попы и псалмы. Это был тот, чьего имени не знал никто, но каждый называл
привычными для себя псевдонимами. Тот, который Бог-с-тобой, и Не-дай-Бог,
и С-нами-Бог.
- Почему? - спросил Юрка у Бога.
- А почему бы и нет? - ответил Всевышний, посмотрев сквозь Юрку. - Ведь
ты убивал и был убит.
- Я убивал по необходимости, а убит без вины.
- По необходимости, - вздохнул Всевышний и протянул Юрке нечто вроде
газовой зажигалки. Пояснил: - Огненный меч. Убивай и впредь.
- Господи, - взмолился Юрка. - Я не готов.
- А я? - ответил Бог и исчез.
Юрка повертел меч справа налево, покосился на архангела, но тот стоял,
обиженный, и смотрел в сторону, чистил белоснежные перышки.
"Это, наверное, надо так, - подумал Юрка о мече, и меч спрятался в
ладонь. - И так!" - меч полыхнул в руке, как язык огнемета.
- В следующий раз, - обратился он к архангелу, - стучать надо, когда
входишь. А сейчас обратно сопроводи, хожалый.
- Сам дойдешь. Вниз не вверх, - совсем уж обиделся архангел.
Юрка безнадежно махнул в сторону архангела рукой и провалился по
направлению к земле, скользя по все более радужным разноцветным каналам.
Совершенно неожиданно для себя он вынырнул не над столицей, а там, где
вовсе не собирался оказываться ни в прошлой жизни, ни в нынешней, но куда
приводила его судьба или рок - с постоянством, достойным лучшего
применения.
Внизу по дороге, пыля, ехала набитая солдатами, как горошинами,
бурбухайка. По ней палили. Над кипящим ущельем в клубах дыма и пламени
раскаленной брони метался, злорадно хохоча, местный пестрый ангел.
Вспархивающие души он когтил, мял и швырял парящему сбоку, пониже,
черному. Шайтану или, может, иблису.
Два взвода зажал в ущелье Гаюр, лупя сверху, с господствующих высот
крупнокалиберными пулеметами. Грамотно зажал, впрок пошла Гаюру выучка в
Рязани или в Казани, где он там воевать обучался. Хотя одной выучки здесь
было мало. Эти горы были для него родные. На кладбище лежали предки Гаюра,
те, что трепали еще войска Александра Македонского, били римлян и
англичан. Зеленое знамя пророка овевало горы, и Юрка чувствовал, что
здесь, под чужим небом, на чужой земле он бессилен.
Посреди ущелья, где ребята пытались занять круговую оборону, рвались
реактивные снаряды. Кто-то отчаянно вызывал помощь по радио. Им спешили на
помощь - навстречу собственной смерти, по шоссе - под безоткатки, с
воздуха - под стингеры и зенитные пулеметы. Над ущельем все так же летал и
хохотал пестрый местный ангел.
Задохнувшись на секунду от негодования. Юрка кинулся на пестрого. Тот,
не глядя, отшвырнул его локтем. Снизу вынырнул черный и ухватил Юрку за
ноги. Юрка дернулся раз-другой, вырвал ногу, съездил черного пяткой по
зубам и вспомнил про меч. Меч полыхнул в его руке, как факел над
скважиной, горы треснули по разлому, и такая волна ненависти хлынула из
земли, из чрева гор, что Юрку этой волной просто смыло, закружило,
завертело и вышвырнуло куда-то.
Юрка огляделся по сторонам: куда же его занесло? Вокруг была та же
жара, тот же песок, но он почему-то лежал в пыли, а перед глазами его
торчал диагонально-полосатый пограничный столб. От расстройства Юрка даже,
казалось, летать разучился. Сидел на гудроне шоссе и не двигался с места.
По шоссе, крепко задев невидимого ангела боком, полз танк. Танк ехал
домой, сминая гудрон. Танк пыхнул на битого ангела соляркой. За первым
танком накатывался второй, и Юрка, опасаясь, как бы встреча с ним не вышла
бедой дембелям, кое-как приподнялся, оторвался от шоссе и полетел в ту же
сторону.
На этот раз он не спешил, летел себе помаленьку, со скоростью среднего
самолета, и земля под ним расстилалась, открывая взгляду пески и
заболоченные поймы, коптящие небо заводы и неухоженные поля.
"Если я ангел смерти, что же все-таки это означает? - думал Юрка
мучительно, - и что может меч в моих руках? Оружие это или просто знак
отличия, вроде удостоверения? Главное - посоветоваться не с кем, совсем не
с кем поговорить".
Конечно, лучше всего было бы посоветоваться с кем-то своего ранга,
только где же такого взять? А еще считается, что у каждого человека свой
ангел есть, хранитель. Обман! Кабы у каждого, так их сколько было б!
"Может, не надо мне убивать, а просто заняться какой-нибудь охраной. Для
охраны тоже оружие нужно, меч нужен. Кого бы мне выбрать, чтобы охранять?
А если - маму?" - но додумавшись до этого. Юрка только сильнее
расстроился. Он знал почему-то, что быть маминым ангелом-хранителем - не
его удел. Он и явиться-то матери боялся. Не за себя, за нее боялся. Хотя
мама-то как раз все могла понять и нашла бы, что посоветовать.
С архангелами же связываться Юрке не хотелось. "Господи!" - позвал он
осторожно, но не получил ответа. Ясно, не до того Всевышнему, чтобы
каждому его права и обязанности толковать.
И тут донесся до Юрки звук, резкий сначала, а потом громкий,
раскатистый, отличный от других. Юрка полетел на этот звук, будто поймали
его на крючок и потянули за леску. Звук нарастал, наполнялся цветом. Из
всех шумов эфира он один был живым и манящим.
Пели колокола.
Юрка сделал круг над этим красным звоном и спланировал к высокой
соборной колокольне.
Красный звон обволакивал приднепровский пейзаж. Осенним пламенем горели
задумчивые акварели.
Звон был воскресный.
На колокольне Юрка увидел не скелет, но что-то вроде фигуры звонаря,
истово раскачивающегося. И внизу, у собора, среди привычных уже скелетов,
овеянных легкой дымкой, оказались вполне вещественные тела. Не страхом,
болью или желанием веяло от этих немногих людей в толпе костяков, а
незнакомым дыханием веры. Что-то подсказывало Юрке, что тут его смогут
увидеть, и он предстал перед одним из тех, кого сам видел во плоти, -
перед высоким сутуловатым мужчиной средних лет, стоящим в отдалении от
основной массы, в боковом приделе. Мужик не рухнул на колени, а опустился
медленно, будто сел, и заговорил шепотом, но не с ужасом, а, кажется, даже
с радостью.
- Вижу, - сказал тихо он, - вижу. Господи, слава Тебе!
- Встань, - попросил Юрка. - Неудобно, Пойдем, поговорить надо.
- Веди, - согласился человек, поднимаясь с колен.
Они отошли в угол ограды, где скелеты толпились не так густо, а людей
не было видно и вовсе. Но и здесь Юрке не понравилось, пришлось выходить с
церковного двора в прилегающий заросший скверик или парк.
- Я давно ждал, - заговорил человек, еще сильнее сутулясь, но глядя на
Юрку открыто и прямо. - Если нужно, я всякую муку готов претерпеть.
- Угу, - буркнул от неожиданности Юрка, проворчав про себя: "Тоже мне,
камикадзе". Потом спросил осторожно: - Слушай, я кто, по-твоему?
- Ангел божий, - выдохнул человек.
- Похоже на то, - согласился Юрка. - И что я, по-твоему, делать должен?
- Душу мою взять.
- Это в свое время, - признал Юрка и замолк, исчерпав тему.
Человек обратил к Юрке горящие глаза, и такую веру выражало изнуренное
его лицо, что Юрка несколько растерялся. Никто из его прежних знакомых ни
во что особенно не верил. Даже в справедливость. Хотелось бы, конечно,
чтобы справедливость торжествовала, но сначала кто-то должен ее
устанавливать, справедливость, кто-то должен решать за других. А когда
берутся решать за других, никакой справедливости не выходит.
- А ты кто? - спросил он человека.
- Да я-то, - засмущался тот, - никто, можно сказать. Вадимом зовут.
Бессемейный, сын есть, но жена давно ушла и сына забрала, он мужа ее папой
называет. И работа у меня малая, покойников обмываю и обряжаю.
- Это что, - удивился Юрка, - профессия такая?
- Нет, профессия у меня другая вообще-то. Строитель я, каменщиком,
облицовщиком, плотником могу.
- Почему же не строишь, а с покойниками возишься?
- Характер такой. Отовсюду гонят. Я всегда все до конца договариваю и
вопросы до конца задаю, пока не получу ответа.
- Разве же на каждый вопрос есть ответ? - засомневался Юрка. - Я вот
тоже узнать хочу, что делать должен, а никто не говорит. Что, по-твоему,
должен делать ангел?
- Господь не наставил? - неуверенно спросил Вадим.
- Нет, - скорбно покачал головой Юрка. - Меч вот дал и все.
- Меч дан, чтобы диавола сокрушить, - бледными губами проговорил Вадим.
- Дьявола? - задумался Юрка. - Насчет дьявола ничего сказать не могу,
не встречал я дьявола. Бесов видел, но это так, ничего особенного. Могу
сокрушить, наверное, двух-трех, если постараться. Только мне кажется,
ничего не изменится. У них свои задачи, своя работа.
- Дозволь спросить. Точно ли ты ангел Божий?
- Ангел, ангел, - подтвердил Юрка. - Юрой зовут.
- Это Георгий, значит? Тебе лучше знать, конечно, только ты не такой
какой-то. Как-то ты не так рассуждаешь, - сам себя испугался Вадим, - не
как ангел, в общем.
- Приехали, - сказал Юрка, ухмыльнувшись. - Может, ты меня поучишь, как
я рассуждать должен. Теперь я, пожалуй, понимаю, почему тебя со всех работ
гнали, разве вот покойники не протестуют. Больше ты, видать, ни с кем
столковаться не можешь.
- Характер у меня и правда скверный, - мягко ответил Вадим. - Только
кому-то ведь надо мертвых прибирать, а родственники этого часто не умеют.
Сам ведь себя усопший не причешет, не обмоет. А хоронить тоже надо
по-людски, по-божески. Я и хочу, чтобы всем хорошо было, - Вадим помялся,
не решаясь сказать непривычные слова, но сказал: - Долг чтобы отдать. Мы
остаемся, а их уже там встречают.
- Ты хороший мужик, - расчувствовался Юрка. - Слушай, попробуй забыть,
что я ангел, ну, вроде как просто парень, сосед, например, посоветоваться
зашел. Мне ведь посоветоваться не с кем. Я в ангелы-то случайно попал, и
власть мне дана страшная, видишь - меч, убивать я, значит, должен, ангелом
смерти меня называют.
- Ангел гибели? Губитель? - ужаснулся Вадим.
- Не знаю. Не думаю, - прислушался к себе Юрка: слово "губитель" ему
решительно не понравилось. - Во всяком случае, душу могу забрать любую.
Хотя и не палач. Палач ведь убивает тех, кого к нему приводят. А мне что
же, самому за преступником бегать, да еще и не знать за кем?
- Георгий, - сказал Вадим решительно. - Если тебе такая власть от Бога
дана, так не затем ли, чтобы ты со звездою сразился?
- Постой, постой, какая это звезда? - заторопился Юрка, вспомнив, -
какая звезда и где она?
- Наверное, Господь направит твою руку, - серьезно сказал ему Вадим. Он
стал вдруг очень бледен, задышал со свистом, губы посинели.
- Ох, не умирай ты, Вадим, - забеспокоился Юрка. - Я вовсе не за этим
тебя позвал.
- Ничего, - вяло пробормотал тот. - Мне вообще-то жить незачем. Возьми
меня к себе, Георгий. Мне уж и так давно хотелось повеситься, только
страшно было. Все долги мои розданы, и взять с меня нечего, и жить мне
скучно.
- Нет, живи еще, - отмахнулся Юрка. - Может, договорим потом, если
получится. Душу-то я твою спасу, а вот земную жизнь - вряд ли. Прощай
пока!
Он оторвался от садовой скамейки, поднялся вверх. Человек снизу следил
за ним исполненным веры и покоя взглядом. Юрка долго видел его, пока не
отвлекся на другую фигуру - огромную статую бывшему великому грешнику, а
позднее святому - Владимиру. "Надо же!" - подивился Юрка: памятник был
рассчитан именно на него, на то, что он подлетит поближе и взглянет
святому в лицо. Увидеть это лицо снизу, с земли не представлялось
возможным - Владимир стоял на краю обрыва. И сбоку тоже лица этого не
увидишь, только бронзовый далекий профиль. Внизу у постамента суетились
скелеты, щелкали фотоаппаратами, терзали музыку. На пришествие ангела
настроены явно не были, явись перед ними Юрка - не признали бы или
разбежались от непонятного. Для людей любая неожиданность страшна.
Вадим был единственным человеком, с которым Юрка мог разговаривать,
напрямую. Нет, возможно, еще существовали такие, только ему они не
встречались. Они, по-видимому, старались не проявляться, не выделяться из
серой толпы, потому что бывало это чревато недобрым. Впрочем, рано или
поздно властители все равно увязывали огонек веры, тихо горящий в глазах,
с жизнью духа и стремились потушить его любой ценой. Тогда оставалось
только - руки крестом: сдаюсь, не могу больше, кто может - пусть идет
дальше, через меня, по мне, пусть подбирает выпавшее из рук, пусть несет
до новой вершины. Мудрость чудаков и чудачества мудрых.
А мир вокруг как всегда пребывает в неустойчивом равновесии, когда все
шатко, валко и грозит обрушиться, но держится, держится из последних сил
под атомной сенью сегодня, как под пальмой миллион лет назад, и кто знает,
когда человек чувствовал себя в большей опасности.
Черное солнце, подобно вентилятору, гнало и гнало на серый мир горячий
солнечный ветер. Ветер этот подхватил и понес одинокого ангела смерти,
пока тот не тормознул, зацепившись за что-то железное или стальное -
опору, выдуманную человеком. Вокруг снова был знакомый пейзаж - пустыня.
Юрка сел на бурый камень, еще раз собрался с мыслями и решил заняться
спасением душ, понимая, что это ему было по силам.
Теперь он летел на вопль, как на маяк. Боль человеческая взмывала к
небесам приливными волнами. Души вылетали стаями и метались испуганными
голубями. Скелеты то сноровисто, то неумело уничтожали друг друга. Рвались
припаркованные в людных местах машины, фаршированные горючим. Сталкивались
в открытом море и просто разваливались, тонули корабли. Падали,
ввинчиваясь в воздух, как в расплавленный металл, хрупкие, будто бумажные
журавлики, лайнеры. Торпеды выныривали из океана хищными, ищущими убийства
рыбами и распарывали борта бронированных кораблей легко и мгновенно.
Взрывались химические заводы, газовые тучи наплывали на города, проливаясь
смертоносными дождями. Зрели-набухали у полюсов планеты скопления бед,
боли и невозможности что-то изменить. Юрка раньше даже представить себе не
мог, что небо полнится стоном. Милиционер, общающийся с преступниками,
видит вокруг одну нечеловеческую нечисть. Врачу больные заслоняют мир.
Для Юрки, ставшего отныне как бы небесной "скорой помощью", все звуки
слились в нескончаемый призыв о помощи. Но почему души вскрикивают,
вылетая, так, что слышишь их, но не проявляются при жизни? Почему, кроме
последней предсмертной отчаянной боли, страх и желания торжествуют над
миром? Почему не всесильна любовь, которая искала бы путь от души к душе?
Не вера, что вела бы, сплачивая и объединяя? Но нет! Чаще страх и желание.
И сплошной крик боли, лебединая песня, черт бы ее побрал.
И черт побирал. Чаще всего Юрка опаздывал. Раньше него на месте гибели
появлялась черная братия, шкодливая и нахальная. Иногда Юрка сцеплялся с
ними. Это были мелкие стычки, вроде как до армии на танцплощадке. Правда,
вздорный характер и дурная слава определенную службу Юрке сослужили:
черные старались не связываться с ним. Их добыча все равно превосходила
Юркину, потому что они были мобильнее, везде успевали первыми. А увидев
Юрку, в крайнем случае, без излишних разговоров выпускали из когтей
прихваченную душу и сматывались по своим черным делам.
Несколько раз попадались Юрке белые ангелы, точнее, розовые. Но то были
настоящие небожители: спокойные, уверенные в себе. Души они принимали,
будто собирали яблоки в осеннем южном саду. С Юркой в контакт не вступали.
Юрка попробовал раз заговорить с ними, но почувствовал такой космический
холод, что общаться с соратничками зарекся.
Битые Юркой черные порой грозились напоследок: дескать, прижмем тебя в
узком месте, перышки-то пообтреплем. Юрка на их угрозы плевал. Он
хулиганов и в детстве не боялся, а с тех пор как род войск для себя
выбрал, и подавно. Как оказалось, выбрал он тогда не только род войск, но
и судьбу, только ведь знать своей судьбы никому не дано. А вот то, что
угроза - любимое средство слабых, он всегда помнил. Сильные до угроз не
снисходят.
Однажды, ринувшись на зов. Юрка обнаружил, что вопль исходит из узкого
отверстия в земле - шахты. Метались поверху скелеты, причем угадывались в
них люди во плоти - Юрка уже заметил, что в моменты волнения или отчаяния
люди как бы проявляются, только разговаривать с ними бывает некогда, не до
того - спасать надо. Юрке нравилось считать себя "скорой помощью", хотя
правильнее было бы именоваться похоронной командой, командой из себя
одного. Спасать живых он не мог. Он только отбирал, выхватывал души из
черных когтей, уповая на вечность и абсолют. Зло убивало, а он -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг