из-за поворота дороги, что спускается с холма прямой лентой. Вот уже
слышны легкие шаги, словно ветер шелестит в листве. Неожиданно Ян видит
темный силуэт и делает шаг навстречу, как вдруг чувствует, что чья-то
сильная рука крепко держит его за плечо и не пускает к ночному гостю. Он
начинает вырываться, но рука вцепилась в него мертвой хваткой, а силуэт в
нерешительности остановился перед Яном и призывно машет рукой, манит его и
зовет к себе. Ян в отчаянии вцепился в руку, силясь стряхнуть ее с себя, и
в тот же миг увидел, как силуэт тает на глазах, отдаляется от него, и в
душу входят печаль и скорбь. Ян потянулся к нему всем своим существом и в
ту же минуту пробудился. Перед ним сидел Травник в теплом дорожном плаще и
легонько тряс его плечо.
- Просыпайся, Ян Коростель, - терпеливо повторял друид.
В небе поблескивали предутренние звезды, и Ян, глядя на них, сладко зевнул.
- Подбрось сучьев в костер, а то застудишься, - посоветовал друид тихим
голосом, укладываясь спать ближе к огню. Рядом с ним посапывал Збышек,
парень разметался во сне, и Ян заботливо укрыл молодого друида своим
одеялом.
- Если увидишь или услышишь что необычное - буди, - пробормотал Травник и
повернулся на другой бок. Ян согласно кивнул и принялся отдирать ветки
покрупнее от комля сухой развесистой березки, лежащей в изрядно поредевшей
куче дров и хвороста. Было часа три утра, поле заволокло белесым туманом.
Вдали на реке изредка подавала голос одинокая лягушка, да еще плакал
невидимый козодой. Ян прислонился спиной к березовому чурбачку и стал
смотреть на огонь. Сучья потрескивали в ночи, и Ян потихоньку стал
задремывать под шипение чистого, жаркого пламени.
- Ян, проснись! - раздался вдруг тихий шепот, и Коростель с трудом открыл
отяжелевшие глаза, с трудом соображая, где же он находится. Огонь гудел в
темноте ярко и ровно, туман сгустился, но еще не рассветало.
- Ян! - снова позвали его, и он резко обернулся от неожиданности.
Рядом со спящими друидами сидела закутанная в просторный плащ женщина и
смотрела на него. В темноте было трудно в точности определить ее возраст,
но видно было, что она пожилая, хотя на груди ее и покоилась длинная
толстая коса. Черты лица скрадывались багровыми отблесками пламени, и
Коростель невольно подался вперед, вытянув шею.
- Это я, сынок, разве ты меня не узнаешь? - спросила женщина и,
наклонившись, протянула к нему руки. - Я - твоя мать, Ян...
Коростель вздрогнул и, обойдя на нетвердых ногах костер и не спуская с нее
глаз, опустился перед женщиной на колени. Он вспомнил: это она морозным
утром на деревянном крыльце их дома обметала со ступенек пушистый
игольчатый снег, простоволосая, в отцовых сапогах на босу ногу. Внизу во
дворе стоял отец и улыбался в курчавую бороду, махал ей железной
рукавицей, а по бокам стояли четверо солдат его охраны - суровые,
неулыбчивые лица под убеленными инеем шлемами. Деревья вокруг белые,
моховые, и дым из труб валит столбом.
- Мама! - задохнулся криком Ян и ткнулся лицом женщине в колени. Ее руки
обняли его и нежно гладили, ероша спутанные сном и ночью волосы.
Ян что-то бессвязно бормотал и прижимался к ней все сильнее. Мать тоже
прижала его голову и тихо покачивалась, словно баюкала, глядя поверх Яна
на огонь.
- Где ты была, мама? - шептал Дудка, ощущая простое и неяркое тепло
пожилой женщины. - Куда вы тогда все подевались? А отец, он что, тоже
живой? А мне воспитательница говорила, что вас всех поубивали...
Ян обнимал мать, ни на секунду не задумываясь, откуда она могла взяться
тут, возле их костра зябкой весенней ночью. Внезапно он почувствовал, что
тело матери напряглось под его руками, словно одеревенело. Женщина застыла
и молча смотрела поверх сына куда-то вперед, за спину Яна. Он вскинул
голову и оторопел.
Перед ними у пылающего костра стоял Травник. Его глаза пронизывали
Коростеля ледяным холодом, а в руке друид крепко сжимал обнаженный кинжал,
который он прежде никогда не вынимал из ножен. Ноги Травника были
полусогнуты - по всей видимости, он принял какую-то неизвестную Яну боевую
стойку. Мать так же холодно смотрела на друида, а пальцы ее до боли
сжимали запястья Коростеля.
Травник глядел словно сквозь него, и Ян показался сам себе прозрачным, как
стекло. В страхе он попытался отпрянуть от матери, но та цепко сжала Яна в
объятиях, и ему стало страшно.
- Отпусти его, - тихо сказал друид, слегка покачиваясь из стороны в
сторону. - Отпусти, и я ничего тебе не сделаю. Скоро рассвет, ты сама
знаешь, что будет потом.
Ян судорожно ухватился за шею - в руках лениво сложился разорванный
шнурок, тонкой змейкой просочился меж пальцев. Коростель растерянно
уставился на свои руки и вдруг увидел руку матери - она наливалась бледной
синевой, просвечивающей сквозь кожу. Яну вспомнились страшные сны из
детства, когда он впервые в жизни увидел мертвеца, выловленного из реки, и
всю ночь он снился ему, гонялся за ним и порывался схватить за руку. Дудка
в ужасе поднял глаза и встретился со взглядом матери. Ее холодные глаза на
быстро синеющем лице и мелкие бисеринки пота на бледном лбу заставили его
задрожать. Этот взгляд словно жил отдельно от женщины, Ян тонул в нем,
задыхался, и это было хуже смерти. Время словно остановилось, а туман
отхлынул от костра и стоял в поле, переливался там призрачными волнами.
Травник протянул руку и что есть силы дернул Коростеля на себя. Какая-то
волокнистая паутина потянулась за ним, разрываясь в клочья, и Ян задрожал
от омерзения, когда обрывки плесени звучно припечатались к его обнаженному
локтю. Женщина зашипела и подалась к нему, ускользающему от ее взгляда, но
друид выбросил вперед руку в жесте безусловного повиновения, и фурия
остановилась, наткнувшись на невидимую стену заклятия лесных служителей.
Ян по инерции полетел наземь, неудачно подвернул руку и едва не угодил в
костер.
Друид воспользовался замешательством нежити и вытолкнул Коростеля за
пределы освещенного пятачка, где в неподвижном оцепенении все еще лежал
спящий Збышек. Одновременно он взмахнул кинжалом, и с кончика клинка
посыпались белые искры. Дудка даже зажмурился, так они ослепляли. Яркий
блеск на мгновение ошеломил женщину, она злобно зашипела и ощерилась, как
волчица, столкнувшись со своим злейшим врагом - охотником на потаенной
тропе. Травник повел клинком, и тут же огненная линия сорвалась с него и,
подобно аркану, опоясала женщину кольцом. Нежить рванулась из плена, но
едва она коснулась светящегося круга, тот сверкнул, вспыхнуло пламя, и
тварь заревела в голос. В ней не было уже ничего человеческого,
материнские черты растаяли, и перед Яном предстало жуткое создание с
волчьей мордой и длинными загнутыми когтями. Из-под женских одежд
пробивалось бледное свечение, красные глаза горели в ночи, и их бешеный
взгляд был устремлен на друида. Глухое рычание вырывалось из оскаленной
пасти, на клыках показалась пенная слюна. Ян, не отрывая глаз от этих
клыков, нащупал в костре пылающую ветку, вскочил на дрожащие,
подгибающиеся ноги и швырнул ее в оборотня. Ветка полетела, полыхая и
крутясь в темноте, но наткнулась на незримую преграду, окаймленную
светящимся кольцом, и отскочила, рассыпаясь в искры. Волчица злобно
зарычала и рванулась к Яну, но огненная ловушка выдержала, несмотря на
чудовищной силы натиск изнутри.
- Отдай ключ... - свистящим шепотом проговорил задыхающийся друид. - Он не
принадлежит ни тебе, ни твоему хозяину.
Оборотень ничего не ответил, однако попытался подкопать землю у ног. Трава
не поддалась, ее корни крепко вцепились в почву, а поросль полезла наружу
и зазвенела на ветру, как металлическая. Через несколько минут чудовище
успокоилось и мрачно уставилось на друида, глухо рыча и сверкая красными
белками. Ян замер у ног Травника, не в силах оторвать взгляда от волчицы.
Друид рывком поднял его и ободряюще похлопал по плечу.
- Она вернет... Скоро рассветет, и она отдаст ключ, даже и не по своей
воле.
- Почему? - Ян по-прежнему опасливо поглядывал на оборотня, злобно
рычащего в своей невидимой ловушке.
- Ты не знаком с их обычаями, парень? - усмехнулся друид. - Разве в
деревнях селяне не рассказывают о нравах этой беспокойной публики?
Коростель молча покачал головой.
- Ладно, просвещу, так уж и быть. Садись ближе к огню, она уже не вырвется.
Они плотнее закутались в плащи и сели у костра, подбросив в него охапку
дров. Вдали на горизонте мигнули первые зарницы, а над головами людей
пролетел большой и мохнатый ночной мотылек с толстыми усами-веточками. Он
шарахнулся от волчицы, и та проводила его долгим угрюмым взглядом.
- Чует, козявка, иную сущность, - вздохнул Травник. - Эта нежить только по
ночному времени страха не ведает, темнота им силы придает. Пуще всего
боится оборотень света и солнца, поэтому утром норовит забиться в укромные
места, щели да берлоги. Кровь у них синяя или зеленушная, стылая, как лед,
поэтому на солнечном свету она закипает. Эта знает, что утро ей смерть
несет, скоро пойдет на переговоры... Как Збышек, однако, разоспался! Ничто
его не проймет! Видно, молодость не обманешь, все равно всегда возьмет
свое.
Тем не менее оборотень не откликнулся на уговоры Травника ни через час, ни
через два. Друид даже хотел снять ловушку, чтобы доказать нежити, что ему
не нужна ее бледная жизнь, а только ключ, подло украденный ею, но волчица
не сказала в ответ ни слова и только сверлила врага яростным, ненавидящим
взором. Когда заалели над верхушками дальних сосен первые лучи, волчица
отчаянно заревела и вспыхнула, вся окутавшись серым дымным пламенем.
Огненный столб рвался на волю и неистово бился о невидимые пределы, и Ян с
ужасом смотрел, как он все уменьшается и уменьшается. Затем клубы дыма
изменили цвет до черного и наконец истаяли, растворились в рассветном
небе. Оставалось найти ключ. Травник заверил Яна, что это сделать будет
легко - нужно только подождать, пока пепел остынет.
ГЛАВА 10
ПАТРИК КНИГОЧЕЙ, ЙОНАС МОЛЧУН И КАЗИМИР СНЕГИРЬ. ПРИЛИВ
- Что-то я не могу взять в толк, Патрик, чего это Лис так заторопился
отделиться? - посмеивался пухлый краснощекий Снегирь, тщательно
укладываясь на ночлег под раскидистой елью. Его одеяло было скроено на
манер мешка, и друид залезал в него, как в норку, и тихо сопел внутри,
пока не наступала его очередь сторожить отряд. "Чистый барсук", - заметил
как-то Збышек, и его сравнение как нельзя лучше подходило к Снегирю, ведь
барсука все лесные обитатели считают довольно-таки неприятным зверем и
всячески избегают держать его в соседях. За время пребывания Яна в отряде
ему еще ни разу не удалось увидеть Снегиря в ярости, казалось,
неудовольствие просто не было свойственно его натуре, однако Март как-то
порассказал Коростелю пару историй, и тот некоторое время опасливо
сторонился толстячка, неизменно любезного и обходительного и с
собратьями-друидами, и со встречными селянами.
- Любит Рыжик шастать по лесам! Хлебом не корми, только дай ему в
какую-нибудь дремучесть забресть, - размышлял вслух Снегирь, лукаво
поглядывая на товарища. Книгочей молча обламывал тонкие веточки с
отсырелой валежины, которую он пристроил сушиться поближе к костру. Лицо
его было хмурым - подходило время сторожить, а Книгочей любил всласть
поспать. Друид заботливо укрыл одеялом похрапывающего Молчуна,
разметавшегося во сне, и плотнее запахнулся в плащ.
- Любит-то любит, да в постели ночевать все одно приятней. Бывает, знаешь,
такой дождь, моросит осенью, занавешивает лес, под него еще грибы
вылезают. Так вот я из него еще ни разу сухим не выходил, нет-нет да и
ломотье в костях просыпается - эти грибные дождики дают о себе знать. Лис,
кстати, больше всего на свете обожает горячее молоко с сотовым медом,
чтобы воск поплевывать да глядеть, как от сырого плаща пар исходит над
печью.
- Он что, тебе душу открывал? - подмигнул Снегирь.
- Было и такое, - серьезно сказал Патрик, - да ты о нем знаешь не меньше
моего. Помнишь, два года назад, когда из Холмов выходили, Рыжик сказал,
что мечтает вот о таком же дождике, чтоб до костей промачивал и сырым
кленовым листом пах.
- Помню, как не помнить, - задумчиво промолвил Снегирь. - Эти подземелья
до сих пор перед глазами стоят. Знаешь, Патрик, я с тех пор всегда, когда
пью чего, лишний глоток отпиваю, словно бы про запас.
- Да, дружище, грязнее воды, чем тогда, я в жизни не пил. Первый
встреченный нами селянин поведал тогда, что тот ручей Кабаньим прозвали,
один торф да ил. А нам та водица показалась тогда хрустальными струями.
- Не знаю, как ты, а я сразу почувствовал какой-то навозный привкус, -
заметил Снегирь и поморщился от воспоминаний.
- Тогда мы об этом не думали, - вздохнул Книгочей и подбросил пучок мелких
веток в огонь. - Что до Лисовина, то он до сих пор не может забыть
Камерона. Как и все мы. Но Лис - единственный из нас, кто был с ним на
равных.
- Травник знает это... - добавил Снегирь.
- Именно поэтому он и не воспрепятствовал нашему разделению. Лис
наконец-то увидел дичь, которую долго преследовал. Теперь он хочет все
сделать сам и по возможности быстрее.
- Пока мы живы... - эхом откликнулся Снегирь.
- Ты тоже заметил? - оживился Книгочей. - Мне не понравилось, как он
смотрел на этого Птицелова.
- Почуял, что дичь опаснее, чем предполагал охотник?
- Симеон знал об этом с самого начала, - покачал головой Книгочей. -
Что-то другое было в его глазах. Это даже не страх. Я тоже ощутил силу
неведомой мне природы, исходящую от Птицелова. Но это еще не самое
страшное, ведь до всего можно докопаться, и есть множество книг, на худой
конец.
При этих словах толстяк иронически скосил глаз на друида.
- Можешь не паясничать, неуч, - спокойно молвил Патрик. - Самое страшное,
что я не ощутил пределов этой силы. У нее не было формы, это как вода из
опрокинутого стакана - растекается по столу, во все трещинки. Я ломаю над
этим голову все время с тех пор, как мы разошлись.
- Смотри не сломай окончательно, - заботливо посоветовал Снегирь. - Когда
у тебя день рождения? - осведомился он невинным тоном, его физиономия при
этом выражала только кротость и смирение.
- В июле, а что? - непонимающе уставился на него Книгочей.
- Подарю тебе какую-нибудь книжку, а может, даже три.
Снегирь расхохотался и, довольно урча, стал забираться в свой спальный
мешок. Через пару минут он уже мирно сопел. Патрик покачал головой и встал
над огнем. Пламя тихо гудело в ночи, и воздух над ним казался слоистым и
стеклянным. Друид некоторое время смотрел в глубь лесной чащи, потом
запахнулся в плащ и, наклонившись, легонько потряс спящего за плечо. Тот
мгновенно раскрыл глаза и очумело уставился на Патрика.
- Казимир! - мягко сказал друид.
- Да... что такое? - отчаянно затряс головой Снегирь, силясь прогнать
остатки сна.
- Казимир! - повторил Книгочей. - Спокойной ночи!
И он приятельски похлопал Снегиря по пухлой щеке.
- Чтоб ты!.. - взорвался Снегирь, но Книгочей уже удалялся в ночной туман.
Толстяк в отчаянии лягнул сапогом темноту, повернулся на бок и сокрушенно
вздохнул, ерзая и устраиваясь поудобнее. Через минуту он уже снова спал.
Книгочей никак не мог согреться и долго ходил вдоль высокого обрывистого
берега, тонущего в белесом молоке испарений. Трава обильно впитывала
туман, и у Книгочея, любящего размышлять на ходу, быстро отсырели носки
его кожаных сапог, однако Патрик этого не замечал. У него было неспокойно
на душе.
Он не успел поговорить с Травником перед тем, как друиды разделились и
разошлись, уговорившись о времени и месте встречи. Книгочей чувствовал,
что он должен был о чем-то предупредить Травника, но мысль постоянно
ускользала от него, и он, раздосадованный, шагал вдоль берега затянутой
туманом реки. На комаров он не обращал внимания, где-то плакал бессонный
козодой, и друид подсознательно раскладывал в своем мозгу грустные трели
на буквы и слоги, не в силах отделаться от очевидной нелепицы этого
навязчивого занятия. Он вспоминал Птицелова, лица его людей, особенно
Лекаря, и неясное, смутное беспокойство все сильнее охватывало его. Друид
хмурился, ковырял сапогом кротовые норки и прикидывал, где он может
почерпнуть хоть какое-то знание об этих людях, мысленно перелистывая
страницы древних манускриптов и рукописных копий с замысловатой вязью
придворных каллиграфов. Ночью истекал срок перемирия, негласно
заключенный, а вернее, предложенный самими зорзами до рассвета. К полудню
друиды должны были обложить замок с трех сторон.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг