драгоценности, и они разрешили ей с ребенком остаться у них, гарантируя
молчание, уход и полный покой. И ей, и младенцу, с шеи которого она так и
не сняла амулет Тупак-Амару.
Почти три десятилетия провела Анита с сыном в древнем храме аймара. А
в день, когда Эдувихесу исполнилось двадцать лет, она рассказала ему об
отце и обо всем, что сохранила ее память. Много раз поднимался Эдувихес в
горы. Неоднократно был в пещере. Видел, как ненавистные гринго, креолы и
другие грабители его земли пытались пробить в этих скалах хотя бы маленький
шурф, чтобы с помощью мандингова [ Мандинг - черт, дьявол (инд.).] зелья,
которое гринго называют порохом, разнести на куски их родные горы. Однако
камни здесь, в пещере у скалы Ау, были крепче стали. На почерневших от
времени глыбах, на древних ее стенах и сводах не оставалось даже царапины,
сколько их ни старались молотить самые умелые шахтеры. Только искры
сыпались от горячих обушков... Как ни бесились гринго, а в конце концов
отступились от пещеры.
После их ухода он нашел в одном из ответвлений большие колоды, к
которым в ту страшную ночь - ночь после его рождения - был прикован
тяжелыми цепями его отец Хуан Кондорканки. Но безмолвными были камни
вокруг. И губы странного существа на печати Тупак-Амару застыли в скорбной
печали, а огромные глаза его были закрыты, сколько ни вглядывался он в них.
И тогда понял Эдувихес, что если в рассказе его матери есть хотя бы
частица правды об удивительном их спасении, если горы действительно
расступились и укрыли их, если, по словам отца, дорога к их тайне может
раскрыться только для двоих, то амулет не посвятит его в свою тайну до тех
пор, пока не придет он сюда вдвоем с самым близким, с самым родным
человеком - его сыном, внуком или правнуком.
Похоронив мать, Эдувихес отказался от сана жреца, к которому почти
тридцать лет его готовили хозяева храма, и отправился на родное плато. Там
родились и выросли его отец и мать. И он чувствовал всем существом своим,
что именно там, на родном плато, среди аймара должен он продолжить род отца
своего Хуана Кондорканки, род великого и славного его предка Тупак-Амару.
Он знал, что делать. Нанявшись батраком на кукурузные и картофельные
плантации не очень богатого пожилого креола, Эдувихес вскоре женился на
такой же, как и сам, сироте-батрачке Хулиане, отец которой был из племени
аймара. Он работал на серебряном руднике и погиб от обвала, когда девочке
было двенадцать лет.
Видя трудолюбие, послушание и удивительную честность Эдувихеса, хозяин
выделил молодой паре под своеобразную аренду отдельный участок земли на
плато и необходимый инвентарь. Почти весь вырощенный и собранный урожай они
должны были отдавать хозяину, оставляя себе лишь немного картофеля и
кукурузы на пропитание. В свободное от полевых работ время оба должны были
трудиться на скотном дворе. О своем жилье им нужно было позаботиться самим.
Эдувихес был в восторге. О таком счастье он и не мечтал. Весь зимний
период, освободившись от работы на скотном дворе, он таскал на свой участок
тяжелые валуны, складывал их один к одному, обмазывал замешанной на навозе
глиной, подсыпал быстро растущие стены с наружной стороны землей. За крышей
пришлось спускаться далеко в долину, в сельву. В лесу вместе с двумя
товарищами, согласившимися ему помочь, и Хулианой нарубили они сотню
стройных бамбуковых стволов и на себе принесли их к дому. Его отрезки
нужных размеров - продольные и поперечные - ловко переплели, подняли на
стены дома, укрепили и залили жидко замешенной глиной.
Дом был готов. Надежный, прочный, уютный. Свой дом! В стужу его
прочные толстые стены укроют от лютого холода, в зной дадут желанную
прохладу. Здесь, в нагорье, на высоте около четырех тысяч метров над
уровнем моря, это очень важно. Ведь почти каждый день здесь меняются все
четыре времени года: утром вместе с ласковым теплым солнцем на плато
приходит весна, в полдень наступает знойное тропическое лето, к вечеру
вместе с моросящими тучами и туманами крадется с горных вершин и ледниковых
ущелий зябкая осень, а ночью лютует зимняя стужа.
Нашлось в доме место и для очага, и для нехитрой кухонной утвари
Хулианы, и для гостей, которые нетнет да и заглянут на огонек к молодой
дружной паре, И, конечно же, хватит в нем места для желанных детей...
В этом доме родился внук Хуана Кондорканки - Педро. До этого Хулиана
родила двух дочерей - Аниту и Чону. Но ни Педро, ни затем его сын Хесус
внешне даже отдаленно не походили на великого Тупак-Амару...
Голос Таау был едва слышен. Старик закрыл глаза и замер, к чему-то
прислушиваясь. Фредерико испуганно склонился над ним, взял его холодные
руки в свои.
- Нет, это еще не за мной,-почти беззвучно прошептал, как бы сам себе,
старый Таау и снова медленно раскрыл глаза.- Ты слушаешь, мой мальчик?..
Так вот, последний ребенок Эдувихеса и Хулианы Хесус Кондорканки - был мой
отец... Когда я появился на свет, прадеду моему, Эдувихесу, исполнилось уже
семьдесят семь лет. Это много, очень много для индейца, изнуренного тяжелой
работой. Эдувихес после моего рождения как-то сразу воспрянул духом,
помолодел, глаза его засверкали, словно у юноши... Днем и ночью просиживал
он у моей колыбели, пестовал, лелеял, пел бесконечные песни, ласковые и
нежные. Он научил меня любить наши горы, песни, небо. Научил без промаха
стрелять из лука и ружья, спать на голых камнях и умываться снегом. Он
научил меня любить жизнь и свободу, свой народ и быть готовым умереть за
его счастье.
Он сам дал мне имя - Таау. Скрытый смысл его я понял значительно
позже, здесь, именно в этой пещере. Таау - сокращенно Тупак-Амару и
название скалы Ау. Не удивляйся, Фредерико. Видно, такова наша судьба,
предначертанная нам свыше могущественным Виракочей... Когда мне исполнилось
двадцать, Эдувихес повел меня к пещере у скалы Ау... Лютый ураган застиг
нас в пути. Мы нашли свое убежище в этой пещере, и именно здесь поведал мне
перед смертью Эдувихес все, что я тебе рассказал сейчас. Здесь я и
похоронил его. Сегодня, когда пробьет мой последний час, посади меня рядом
с ним... Вон там, в дальнем углу пещеры, за двумя обломками скал...
Я сказал тебе все, что знал. У меня не было сына. Жена моя Анна родила
мне только дочь Иссайю, оставив нас одних... Ты знаешь, мальчик мой, аймара
вторично не женятся, и я не мог нарушить этот древний обычай. Я жил с
дочерью, пока не пришла ее весна. Отца твоего Теренсио Парамо совсем
молодым коварные гачупины силой угнали на свинцовые рудники. Иссайя пошла
вместе с ним. Нужно ли рассказывать об их муках? Ты ведь и сам знаешь,
сколько лет выдерживают люди на свинцовых... Через четыре года они оба
умерли там. А тебя, двухлетнего, привезли ко мне добрые люди. Это было
огромное счастье, мой мальчик...
Я с радостью отдал тебе за эти годы все, что мог.
А теперь рассказал все, что должен был рассказать.
И сейчас я передаю тебе эту печать и свое любящее сердце... Ты
слышишь, мальчик мой, оно остановилось...
Фредерико вздрогнул, зябко повел плечами. Утренний холод пробивался
через старое пончо. На востоке серело. Костер давно погас. Даже зола
остыла.
Нет! Этого не может быть!
Фредерико вскочил на ноги. Сделал вперед шаг, второй, третий. Из
центра потухшего костра прямо на него смотрели, успокаивая, широко,
открытые большие голубые глаза удивительного существа, в глубине которых,
словно живые, сверкали веселые искринки.
Юноша решительно ступил прямо в золу. Бережно поднял амулет. Он был
цел и невредим. Только цепочка исчезла. Фредерико спрятал золотистую
пирамидку на груди и быстро пошел прочь от шахты.
Он даже не вернулся за расчетом. Нужно было выполнять завет старого
Таау.
...С тех пор прошло более пятидесяти лет. Старый Фредерико Парамо с
непонятной грустью смотрел на амулет, лежащий у него на ладони. Он все еще
верил в него, верил в тайну аймара, до разгадки которой оставалось, может
быть, всего несколько поворотов узкой ледяной тропы...
Нет, это был уже далеко не тот Фредерико, который, затаив дыхание,
боясь пропустить хоть одно слово, слушал в промерзшей насквозь пещере
рассказ умирающего Таау. Это был познавший полную меру трудовой жизни
человек, лелеявший долгие годы мечту о счастье, завещанную ему правнуком
Хуана Кондорканки - непобежденным наследником и приемником грозного имени и
бессмертной славы великого и мудрого вождя индейцев Тупак-Амару...
Как все-таки похож на него Роберто! И лицо, и глаза! Только ростом он
далеко обошел и обоих Амару, и Таау, и самого Фредерико, и даже отца своего
Лубеаниса.
А ведь его называли великаном - больше двух метров сын был ростом.
Широкоплечий, могучий, сильный... Роберто и его перерос. Да теперь они,
пожалуй, все такие. И молодые аймара, и кечуа, и пано, как и молодежь
других индейских племен.
Два десятка лет назад Фредерико со своим сыном отцом Роберто -
Лубеанисом пошел через снежные перевалы к Великому Океану в надежде там, на
самой границе Чоло и Пареро, где километровые уступы скалистых громад
отвесно спускаются прямо в воду, найти путь к подземным дворцам, хранящим
многие века тайну аймара. К озеру Тотокуку он идти не хотел мешал какой-то
внутренний голос, навсегда запомнившиеся окаменевшие лица двух стариков -
Эдувихеса и Таау, оставленные под тяжелыми кусками гранита в углу
промерзшей насквозь пещерки.
...Фредерико хорошо помнит большую войну. Он работал тогда рудоносом
на медных рудниках, а потом грузил вагоны, сопровождал и разгружал их в
морском порту. Многим аймара и другим индейцам довелось тогда спускаться с
родных гор, побывать в больших городах, увидеть поезда, корабли,
автомобили, высокие дома, тесно заполненные белыми гринго... Именно тогда
наконец стал понимать Фредерико заветные слова Хуана Кондорканки, сказанные
им жене перед вечной разлукой. Да, да... Эти белые гринго были вовсе не
ранчеро, не гачупины. Как аймара, как другие краснокожие и негры, они
таскали на себе тяжелые кули с рудой и прочим грузом, ели с ними из одних
котелков такую же постную похлебку. Видел Фредерико и других бледнолицых,
которых все называли красными братьями. В темном, заполненном сотнями людей
зале смотрел Фредерико удивительные живые картины, рассказывающие о большой
войне, о невиданном героизме далеких бледнолицых братьев, защищавших свою
землю, свою свободу, своих родных и близких от озверевших врагов.
Русские тогда разгромили фашизм. В том памятном году Фредерико нашел
свою Дамиану. А потом у них появился сын Лубеанис. Удивительно счастливое
было время. Край ацтеков и аймара, край инков и майя, край целой плеяды
героев многовековой борьбы за освобождение от чужеземного владычества -
Куатемока, Манко, Тупак-Амару, Кондорканки, Кауполикана, Лаутаро, Симона
Боливара, Хосе Марти и многих других бессмертных имен обрел, казалось,
долгожданную свободу. Исчезали колонии и доминионы. Государство за
государством обретали самостоятельность. Даже надменные гринго - и те стали
как будто бы мягче.
Но не минуло и десяти лет после большой кровопролитной войны, как в их
родной Пареро, да и в соседних странах появились, словно черви после дождя,
новые фашисты. Безусые молодчики - сынки богатых креолов, сначала забавы
ради, одели коричневую фашистскую форму со зловещей свастикой на рукавах
выутюженных мундиров. Нашлись и такие, кто не только восторженно
аплодировал новоявленным проповедникам борьбы за чистоту "высшей рассы", но
и всеми дозволенными и недозволенными средствами активно способствовал
росту их рядов. Откуда-то всплыли на поверхность недобитые прихвостни
бесноватого фюрера, нашедшие себе приют в странах Нового Света,вешатели,
убийцы, палачи, чьи руки обагрены кровью тысяч и тысяч ни в чем неповинных
людей.
Из тайных сейфов и складов для "забав" возродившихся на черной ниве
мракобесья ультравандалов и проповедников шовинизма щедро потекло золото,
добытое когда-то путем массовых грабежей, насилий и убийств, путем
уничтожения целых народов, а также оружие - старое, припрятанное "на всякий
случай", и новейшее.
И новоявленные "наци" распоясались. Митинги и веселые пирушки
сменились драками, массовыми избиениями индейцев и других коренных жителей.
Дальше - больше: зверские убийства, поджоги, взрывы бомб, грабежи и
насилкэ. И, наконец, прямые вооруженные выступления против народных
правительств, убийства президентов, расправа с патриотами, захват власти
путем переворотов и последующего массового террора.
Вот почему их путь к океану два десятилетия назад окончился
трагической смертью сына. Схваченный в горах головорезами диктатора Чоло,
Лубеанис был обвинен в шпионаже, в попытке подорвать устои государства и в
тот же день без суда и следствия расстрелян на глазах отца. Роберто было
тогда всего два месяца.
Все эти годы Фредерико как мог помогал Секстине растить детей. У
Роберто были две старшие сестренкиблизнецы - Мадлен и Дийяда, и одной
невестке ни за что не поднять бы всех троих на ноги. Фредерико был им и
любящим дедом, и кормильцем-отцом одновременно. Пока позволяли здоровье и
прихоть хозяев, он работал машинистом подъемной машины на руднике, потом
много лет пас овец и лам индейской общины, что арендовала земли у ранчеро в
западной части плато. Все до последнего сентаво[ Сентаво - мелкая разменная
монета.] отдавал Секстине, сам довольствуясь совсем немногим и в пище, и в
одежде. Дома в больших картонных ящиках из-под пива разводил и выращивал
морских свинок, в чем ему с явным удовольствием помогали и Роберто, и
девочки. Вместе с подросшим внуком пасли они хозяйский скот, а в болотистых
озерцах долин ловили проворных конпу, которых гринго называют нутриями. Они
охотно покупали свинок и мягкие шкурки конпу. Именно вырученные за зверьков
деньги дали возможность купить для десятилетнего Роберто форменную одежду,
необходимые книги, пособия и заплатить за два года учения в начальной
школе, открытой сравнительно недавно в поселке, который еще в годы большой
войны разросся здесь же, на плато, неподалеку от медного рудника.
Роберто очень быстро выучился читать и писать поиспански, охотно
рассказывал деду, матери и сестрам о разных новостях в своей стране и во
всем мире, о которых писалось в газетах и журналах. И как-то сразу
расширились горизонты их плато, сжатого со всех сторон седыми вершинами
Анд. Фредерико узнавал о жизни в долинах и на далеком побережье. Снова
услышал он забытые уже, но очень знакомые названия городов, где довелось
ему побывать в годы большой войны. Лима, Андауайлас, Куско, Икитос,
Мольендо... Где-то там, южнее Мольендо, высоко в горах, отвесные утесы
которых шагают прямо в Великий Океан, схоронил он два десятилетия назад
своего Лубеаниса. И не схоронил даже - просто завалил грудой тяжелых
камней, так как нечем было вырыть могилу в вечно мерзлой каменистой земле.
От внука впервые услышал старый Фредерико удивительно звучные,
наполненные большим смыслом слова "спутник", "космос", "лунник". От него же
узнал имена первопроходцев вселенной - космонавтов и астронавтов. С
сомнением поглядывал он теперь иногда на старинный амулет аймара: не
выдумка ли это все? Но потом отрицательно качал головой. Нет! Видел же он,
как светились большие глаза незнакомого существа, как не сгорела в жарком
пламени костра золотистая пирамидка. Вот еще лет пять, и подрастет Роберто.
Пробьет тогда их час, и отправятся они с внуком в горы, к самим вершинам
снежных Анд, к таинственной пещере у скалы Ау.
Он, конечно, наступит - звездный час племени аймара, час победы
простых людей всей земли. Потому что хоть и называлась их многострадальная
родина Пареро вот уже полтора столетия свободной республикой, а мало что
изменилось здесь со времен испанских конкистадоров и португальских
захватчиков. Правда, ушли с родной земли чужеземцы, но остались креолы -
потомки первых поработителей, остались ненавистные гачупины, которым
принадлежат и земли, и пастбища, и горы, и все, что скрывают в своих
недрах: олово, медь, железо, уголь, золото, серебро, нефть, свинец... Даже
гуано - горы помета миллионов птиц, выросшие за тысячелетия на .скалистых
берегах Великого океана,- даже оно принадлежало гачупинам. И они вывозили
его из страны на кораблях, набивая карманы песо, крузейро, кетсалями,
эскудо, долларами, фунтами, франками, марками и другой ходовой валютой.
Они жили в роскошных виллах на западном побережье, не утруждая себя
даже обязанностью хозяйничать в своих обширных поместьях, назначая туда
жестоких, бесчеловечных управляющих. Гачупины летали самолетами развеяться
за океан, ездили в красавцах автомобилях, а аймара и кечуа, как и много
столетий назад, возделывали каменистую землю предгорий и горных плато
деревянной сохой и заступом. Страна оставалась голой, как нищий, и дети
индейцев не могли учиться, хотя тянулись к знаниям.
Вот и Роберто всего два года ходил в школу. Едва исполнилось мальчишке
тринадцать, пошел на рудник откатчиком. Фредерико хорошо знал, чего стоили
пареньку ежедневные двенадцать часов каторжного труда под землей. И все же
Роберто выкраивал время для книг.
Да, он заметно изменился за последнее время. Стал высокий,
широкоплечий, какой-то уверенный в себе. Товарищи на работе с ним
считаются, уважают. И не только безусая молодежь, но и взрослые горняки.
Ему уже исполнилось восемнадцать. Был он общительный, веселый,
жизнерадостный, добрый к друзьям и сестренкам. А сами девчушки! Когда
только и успели! Из тоненьких черномазых птенцов в один год они как-то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг