стопорнулось, засверкали мигалки ГАИ, взвыла сирена. Водителя повезли в
морг, накрыв простыней с ржавым штемпелем горбольницы.
"Наверное, мое тело тоже в морге", - подумал Юрка.
Морг он нашел, но ничего не нашел в самом морге. Там была стерильная
скука; скучные бессмысленные трупы, скучные медики в белом, скучные
служители в сером. Не хотелось вглядываться в оболочки, из которых ушло
главное. Из соседнего здания до него донеслись дикие вспышки боли и
страха. "Больница", - понял Юрка.
Уже раньше он заметил, но не осознал, что мир вокруг другой. Не тот,
привычный человеческому зрению - в узком спектре, для простоты именуемый
"видимым". Теперь все являлось Юрке как бы в рентгеновских лучах. Одежда и
плоть стали туманом, дымкой несущественной и малозначительной. Сквозь
плоть проступали скелеты, каркасы, гвозди и скрепки. Лица размывались.
Вместо улыбок - пломбы и мосты. Он не различал ни масок удовольствия, ни
гримас усталости, зато отчетливо мог углядеть камень за пазухой, пистолет
под мышкой, бомбу в букете. И протезы, протезы, а также свищи, язвы,
опухоли, трещины.
Город тоже смотрелся иначе. Серые улицы нависали ущельями. Многие дома,
всегда определявшие облик столицы, теперь были невидимы. И многоэтажных
хрущоб не было больше, как будто не проживали в них миллионы, теснясь в
квартирах-сотах, как пчелы в ульях. Город стал приземист. Над лабиринтом
бетонных ущелий поднимался лишь один высотный дом-замок, великанский
замок, людоедский, стоящий грозно и неприступно. Он притягивал к себе, но
Юрка асе же чувствовал: рано, еще не время.
Поэтому просто летел над лабиринтом серого города.
А черное солнце над ним посылало на землю длинные лучи, пронизывающие
насквозь, углубляющиеся в рыхлую поверхность строений, вязнущие в
человеческой гуще. Скелеты вели себя так, как должны были бы вести себя
люди. Они поблескивали очками, звякали в карманах монетами и колпачками
авторучек, их обручальные кольца опоясывали фаланги безымянных пальцев.
Юрку они не воспринимали. Ибо очами телесными заметить его было
невозможно, воспринять его можно было бы лишь зрением духовным, но мало
кто способен достичь настоящей духовности в этот суматошный век. Только
те, чья совесть была отягощена сверх меры, столкнувшись с невидимым Юркой,
вздрагивали, опосредованно, через свою больную совесть ощущая его
присутствие. Да порой озирались пугливо кошки или вдруг обнажали клыки
собаки.
Юрка шарахался по городу, пытаясь вступить в общение. Но ничего путного
из этого не выходило. Он помнил, что собирался делать, но не знал, с чего
начать. Опыта не было. Чтобы расследовать собственную смерть, он должен
был самое малое - навести справки, расспросить хотя бы, где тот чертов
ресторан, с которого все началось. Название его Юрка помнил, но более
ничего. Он заговорил с почтенного вида остовом, но тот настолько
перепугался, что кинулся с тротуара на мостовую поперек потока автомашин.
Пришлось сбивать его с ног. Это получилось удивительно легко: Юрка просто
гаркнул ему в ухо, и колени скелета подогнулись, он рухнул, полыхнув
страхом, так что два пучка синего пламени вскинулись из глазниц. Юрка
некоторое время висел над ним, отпугивая приближающиеся автомобили, но,
видать, переусердствовал: быстро-быстро стала накапливаться вокруг
сумятица, машины сталкивались, гремя искореженными жестянками и испуская
свечение ужаса.
Юрка взмыл над этой суетой в некоторой растерянности.
Совсем ничего не получалось.
Тогда он решил улететь из столицы домой, к матери.
Ему не пришлось выбирать направление или искать дорогу. Он знал, куда
лететь. И остановился там, где хотел - во дворе родного дома. Дом увидел
насквозь, со всеми гвоздями и скрепами. Должны были давно сносить его, но
все не сносили: восемь квартир на одиннадцать семей. Когда-то дома эти
строили для передовиков. Сейчас в них жили те, кто работой-то своей право
на жилье давно заработал, но вот выбивать положенных благ не умел. "Я-то
мог бы квартиру стребовать, - загрустил Юрка, - матери с отцом была бы
польза". А теперь? Кто знает, как им теперь придется? Матерям афганцев
вообще несладко. Ребята рассказывали. То памятники на могилке ставить не
дозволяли, потому что - государственная тайна, и разрешалось писать только
фамилию и годы: 1966-1985, например, с прочерком в виде пули посредине.
То, случалось, присылали матери в гробу чужого сына. Одного провожала
живого, а другого получает - мертвого, чужого. А свой-то где? Мать - по
начальству, а ей рот затыкают: убили твоего сына, убили. Вот справка с
печатью. И незачем было гроб открывать, не зря же запаянный. Погиб при
исполнении интернационального долга, так что не нужно скандалы устраивать,
- объясняли. Или, если в гробу не было вовсе никакого сына, а была
упаковка с анашой. "Нечего лезть". Тоже объясняли: раз наркотики - вообще
нечего соваться. Из-за наркотиков без головы останешься. Страшное дело -
кайф. Кому кайф, а кому - смерть.
Юрка не решился приблизиться к матери. Посидел на лавочке во дворе.
Заглянул зачем-то в дом к однокласснице Маринке. Так просто, посмотреть.
Маринка дома сидела, вязала. Мелькали спицы стальные. Скелетов было у нее
два, второй, скрученный и хрупкий, там, где живот. Юрку она не увидела, но
почувствовала. Замерла, отложила спицы - будто уколоться побоялась, и
стала вглядываться в пустоту. Стало ему совсем грустно.
Куда теперь податься неприкаянной душе?
Комком невидимого пламени метался Юрка над землей, вровень с легкими
облаками. И снова ощущал притяжение большого светящегося города,
великанского замка. Щупальца столицы нежно пульсировали, перекачивая
желания, страхи, озарения. Мощные информационные потоки сливались в одно
мутное море, и это море плескалось, как большая, до краев наполненная
чаша. Одновременно Юрка слышал речь сразу по нескольким радиоканалам, а по
телевизионному видел что-то неясное, но ужасно раздражающее.
Взвивались трелью в густой звуковой поток телефонные звонки, треск
трамвайно-троллейбусного несовершенства, гудение высоких вольт линий
электропередачи. Трудно было вычленить из этого хаоса слабый писк
человеческой мысли. Еще труднее - найти то, что ищешь. Что должен
обязательно найти.
Время от времени над городом вспархивали, подобно голубям, души
погибших и умерших и, взлетев, целенаправленно устремлялись туда, где нет
ни тревог, ни воздыханий, только жизнь вечная. "Присоединиться, что ли?" -
подумал Юрка.
Но тут он увидел-темно-серую тень - не самолет, не птицу и не душу, -
спланировавшую сверху и быстро-быстро юркнувшую в окно большого каменного
дома. Юрка азартно вычислил окно, поглотившее тень, и ринулся вдогонку.
Дом был старинный: дубовый каркас и рыхлый кирпич. Высокие, словно
порталы, окна затянуты тяжелыми портьерами. Два скелета на кровати
обнимаются - о. Господи! - любят друг друга. Мужчина и женщина. "Мужской
таз отличается от женского таза", - вспомнил Юрка из учебника анатомии.
Недавно готовился к экзамену. Стыдно ему не было. В углу комнаты
скорчился, хихикая и посматривая почему-то на дверь, черный, а не серый
вовсе. Черный? Тут затрещал дверной звонок. Юрка явственно уловил
электрическую трель, периодическое замыкание и разрыв в цепи. Треск. Двое
в постели резко отпрянули друг от друга. "Напугались", - понял Юрка и
вылетел. Мир предстал ему, как замочная скважина. Любопытно, но противно.
Тоже мне, мир.
Новое зрение вообще его раздражало. Скелеты раздражали тем, как они
ходили по улицам, топтались в дверях учреждений и магазинов, сидели на
скамейках и в креслах, ели и пили. Он опускался совсем низко и пытался
всматриваться в людские лица, но не мог разобрать ничего. Лишь изредка
видел смутные огоньки в черепной коробке, красный - желания, зеленый -
ненависти, синий - страха.
У двоих, что в постели, не было огоньков. Даже желания, видно, не было.
"Жизнь, - подумал о них Юрка, - ну и жизнь".
Вдруг он услышал вопль над головой, потом мелкое злое хихиканье. Юрка
поднял глаза и увидел, как из окна торпедой выскочил тот, черный, сжимая в
когтях трепещущую и пищащую душу.
- Ты! - неожиданно для себя взмыл следом Юрка. - А ну отпусти!
Черный взглянул на него зло и удивленно.
- Двигай себе, блаженный, - посоветовал черный. - Это мой. По вашим же
законам.
- На суде про законы объяснишь, - буркнул Юрка и, длинно вытянув руку,
ухватил черного за локоть. Черный в шоке выпустил трепещущую душу, но
немедленна выхватил откуда-то двузубое раскаленное копье. Юрка ушел вбок,
не задумываясь, будто драться в воздухе было для него привычным делом,
бесстрашно перехватил оружие одной рукой за раскаленный конец, другой за
древко и рванул на себя, крутанувшись. Черный взвыл, вмазавшись в
вертикальную металлическую конструкцию, и выпустил копье. Юрка немедленно
устремился за черным, чтобы догнать и пронзить. Найти наконец реального
врага было для него в радость. Можно взять и допросить. Или расспросить.
Черный не стал дожидаться Юрку, а устремился прочь, лавируя между
крышами невысоких домов. "Куда!" - Юрка сделал "горку" и спикировал ногами
вперед на черную фигуру так, что у черного захрустел позвоночник - или что
там у него под черной шкурой? Черный рухнул вниз. Юрка вместе с ним и не
отпустил, даже когда накрыл их серой тенью то ли троллейбус, то ли
автобус, беззлобный человеческий транспорт. "Отпусти", - захрипел черный.
"Как же! - пообещал Юрка. - Копьем он будет драться!" "Ты, молодой, -
прошипел черный, - отпусти, говорю. За что калечишь? Он был мой. По
закону". "Теперь новый закон вышел, - объяснил Юрка, ломая поверженного.
И, прочно перехватив черное горло рукой, спросил: - А ты кто?"
- Кто, кто, - хрипя, удивило" тот. - Дьявол, вот кто.
- Дьявол? - обидно захохотал Юрка. - Какой же ты дьявол? Ты просто бес.
Юрка вдруг осознал смысл сказанного и выпустил черного. Они поднялись с
земли, и бес обиженно сказал:
- Эта сволочь наша была, точно. Знал бы ты, дурак, кого спасал, не лез
бы, небось.
- А кого? - насторожился Юрка.
- Убийцу, вот кого.
- Какого еще убийцу?
- Профессионального.
- Ну да, - не поверил Юрка. - Наемные убийцы только на "диком" Западе
водятся. Или в Италии. Ты, наверное, бес, все перепутал.
- Перепутал? А певца, совесть вашу, не он, что ли, убил? Поэта, который
песни сочинял и пел? То и дело его гитару в магнитной записи слышу. До сих
пор поете, кумиром сделали, а - убили.
- Он сам умер, - удивился Юрка. - Он пил, говорили. У него сердце.
- Пил, пел... Не убили бы, так не умер. Тот и убил, которого я сегодня
на бабу загнал. Я его нарочно загнал и мужа на них навел. Только ты мне
праздник испортил.
- Подожди, - Юрка расстроился очень сильно. - Расскажи мне путем, верно
ли знаешь, что поэт не своей смертью умер?
- Чего ж не знать? Своими глазами видел. Одни его к креслу привязали,
чтоб не куражился якобы, и ушли, а убийца пришел попозднее. Так и
договорено у них было. Приехал, машину во дворе оставил за два дома.
Квартиру ключом открыл, ключи от этой квартиры много у кого имелись.
Поэт-то увидел и даже обрадовался вначале, что хоть кто-то пришел. А этот,
мерзавец, надел ему на голову и грудь пакет такой большой, полиэтиленовый,
и на шее слегка веревочкой перетянул, чтобы следов не осталось. И все. Без
воздуха долго ли задохнуться? И получаса не прошло, как дыхание кончилось.
Тогда он мешок снял, веревочку-шнурочек в карман сунул, дверь закрыл и
уехал.
- Зачем? - почти заорал в отчаянии Юрка.
- Как - зачем? Ему велели, он и выполнил. Работа такая. Теперь по вашей
линии аллилуйю будет петь.
- Может, разберутся? - понадеялся Юрка. - Кому следует, должны
разобраться.
- Знаю я эти разбирательства, - махнул когтистой лапой бес. - Вот к нам
попал, там бы надежно. Сидел бы уже в смоле по самые брови.
- А если вернуть? - завелся вдруг Юрка. - Вернуть его можно?
- Мне не по силам. Может, ты? - засомневался бес.
- Давай вместе! - позвал Юрка. - Где его сейчас искать, как думаешь?
- Ясно где: убийцу обязательно на место преступления тянет.
- Тогда пошли. Поможешь?
- Да уж попытаюсь, - ответил бес, набирая скорость. Летел он плохо,
устало, что ли, и вообще был мелковат, вроде пожилого и прокуренного
дворового хулигана, изрядно потрепанного жизнью.
В квартире, куда они прилетели, было полно скелетов, то есть людей.
Скелеты толпились, группировались, общались друг с другом, переходили из
угла в угол. А за письменным столом у окна, в кресле у стола, скорбно
сложив то, что у живых считается лицом, невидимая, сидела душа убийцы.
Грустила, не обращая на экскурсантов вокруг никакого внимания.
- Музей сделали, - не то уважительно, не то презрительно обернулся к
Юрке бес.
- Бери! - толкнул беса вперед Юрка. Бес проворно цапнул убийцу за
плечо. Призрак дернулся, испуская истошные вопли ужаса. Почуяв недоброе,
шарахнулись скелеты-экскурсанты, как голые сучья в лесу под порывом ветра.
Юрка поспешно сгреб одной рукой убийцу, другой беса и сквозь перекрытия
старого кирпичного дома протащил наверх: разбираться, судить.
- Ты что здесь делал? - спросил он убийцу.
- Я не виноват, мне приказали, - задергался тот.
- Убить приказали? Кто? - настаивал Юрка.
- Одиннадцатый, - выразительно скосил глаза вверх убийца.
- Здрасте, приехали! А одиннадцатый - это кто?
- Откуда мне знать. Одиннадцатый - он и есть одиннадцатый. Звание
такое. Шифр, - честно глядя на Юрку, доложил убийца.
- Прячутся! - возмутился Юрка. - Бандиты - те за кличками, а эти,
значит, за цифрами. Потом цифры сложат в архив, архив засекретят на полета
лет или на сто. Ищи его потом! Кто одиннадцатый? - спросят, а окажется -
когда кто. Сегодня - один, завтра, может, другой. Ну-ка, давай к нему!
- К одиннадцатому? - засомневался убийца.
- А чего? - поддержал неожиданно Юрку бес, - нам-то он не указ.
Троица впорхнула в огромный служебный кабинет, как летний ветерок - в
открытую форточку.
Там, в кабинете, за монументальным столом сидел широченный скелетина и
мучительно чесал голый череп тыльным концом шариковой ручки. Его стол был
не столько стол, сколько сейф - стальной, с хитрыми запорами. "Эй!" -
гаркнул скелету Юрка. Тот даже не поморщился и продолжал чесать череп,
уставя в потолок пустые глазницы.
- С ним не так, с ним по другому надо, - оживился бес и посмотрел
выжидательно на Юрку.
- Ну, - одобрил Юрка, - давай, как умеешь.
Бес подскочил к сидящему и запустил когтистую лапу между нижними
ребрами. "Душа-то у него запрятана тут довольно надежно, - пояснил бес,
копаясь, как слесарь в сантехнике, - жиром подзаплыла. За душу его так
сразу не проймешь. А мы его - за нутро".
Неожиданно скелет уронил ручку и скорчился. Попытался подняться, но бес
царапнул его за коленку, и он рухнул, треснувшись черепом о край
металлического стола.
- Поставь того гада в угол, - почти скомандовал бес Юрке.
Юрка заинтересованно подчинился.
Когда начальственный скелет приподнялся и открыл глаза, в углу в
максимально жалобной позе стоял убийца. Убийца был что надо: глаза белые,
закачены вверх - одни белки. На трикотажной майке на груди выходные
отверстия: оскорбленный муж палил ему в спину из служебного "Макарова",
так что отверстия выглядели весьма впечатляюще. Одиннадцатый, или как там
его звали, повел в угол взглядом и застыл. Бес ковырнул в его ушной
раковине. Скелет взвыл. Как он воет, к сожалению, слышно не было: Юрка
воспринимал человеческую речь только в электромагнитном диапазоне или уж
на телепатическом уровне, в прямом диалоге. Вопля он не слышал, но вид был
впечатляющий: скелет встал на четвереньки, запрокинул череп, разинул
пасть, блестя металлическими зубами, и зашелся в крике. "Хорошо, -
удовлетворенно произнес бес. - Достало".
- Иди к нему! - скомандовал Юрка убийце. Убийца шагнул к своему бывшему
начальнику. Шаг, другой. Не закрывая пасти, тот перебежал в дальний угол
кабинета и влип в стенку. Дальше бежать было некуда.
- Ближе, - подтвердил Юрка.
- Ближе, ближе, - поддержал его бес.
Убийца медленно шел на начальника. Похоже, ситуация его устраивала.
Наверное, не в первый раз он вот так приближался, внушая страх, к
затравленному и напуганному. Ухмыльнувшись, он протянул руки к шейным
позвонкам одиннадцатого. Скелет дернулся и упал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг