связи, принадлежность к организациям, производительность труда, исполнение
обязанностей гражданских, супружеских и служебных. Ибо все были равны
перед драконом, и зачем выполнять обязанности и чтить законы, если завтра
- съест? Или послезавтра. И понизился моральный уровень, пошатнулись
устои, сузились основы.
Но объявил начальник. Он сказал: "Слушайте и повинуйтесь, ибо мне дано
спасти сей край от мерзости запустения". И ответили люди: "Слушаем с
вниманием и повинуемся с охотой!" - потому что надоело им описанное
существование, а ничего конструктивного никто не предлагал. И стали люди
сами, каждый день, приводить к пещере тех, на кого указал начальственный
перст. Дракон доставленных ел и из пещеры больше не вылезал. Указывал же
начальник не на всякого, а лишь на тех, кто восстановленные обязанности
общественные, служебные и супружеские выполнял с недостаточным рвением и
прилежанием. А поскольку, как ни старайся, всегда кто-нибудь остается
крайним, недостатка в пище дракон не испытывал и пугать народ лишний раз
не вылезал. От регулярного питания и отсутствия моциона он растолстел так,
что и не смог бы вылезти из пещеры. Поговаривали, что там он и сдох от
ожирения сердца.
А начальника благодарный народ нарек Победителем дракона.
У давно хотелось спуститься в деревню. Вся эта ерунда - плеть, лес,
прибой - давно ему надоели. "Онанизм все это", - горестно подытожил У в
который раз свои думы. Сам ведь, все сам, заранее зная, каким именно
участкам тела будет больно. То ли дело - люди. С живой непосредственностью
они бьют туда, куда вздумают в данную минуту. Что там ветки и камни по
сравнению с хорошим простым ударом кулака, квалифицированным ударом
пяткой, элегантным - ребром ладони. А палкой! Палка в умелых руках это,
знаете ли, сокровище. У было плохо без людей, но спуститься в деревню и
собрать вожделенный урожай побоев он не мог. Не хотел. Тем, кто в деревне,
надо было отвыкнуть от него, рано еще идти к ним.
И У зашагал по лесу. Шел он быстро, и мягко, пластично, как сказал бы
он сам, если б вспомнил вовремя это слово. Не хрустели сучья - он
перешагивал. Не трещали ветки - от веток он уклонялся. У шел по лесу с
удовольствием. Шел к дороге в зыбкой надежде встретить людей. Чужих,
незнакомых. Пуста дорога в смутные времена, как посуда в доме пьяницы, но
зато каждая встреча - это событие, потому что не любят встречаться на
дороге люди в смутные времена.
Вот идет по дороге человек. Один. Никто ему не нужен, боже упаси. Он
идет и зорко вглядывается вперед, опасаясь встречных. Он идет и время от
времени останавливается, прислушиваясь, остерегаясь тех, кто - а вдруг? -
догоняет следом. Он выбирает скорость такую, чтоб никто не догнал и чтоб
не налететь на встречного неожиданно для себя. На дороге каждый человек,
как на ладони.
Но У пока шел по лесу.
И шел-то он, надеясь на встречу.
А не встретился, первого-то он пропустил... У присмотрелся к следу,
прислушался, понял: не первого, первую. Женщина пробежала куда-то по лесу
параллельно дороге.
Кричали галки или, быть может, сороки, как они там называются, эти
глупые птицы.
В сапоге булавки, море на весу, слон в посудной лавке, женщина в лесу.
Опять орали птицы. Трещало. По следу женщины, пыхтя и сопя, двигались
два солдата. Радостно, как на свидание с другом, вышел им навстречу У.
Солдаты взглянули на него мельком, не стоит внимания одинокий, без оружия.
Но, пробежав еще немного, остановились, оглянулись:
- Бабу не видел? - спросил тот, что помоложе. А второй задышливо, молча
кивнул, соглашаясь с вопросом напарника: видел, дескать?
- Видел, - ласково согласился с солдатами У.
- Туда? - показал рукой один.
- Не-е, - покачал головой У. - Не туда.
- А куда? - солдаты остановились окончательно и посмотрели на У со всем
вниманием, на которое они в этот момент были способны.
- Я ее спрятал, - охотно пояснил У.
- Куда?
- Ну уж, спрятал я ее, наверное, не для того, чтобы рассказывать куда
да зачем, - вслух подумал У. - Спрятал я ее, наверное, со своей
какой-нибудь целью. Так что вы уж, ребята, меня об этом лучше не
спрашивайте. Не скажу.
- Отдай! - попались преследователи.
- Нет, - вежливо не уступил У, - не отдам.
Потом его некоторое время били и приговаривали при этом слова из числа
тех двухсот, которые положено знать каждому воину для успешного несения
службы.
У на все радостно улыбался и был молчалив, как все истинно счастливые.
- А бабу вы теперь уж никак не найдете, - сказал он, потрогав языком
зубы, когда солдаты утомились.
- Тогда мы тебя заберем, - устало проговорил старший. - Вместо нее. С
пустыми руками нам никак нельзя, сам понимаешь.
- Понимаю, - кивнул У, - никак нельзя. Что ж, забирайте.
- Нам не сказал - там все скажешь, - продолжил старший.
- Угу, - подтвердил У, - там, может, и скажу.
- Мы еще дети малые, - заговорил совсем простым языком, отдышавшись,
тот, что помоложе. - А там у нас специалисты, они из тебя две котлеты
сделают.
- Да, - У становился много сговорчивее, - вы еще дети малые.
- Куда бабу-то дел? - для порядка еще раз спросил солдат.
- Спрятал, - напевно ответил У, - спрятал в душе своей, чтобы носить с
собой и никогда не разлучаться.
- Ничего, - окончательно решились солдатики, - там тебе душу вынут и
бабу отберут. Пошли.
Пошли.
У чувствовал себя совсем хорошо. Каждая мышца пела.
- Вы кого мне привели? - накинулся на солдат начальник сотни.
Солдаты молчали, зная от большого жизненного опыта, что начальству
виднее.
- Это же У! - пояснил сотник. - Его же в лицо знать надо!.. Куда бабу
дел? - безнадежно спросил он у задержанного.
- Да не видел я бабы той, - сознался У.
- А чего ж врал?
- Так, по людям соскучился.
Начальник понял.
- Может, пойдешь со мной? - понадеялся он. - Время сейчас интересное.
- Нет, - покачал головой У. - Не пойду, не хочется.
- Ну, как знаешь, - настаивать начальник не стал. - Петлю ему на шею, -
обернулся он к стоящим навытяжку солдатам. - Да не скользящую, а простую.
На шею и на пояс. Привязать к дереву, обмотать веревками. Пусть посидит,
чтоб лишний раз не попадался. Или может - камень на шею и в воду? -
задумался он. - Или осыпь на тебя обрушить?
- Дело твое, - сказал У, - время твое, тебе тратить. Я сейчас в силе,
видишь ведь.
- Да, - признался начальник сотни. - Так вот, пусть сидит. Привязать
его к дереву. Не сильно.
Потом весь отряд промаршировал мимо, чтобы увидеть, узнать и запомнить.
Чтобы не забывать и, встретив, не ошибиться.
Когда отряд снялся с лагеря и ушел, У напрягся и порвал веревки. Он
пошел в лес чужой дорогой - бабу отыскивать. Упускать ее ему не хотелось.
Незнакомого человека в лесу часто ли встретишь? Лес свой он знал.
- А-ы! - выдохнула женщина, падая. "Здоровая баба, - оценивающе
посмотрел У. - Здоровая и молодая".
- Что я сейчас с тобой сделаю! - пообещал он. - Ох, что я сделаю!
- Ы-ы! - повторила женщина и перевернулась со спины на живот, уткнув
лицо в сгиб локтя.
"Устала, - решил У, - слишком устала, хоть вообще и здоровая. Толку с
нее сейчас..."
Он нес ее на руках почти до самой пещеры. Убежала она недалеко, все
кружила по лесу, как всякий человек, с лесом не знакомый. Нести ее
особенно долго не пришлось, да У и не уставал работать, он бездельничать
уставал, ждать, надеяться, верить, лежать, сидеть, одиночествовать -
отшельничать, одним словом.
Между тем для всех людей он и был отшельником. Отшельник - тот, кто от
людей ушел, кому они больше не нужны. Или нужны, но на расстоянии, чтобы
не было конкретного человека, а было человечество. Там, внизу, например, -
отсюда столпники. Бывают отшельники, которых загнала в угол их ненависть к
людям, это случай особый и имя у них особое - мизантроп. А чаще всего
удаляется от людей тот, кто хочет подумать. Это чепуха, что думать лучше
совместно, мол, ум хорошо, а два лучше. Вместе - количеством, толпой -
можно еще вопросы решать, а думать всегда лучше в одиночку.
И когда самым мудрым, самым великим после смерти возводят памятники,
они одиноки на своих каменных постаментах, даже если скульптура групповая.
Место, которое занимал великий среди людей - всегда отдельное, наособицу:
в одиночестве влачил он дни жизни своей. Но кто знает, если бы эти
индивидуалисты занимались каким-нибудь общественно-полезным трудом в
тесных рядах коллектива, богаче оказалось бы человечество в конце концов?
Или беднее?
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
- Больно много ненавидишь.
- Ненавидеть нельзя много или мало. Ненавижу и все.
- Кого? Людей? За что их ненавидеть? За то, что живут?
- За то, как живут.
- А это одно и то же. По-другому жить они не умеют. Жизнь людей в их
поступках, а как раз поступки их ты и ненавидишь. Ну, живут и живут, бог с
ними.
- А моя жизнь - что?
- Твоя жизнь - твое дело. Тебя не убили, вот и жива.
2
Сульфазин - заменитель печали.
Сульфазин заботливо приготавливают из оливкового масла и горючей серы,
сбивая в специальной машине - заменителе ступки с пестиком. Сульфазина
вводят немного, кубика два. И от этих двух кубиков уже через час человек
падает и не может шевельнуться сутки, а то и двое. Только простонать
иногда и снова застыть может человек после инъекции сульфазина. Сульфазин
- заменитель печали. Когда обрушивается печаль, падает человек и ощущает
боль почти физическую, и не может он шевельнуться, разве что простонать,
да и то иногда.
Побои - заменитель совести. Когда бьют, берут на себя право совести и
ее обязанности, причиняют боль. Доказать человеку, что он неправ, причинив
ему боль, может только тот, кто сильнее. Значит, сильный прав? Стань
сильнее - и ты возьмешь на себя права чьей-то совести.
Третье откровение У
- В ту ночь, когда я родился, правитель моей родины проснулся в
холодном поту. Страшное увидел он во сне, и было оно неотвратимым, как
смена поколений. Конечно, сон - что? Дурь, каприз, мираж. Но
растревоженное кошмаром и бессонницей сознание правителя заработало на
полную мощь, и рассказывали, что наутро он приказал начать избиение
младенцев. Таким образом, насколько я понимаю, он намеревался радикально
решить проблему молодого поколения, то есть избавиться от этой проблемы
вообще. Проблема отцов и детей - или дедов и внуков, если уж исходить из
семейной терминологии - суть диалектический закон отрицания отрицания.
Зерно отрицает колос, а колос - зерно, ночь отрицает день, но, по-моему,
все это не так серьезно. С отрицанием детей всегда можно справиться, даже
если оно выливается в форму открытого сопротивления: побунтуют и на круги
своя, сами станут отцами. Правитель же намеревался истребить младенцев до
того, как они станут молодежью. Но, преуспевая в малом, не преуспел в
большом, поскольку не смог довести замысел до логического завершения:
каждое новое поколение следовало убивать, чтобы избавиться от молодежной
проблемы. Всех - под бритву, и никаких проблей.
У хорошо умел вызывать людей на драку. Если было двое или больше, то
обычно оказывалось достаточно оскорбить их в лучших чувствах,
предварительно выяснив по возможности эти самые чувства. Стоит проехаться
по идеалам - и непременно побьют. Иногда достаточно воспротивиться - что
если требуют чего-либо - и тут же побьют, как правило, не вынесут.
Но один на один эта тактика непригодна. Один на один человек редко
воздевает свои идеалы настолько, чтобы нарываться с побоями на здорового
мужика. Одиночка обычно начинает думать и думает примерно следующее: ты
один и я один, ты думаешь так, я - по-другому, ну и думай, как тебе
нравится, и иди своей дорогой, а я пойду своей. Одиночку надежнее
испугать, чем разозлить, поскольку редко злится человек, не чувствуя
поддержки. А со страху поколотит лучшим обрядом, а то еще и убивать
попытается, чтоб больше не пугаться.
Когда женщина поздоровела, стал У пугать ее, туманно приговаривая
чепуху, а потом и набрасываясь с неизвестными, но безусловно гнусными
намерениями, позаботившись заранее, чтоб попалась ей под руку тяжелая
ременная плеть или что другое, по сути соответствующее. Он являлся ей
драконом и мышью, горой и Золотом, дождем и засухой - и всегда бывал бит.
Потом У уползал отлеживаться: набирался сил. И являлся снова. Он вызывал в
ней последовательно: страх, гнев, отвращение, насмешку. В конце концов
вызвал понимание и напугался сам. У не любил, когда его понимали.
- Слышала я об одном таком, - сказала женщина, - он все любовницу свою
просил, чтоб кнутом стегала. Ты что - из этих?
- Нет, - передернуло У. - То извращение какое-то, Ты ведь мне, сама
знаешь, не любовница.
- Да какая разница? - устало спросила женщина. - В чем разница? Но вот
что скажи: ты ведь любишь, когда тебя бьют? Нравится тебе это? Нравится, -
сама себе ответила она. - Для того и держишь меня здесь, для того и
мучаешь. Или скажешь - вправду справиться не в силах? Не верю я, вон ты
какой здоровый. Больше пальца не подниму - надоело. А будешь приставать -
повешусь.
- Повешусь, повешусь, - забормотал У.
- Надоел ты мне, - сказала женщина.
- Знаешь, подруга, - решился У, - мотай-ка ты отсюда. На дорогу я тебя
выведу.
- А сам что? Другую какую поймаешь, чтоб утешала?
- Ну, это уж дело не твое. Пошли.
Дорогой У молчал. Злился. Переживал, что раскусила она его, поняла хоть
не всю правду, но часть правды, пусть в меру своей испорченности, как
говорится, но поняла же! Оттого и тошно было, и не только от того. Ему
ведь действительно нужно быть битым, а этого не объяснишь. Не прихоть это,
не извращение, не сдвиг по фазе, а жизненная необходимость. "Теперь пойдет
трепать по-бабьи, - думал У с неприязнью. - Шею бы ей, по-хорошему,
свернуть следовало, чтоб разговоров меньше, сунуть в болото - болото
примет". А хотя - ему ли разговоров бояться? Небылицей больше, небылицей
меньше. Сколько о нем слухов ходит!
Вокруг стоял лес.
У всегда шел в лес, как в воду, как к воде после долгой жажды. А
правда, если за всю жизнь в воздухе счастья так и не встретилось, может
оно - в воде? Если в теплом складывается плохо, может, истина в
прохладном? Если плохо в пустоте, то, кто знает, - не отказывайтесь
заранее - вдруг в плотном будет хорошо? Конечно, на воздухе легче дышится,
но в воде по крайней мере есть от чего оттолкнуться, чувствуешь
сопротивление среды - зато хоть вперед двигаешься. Дай бог такой среды,
которую можно отшвыривать в поднятые лица остальных, и слышать сперва
негодующее: "Отрывается!", затем слаженный одобрительный хор: "Идет, не
сбавляет!", а затем, когда разрыв с ними уже не будет иметь значения,
когда справа и слева останутся лишь те, кто стартовал раньше, а впереди -
одни чемпионы, снизу воспоют в согласии и великолепии: "Выбился?" И с
этого момента ты станешь другим, ты будешь одним из тех, что впереди.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг