Я тогда в
третий раз попался. Отведи он меня в префектуру - отрубили бы руку. Он для
меня... он даже больше, чем отец. Он для меня все. А я его даже папой ни
разу не назвал.
Феликс взял его за руку и крепко стиснул.
- Мы его вытащим, Патрик. Мы его обязательно вытащим.
- Да. Обязательно, - по слогам повторил Патрик.
Феликс отпустил его и спросил:
- Так куда мы все-таки едем?
- К Готлибу.
- Не рановато?
- В самый раз. Она будет ждать нас там.
- Она? "Один человек", да? Патрик, ну что за игры! - не выдержал
Феликс. - Ты можешь сказать, кто такая она и почему я должен ее слушать?
- Помните Марту?
- Э-э-э... - напрягся Феликс. - Совершенно не помню, - признался он
после короткого раздумья.
- Горничная Бальтазара. Новенькая. Вы ее видели в День Героя. Вы
тогда к нам приходили, помните?
- Такая... с оборочками?
- Она самая, - кивнул Патрик. - Она теперь официантка у Готлиба.
- Нормальный этап жизненного пути, - улыбнулся Феликс. - Все
горничные Бальтазара рано или поздно становились официантками у Готлиба.
Потому-то Бальтазар терпеть не мог этот кабак...
- Я недавно ее там встретил. И она мне кое-что рассказала. Я хочу,
чтобы вы услышали это от нее. Потерпите еще немножко, Феликс.
- Ладно, уговорил. Давно я Готлиба не видел...
Омнибус выехал на набережную и резво покатил вдоль реки. Навстречу
ему проносились легкие ландо и фиакры заступающих на работу извозчиков. От
пестрой, в мелкой ряби солнечных бликов реки пованивало гнилью. Омнибус
приближался к Цепному мосту, и в посадке головы Патрика внезапно появилась
вполне объяснимая скованность, как будто у юноши свело спазмом мускулы шеи.
Чтобы отвлечь собеседника от болезненных воспоминаний, Феликс попытался
обратить его внимание на ставший притчей во языцех долгострой на том берегу
реки:
- Как по-твоему, что же они все-таки строят?
Над этим вопросом горожане ломали голову начиная с конца февраля. О
нем судачили в каждом доме, выдвигая гипотезы и строя предположения одно
невероятнее другого: огромный котлован, вырытый на пустыре, образовавшемся
после пожара, сгубившего четыре квартала Нижнего Города, тем временем успел
смениться не менее огромным и массивным фундаментом, на котором принялись
стремительно нарастать стены. К концу мая загадочное строение уже
обзавелось скелетом крыши. По форме здание не напоминало ничего из
виденного Феликсом ранее, а видел Феликс немало; да и саму форму разглядеть
было проблематично из-за деревянной опалубки, колючим наростом облепившей
нововозведенные стены. Размеры же строения наводили на мысли об амбаре для
скота, увеличенном в раз эдак в десять.
- Хтон его знает, - хмуро ответил Патрик, взглянув на щетинистый
силуэт стройки, где уже копошились на лесах рабочие.
- В три смены работают, - поделился наблюдением Феликс. - Шустро,
ничего не скажешь. За пару месяцев такую махину отгрохать... Йозеф как-то
попытался разузнать в архивах ратуши, кто все это оплачивает.
- Ну и? - заинтересовался Патрик.
- "Частный подрядчик, пожелавший сохранить инкогнито". Но согнать
сюда каменщиков со всей Метрополии - удовольствие не из дешевых... Какой-то
нувориш развлекается, не иначе.
Выехав на Цепной мост, омнибус сбросил скорость, пропуская вперед
усиленный конный патруль, укомплектованный одним констеблем и двумя
уланами. За патрулем, мелко семеня скованными ногами, бежали трое
арестантов в ошейниках, пристегнутых к седлам уланов. Внешности арестанты
были самой что ни на есть уголовной.
- Парадокс, - сказал Патрик. - Чем больше их ловят, тем больше их
появляется. Как тараканы. Откуда они только повылазили?
- Ты ремонт когда-нибудь делал? - риторически спросил Феликс.
В результате сложных и не вполне понятных самому Феликсу
ассоциативных цепочек у него родился вопрос, который следовало задавать с
максимальной осторожностью, так как он (вопрос) в корне расходился с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг