- И ты уверена, что это тебе не приснилось? - спросил отец.
- Приснилось? - пылко вырвалось у меня, - приснилось? Но если ты не
веришь мне, спроси Юлико, он тоже видел огоньки в башне и следил за ними.
- Юлико дурно. Он заболел от испуга. Но если б даже он был здоров, я
не обратился бы к нему. Я верю моей девочке больше, чем кому-либо другому.
- Спасибо, папа! - ответила я ему и об руку с ним вошла в залу.
Там собрались все люди, за исключением Михако, ускакавшего в Гори.
Я взглянула на Абрека. Он был белее своего белого бешмета.
- Абрек! - смело подошла я к нему. - Ты украл вещи бабушки! Слышишь, я
не боюсь твоих угроз и твоего мщения и повторяю тебе, что ты вор!
- Княжна шутит, - криво усмехнулся горец и незаметно пододвинулся к
двери.
Но отец поймал его движение и, схватив за плечо, поставил его прямо
перед собою. Лицо отца горело. Глаза метали искры. Я не узнавала моего
спокойного, всегда сдержанного отца. В нем проснулся один из тех ужасных
порывов гнева, которые делали его неузнаваемым.
- Молчать! - прогремел он так, что, казалось, задрожали своды нашего
дома, и все присутствующие в страхе переглянулись между собой. - Молчать,
говорят тебе! Всякое запирательство только увеличит вину. Куда дел ты
фамильные драгоценности княгини?
- Я не брал их, батоно-князь. Аллах знает, что не брал.
- Ты лжешь, Абрек! - выступила я снова. - Я видела у тебя в башне
много драгоценных вещей, но ты все их передал тем двум душманам, и они
отнесли все в горы.
- Назови мне сейчас же имена твоих сообщников, укажи место, где они
скрываются! - снова проговорил отец.
- Не знаю, батоно-князь, никаких душманов. Верно, княжне привиделся
дурной сон про Абрека. Не верь, батоно, ребенку.
Но слова горца, очевидно, истощили последнее терпение отца. Он сорвал
со стены нагайку и взмахнул ею. Раздался пронзительный крик. Вслед за этим,
прежде чем кто-либо успел опомниться, в руках Абрека что-то блеснуло. Он
бросился на отца с поднятым кинжалом, но в ту же минуту сильные руки
Брагима схватили его сзади.
- Потише, орленок, не доросли еще крылья! - крикнул с недобрым смехом
Брагим, закручивая на спине руки Абреку.
Тот дрожал с головы до ног, его глаза горели бешенством,
багрово-красный рубец - след нагайки - бороздил щеку.
В ту же минуту дверь широко распахнулась и полиция, предшествуемая
Михако, вошла в зал.
При виде вооруженных людей Абрек сделал невероятное усилие и,
вырвавшись из сильных рук Брагима, бросился к окну. С быстротой молнии
вскочил он на подоконник и, крикнув "айда", спрыгнул вниз, с высоты
нескольких саженей прямо в тихо плещущие волны Куры...
Это был отчаянно-смелый прыжок, которому мог бы позавидовать любой
джигит Кавказа...
Я долго не могла забыть стройную фигуру разбойника-горца, стоящую на
подоконнике, его дикий взгляд и короткую, полную злобной ненависти фразу:
"Еще свидимся - тогда попомните душмана Абрека!" К кому относилась эта
угроза - ко мне ли, за то, что я выдала его, или к моему отцу, оскорбившему
вольного сына гор ударом нагайки, - я не знаю. Но его взгляд скользнул по
нас обоих, и невольно опустились мои глаза, встретив его сверкающие бешеным
огнем зрачки, а сердце мое болезненно сжалось предчувствием и страхом.
- Исчез мошенник, - сказал отец, подойдя к окну и вперив глаза в
пространство.
- Отчаянный прыжок, - сказал старый военный пристав, друг отца, - этот
негодяй, должно быть, разбился на смерть.
- Нет, я уверен, что бездельник остался жив, он ловок, как кошка, -
ответил отец и, в несколько приемов разломав свою казацкую нагайку,
отшвырнул ее далеко в сторону.
- Молодец, барышня, - обратился ко мне пристав. - Не ожидал от вас
такой прыти.
- Да, она у меня храбрая! - ласково скользнул по мне взглядом отец и
потом, с серьезным лицом, взял мою руку и поцеловал ее, как у взрослой.
Я была в восторге. Мне казалось, что поцелуй такого героя, такого
бесстрашного джигита, каким я считала отца, должен превратить мою нежную
детскую руку в сильную и твердую, как у воина.
Ликуя и беснуясь, я вихрем помчалась к Юлико - рассказать ему о
случившемся. Он лежал бледный, как труп, в своей нарядной постельке и,
увидя меня, протянул мне руки. Андро успел его предупредить обо всем, и
теперь глаза его выражали неподдельное восхищение перед моим геройством.
- О, Нина! - мог только выговорить он, - если у престола Бога есть
Ангелы-воители, вы будете между ними!
Не могу сказать, чтобы восторженный лепет моего кузена я пропустила
мимо ушей. Напротив, я готова была теперь простить ему его вчерашнюю
трусость.
- Уйди, Андро! - приказала я мальчику.
Как только маленький слуга вышел, я рассказала Юлико все, что
случилось со мною.
- Вы настоящая героиня! - прошептал мой двоюродный брат. - Как жаль,
что вы не родились мальчиком!
- Это ничего не значит, - спокойно возразила я, и вдруг совершенно
безжалостно добавила: - ведь между мальчиками найдется и не одна такая
тряпка, как ты.
Но когда я увидела, как он беспокойно заметался в своей постельке
среди подушек, украшенных тончайшими кружевами и княжескими гербами, я
словно спохватилась и сказала:
- Успокойся, Юлико, ведь я понимаю, что твоя робость происходит от
болезненности, и уверена, что она пройдет с годами.
- Да, да, она пройдет, наверное, пройдет, только вы не презирайте
меня, Нина. О, я вырасту и буду храбрым. Я пойду в горы, найду Абрека, если
он не погиб в реке, и убью его из винтовки дяди. Вы увидите, что я это
исполню... Только это будет не скоро!
Потом он тихо прибавил:
- Как бы мне хотелось, чтобы вы снова возвратили мне звание пажа. Я
постараюсь быть храбрым насколько могу!
Я посмотрела в его глаза. В них были слезы. Тогда, жалея его, я
сказала торжественно:
- Князь Юлико! Возвращаю вам звание пажа вашей королевы.
И дав ему поцеловать мою руку, я с подобающей важностью вышла из
комнаты.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Проходили дни, недели - фамильных бриллиантов бабушки так и не нашли,
хотя подняли на ноги всю полицию Гори. Не нашли и Абрека, хотя искали его
усердно. Он исчез, как исчезает камень, брошенный в воду.
Таинственные огоньки, мерцавшие по вечерам в Башне смерти и пленявшие
меня своей таинственностью, также исчезли. Там снова воцарилась прежняя
тьма...
Глава IX
Пир. Демон. Подслушанная тайна
Наступил июль, пышный и знойный, с ароматом подоспевших плодов и
частыми ночными грозами, разрежающими воздух, насыщенный электричеством.
В нашем винограднике зрели и наливались изумрудные лозы. Ягоды,
наполненные соком, горевшим янтарем на солнце под тонкой пленкой кожицы,
манили к себе уже одним своим видом.
Приближался день рождения отца, который всегда особенно праздновался у
нас в доме.
Приехал дедушка Магомет из аула, примчались Бэлла с мужем на своих
горных скакунах, и дом огласился веселыми звуками их голосов и смеха.
Только двое людей не принимали участия в общем веселье. Бабушка, которая не
могла примириться с мыслью о пропаже драгоценностей, и князек Юлико,
захваченный недугом, от которого он таял не по дням, а по часам, приводя
этим бабушку в новое волнение.
Наш дом разделился на две половины: печальную - в апартаментах
княгини, которая поминутно заходила в комнату Юлико, надоедая ему вопросами
и микстурами, и беспечную - где слышался веселый смех Бэллы, ее
пронзительные взвизгивания, которым я вторила с особенным наслаждением, да
детски-добродушный хохот Израила. Там были тоска и дума, здесь -
беззаботное веселье и смех. Часто к нам присоединялся отец, и тогда нашему
веселью не было конца.
- Тише! - иногда останавливал он Бэллу, - там больной.
- Он выздоровеет, - отвечала она беспечно, - и будет еще джигитовать,
вот увидишь!
В день рождения отца мы вскочили спозаранку с Бэллой и украсили наш
дом венками из каштановых ветвей и лип вперемежку с белыми и пурпуровыми
розами.
- Как хорошо! - прыгали мы и хлопали в ладоши, любуясь своей работой.
Отец, тронутый сюрпризом, расцеловал нас обеих.
К обеду ожидали гостей. Бабушка приказала мне надеть белое кисейное
платье и собственноручно пригладила мои черные, в беспорядке разбросанные
вдоль спины, косы.
- Разве так не лучше, девочка? - спросила она и подвела меня к
зеркалу.
Я заметила, что с некоторых пор бабушка относилась много ласковее и
добрее ко мне. Я заглянула в зеркало и ахнула.
В белом платье, воздушном облаком окутывающем мои худенькие плечи,
руки и стан, с туго заплетенными иссиня-черными косами, я страшно походила
на мою покойную маму.
- Красоточка, джаным, хорошенькая! - бросилась ко мне на шею Бэлла,
когда я вышла к моим друзьям. Потом она сорвала с куста розу и воткнула мне
ее в косы со словами: - Так будет еще краше.
Отец взглянул на меня с грустной улыбкой и сказал:
- Совсем большая выросла! совсем большая!
- И глупая! правда, папочка, глупая? - приставала я к нему, тормоша
его и хохоча, как безумная.
- Ну и глупая! - улыбнулся он, и сейчас же лицо его стало снова
серьезным. - Надо будет эту зиму начать серьезно учиться, Нина. Тебе
одиннадцать лет.
Я заявила ему, что я отлично читаю по-русски и по-французски, знаю
историю и географию, словом, учительница довольна мною, и мое время еще не
ушло.
- Ведь Бэлла не ученая, а как она счастлива, - добавила я серьезно,
тоном взрослой.
- Бэлла дикарка, она выросла в горах и всю жизнь проживет так, -
сказал отец и стал подробно объяснять мне разницу между мной и Бэллой.
Но в этот день я была не менее дикая, нежели она, - я и хохотала и
визжала, как безумная, бегая с нею от преследовавшего нас Израила. Я вполне
оправдывала название "дели акыз"*, данное мне горийскими татарчатами.
______________
* Сумасшедшая девчонка.
Отец, куря папиросу, сидел на террасе в ожидании гостей. Вдруг он
неожиданно вздрогнул. Послышался шум колес, и к нашему дому подъехал
небольшой шарабанчик, в котором сидели две дамы: одна пожилая, другая
молоденькая в белом платье - нежное белокурое создание с мечтательными
глазами и тоненькой, как стебель, талией. Она легко выпрыгнула из шарабана
и, ловко подобрав шлейф своего нарядного шелкового платья, пошла навстречу
отцу. Он подал ей руку и поманил меня.
- Вот, баронесса, моя дочь Нина. Прошу любить и жаловать.
Потом он помог пожилой женщине с величественной осанкой выйти из
экипажа и тоже представил меня ей:
- Моя дочь Нина.
Я не знала, что делать, и смотрела на них обеих с любопытством
маленького зверька.
- Какая прелестная девочка, - проговорила молодая дама в белом и,
нагнувшись ко мне, поцеловала меня в щеку.
Губы у нее были мягкие, розовые, и от всей ее фигурки, эфирной и
хрупкой, пахло очень нежными и очень приятными духами.
- Будем друзьями! - проговорила она мне и ласково еще раз улыбнулась.
- У-у! какая красавица! - прошептала Бэлла, когда молодая дама в белом
скрылась в доме вместе со своей старой спутницею и отцом, - лучше нас с
тобою, правда, Израил?
Но Израил не согласился с нею. Лучше Бэллы, по его мнению, никого не
было на свете. Она погрозила ему пальцем, и снова мы пустились бегать и
визжать, забыв о прибывших гостях.
Хотя отец мой много лет состоял на службе русского царя и в нашем доме
все было на русскую ногу, но по торжественным семейным праздникам у нас
невольно возвращались к старым грузинским обычаям. Неизменный обед с
выбором тулунгуши*, бочки вина, поставленные под чинарами, шумные тосты,
порою сазандары, нанятые на время пира, удалая джигитовка, стрельба из
ружей и, наконец, милая родная лезгинка под стон зурны и жалобные струны
чиунгури - все это сопровождало каждое семейное торжество. В этот день
праздник обещал быть особенно интересным.
______________
* Распорядитель пира.
Из полка ожидались товарищи отца с их женами и другие гости. Мне было
как-то неловко: по свойственной мне дикости, я не любила общества, и вот
почему Бэлле много надо было труда, чтобы уговорить меня выйти к столу,
приготовленному на вольном воздухе в тени вековых лип и густолиственных
чинар.
Когда мы вышли к гостям, все уже были в сборе. Бабушка торжественно
восседала на почетном месте в конце стола; против нее, на другом конце
стола, поместился избранный тулунгуши - в лице дедушки Магомета. Справа от
бабушки сидела баронесса, а подле нее молодая дама в белом, около которой
поместился мой отец. Появление Бэллы и Израила в богатых туземных нарядах,
блещущих красками и серебром, произвело легкое смятение между гостями. Их
встретили шепотом одобрения. Дедушка Магомет не мог не порадоваться тому
приему, который сделали его детям.
- Какая чудесная пара! - слышалось кругом на татарском, русском и
грузинском языке.
И Бэлла принимала все эти похвалы как должную дань.
Она скоро привыкла к своей новой роли, эта маленькая княгиня!
Анна, Барбале и Родам разносили куски жареной баранины и дичи, а
Михако, Андро и Брагим разливали вино по кувшинам и обносили ими гостей,
причем Михако не упускал случая подшутить над старым мусульманином,
которому вино было запрещено Кораном.
Я сидела между Бэллой и молоденьким казачьим хорунжием, подчиненным
отца, который весь обед смешил нас, забавляя самыми невероятными
рассказами.
Мы так и покатывались со смеху, слушая его. Бабушка приходила в ужас
от моего громкого смеха и делала мне отчаянные знаки успокоиться.
Между тем дедушка Магомет поднял заздравный кубок в честь моего отца и
стал славить его по старому кавказскому обычаю. Он сравнивал его силу с
силой горного орла Дагестана, его смелость - со смелостью ангела-меченосца,
его красоту и породу - с красотою горного оленя, царя гор.
И мой отец слушал, и все слушали в глубоком молчании маститого старца,
видевшего на своем веку много храбрых.
Потом, когда он кончил, все подняли бокалы в честь моего отца. Мне
было дивно хорошо в эту минуту. Я готова была прыгать и смеяться и целовать
деда Магомета за то, что он так хвалит моего умного, доброго, прекрасного
папу!
После каждого блюда, заедаемого по обыкновению лавашами и чади* или
солоноварным вкусным квели, деда поднимался с места и с полной чашей в руке
восхвалял того или другого гостя. Вина как верующий магометанин он не пил,
и каждый раз передавал свой кубок кому-либо из почетнейших гостей.
______________
* Густая каша кусками вместо хлеба.
Восхваление присутствующих шло по очереди. После блюда вкусного
шашлыка, мастерски приготовленного Барбале, дедушка поднял чашу в честь
Бэллы, называя ее княгиней Израил. Он обращался к ней немного напыщенно и
важно, точно к совершенно посторонней. Бэлла, потупясь смотрела в тарелку.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг