"Ф тнчоя ивзиза"
Нюня проснулась от того, что Людвиг Иванович тряс ее за плечо:
- Нюня, ты брала таблетку из этого коробка?
Она увидела перед собой коробок с десятью восклицательными знаками,
увидела в коробке вместо четырех три таблетки, сразу все вспомнила и
окончательно проснулась.
- Я знаю! - крикнула она. - Это, наверное, бабушка Тихая стащила!
- Оля! - выбежал в соседнюю комнату Людвиг Иванович. - Проснись! Здесь
была Тихая?
- Она приходила с какой-то фляжкой, спрашивала чай... Какой может быть чай
посреди ночи?! Люда, что случилось?!
Но Людвиг Иванович уже был в коридоре, стучал изо всех сил в комнату
бабушки Тихой. На стук никто не откликнулся. Людвиг Иванович толкнул дверь
- она заскрипела, раскрылась. В комнате никого не было.
- Это невероятно! - сказала за спиной Людвига Ивановича Бабоныко. На ней
был какой-то старинный блестящий халат с широкими рукавами и огромным
бантом на спине. - Этого не может быть! Тихая всегда закрывает дверь на
замок, даже если выходит во двор. Ее убили! Ее выкрали!
- Спокойно! - сказал Людвиг Иванович. - Без паники! Идите спать, Матильда
Васильевна.
- Ну уж дудки! - сказала вдруг совсем непохоже на себя Матильда
Васильевна. - Пардонэ муа, но я больше ни на шаг не отойду от Анюни. У вас
выкрадут ее из-под носа, а вы и не заметите.
Она первая прошла в Фимину комнату и демонстративно уселась сбоку от стола.
Людвиг Иванович потер лоб, подвинул ближе к себе коробки и снова раскрыл
дневник. Но тут его ждал новый удар - с сорок седьмой страницы дневник
оказался зашифрованным.
"Ф тнчоя ивзиза, - было написано в нем, - хюотдчнпдиф с униюбунш".
В другое время Людвиг Иванович отправил бы это
специалисту-дешифровальщику. Но шифр означал, что он добрался до чего-то
самого главного! И ведь это не было так трудно, как, скажем, анаграмма
Галилея - бессвязный набор тридцати девяти латинских букв, которую даже
виртуозный математик-вычислитель Кеплер неверно истолковал: "Привет вам,
близнецы, Марса порождение" вместо действительного "Высочайшую планету
тройною наблюдал". Прежде всего, в Фимкиной записи были расстояния между
словами, то есть это было обыкновенное предложение, только написанное
другими буквами. И, что было еще проще, начиналось оно с
одной-единственной буквы. Редко кто начинает предложение с предлога.
Вернее всего, это было подлежащее-местоимение "я". Ну, а если все-таки
предлог - "в"? Например: "В сундуке лежит то-то и то-то". Так-так, а где
же еще есть это "ф"? Да вот, в конце четвертого слова, довольно длинного -
из одиннадцати букв. Людвиг Иванович обладал прекрасной памятью на слова.
Поэтому он сразу вспомнил, что слов из одиннадцати букв, оканчивающихся на
"в", в русском языке всего несколько: "празднослов", "насупротив" да
"фотореактив". Ну а если "ф" все-таки не "в", а "я"? О, длинных слов,
оканчивающихся на "я", в русском языке несметное количество. Одних
глаголов сколько: "наблюдаться", "управляться", "отвлекаться" и так далее.
Так что, вернее всего, "ф" действительно означало "я".
Но дальше, дальше? Это была алфавитная, а не цифровая криптограмма, то
есть, вернее всего, был взят какой-то абзац, из него по порядку выписаны
буквы, которые и заменили обыкновенный алфавит. Но в таком случае Фимка
должен был часто пользоваться этой книгой - каждый раз, как нужно было
зашифровать запись!
Людвиг Иванович бросился к этажерке и стал открывать Фимкины книги там,
где открывались сами собой. И тут же вспомнил: еще во время осмотра
Фимкиной комнаты, пролистывая книги, он обратил внимание на абзац в книге
Мариковского "Мой веселый трубачик" о том, как общаются между собой
насекомые. Абзац был не только обозначен тремя карандашами по полю, но и
подчеркнут, причем подчеркнут не сплошной линией, а пунктирной, и не под
всеми буквами стоял пунктир, а только под теми, которые не повторялись:
так что в первом слове были подчеркнуты все буквы, кроме последней, во
втором слове уже только половина букв, в третьем еще меньше, и так весь
абзац!
Задрожавшей рукой Людвиг Иванович открыл книгу Мариковского. Сомнений быть
не могло - в двух фразах: "Насекомые объясняются звуками, запахами,
жестами, световыми вспышками, еще не известными науке излучениями.
Разговор насекомых так же сложен, как их жизнь, и мы только недавно стали
проникать в тайны этой филологии" - пунктиром был подчеркнут Фимкин шифр,
Фимкина азбука! Людвиг Иванович быстренько выписал на бумажку:
Н - А Ы - 3 В - П Щ - Ц И - Э
А - Б Б - И У - Р Л - Ч Э - Ю
С - В Ъ - К И - С Ч - Ш Ф - Я
Е - Г Я - Л П - Т Р - Щ
К - Д Ю - М X - У Г - Ы
О - Е Т - Н Ж - Ф Ь - Ъ
М - Ж 3 - О Ш - X Д - Ь
В этой зашифрованной азбуке не хватило у Фимки места только для "ё" и "и".
* * *
Когда Нюня проснулась второй раз, Бабоныко спала на стуле рядом, а Людвиг
Иванович смотрел на Нюню веселыми глазами.
- "Падмузель", - сказал он, - не покажете ли вы мне третью щель от левой
ножки стола?
- А что?! - подскочила Нюня. - Тайник, да?
Но Людвиг Иванович, вместо того чтобы направиться к щели, начал засовывать
в карманы и за пояс разные предметы, которых на столе за ночь значительно
прибавилось. Два трехцветных фонарика рассовал он по карманам,
пульверизаторы, охотничий нож, пузырьки из коробка с надписью "ФФ-101" и
многое другое.
Людвиг Иванович еще раз внимательно посмотрел в Фимин дневник и Нюня
посмотрела тоже. Там было написано:
"Ъзекн сиб ахкоп езпзсз - ствопд пнаяопъх".
Какая-то тарабарщина! Однако Людвиг Иванович, будто прочел нечто разумное,
еще раз проверил вещи в своих карманах и за поясом, потом строго сказал
Нюне и проснувшейся Матильде Васильевне:
- Осторожно! Ничего на столе не трогайте! Наблюдайте за мной!
Он взял из раскрытого коробка (десять восклицательных знаков!) одну из
трех лежавших там таблеток и осторожно положил ее в рот.
- Ну что, девочка? - сказал он, дососав таблетку, Нюне. - Что ты так на
меня смотришь?
Но голос его вдруг стал писклявым, и он начал как бы оседать на глазах у
Нюни и Бабоныки.
- Моу дьо! - сказала красиво и непонятно Матильда Васильевна и прижала
руки ко рту, глядя, как Людвиг Иванович превращается в лилипута.
- А я знаю! - крикнула Нюня и, выхватив вторую таблетку из коробка, в один
миг проглотила ее.
- Нюня, не смей! - Бабоныко в ужасе сжала руки.
- Я скоро! - заверещала уменьшающаяся Нюня.
- Подожди, я с тобой! - крикнула Бабоныко и схватила последнюю в коробке
таблетку.
Часть вторая
Сбор у ножки стола
Бабушка Тихая, в которой было теперь каких-нибудь полсантиметра роста,
сидела у подножия гигантской башни. Не сразу Нюня сообразила, что эта
башня - ножка Фиминого стола.
- Ну, наконец-то, - проворчала Тихая, когда Людвиг Иванович, Нюня и
Бабоныко, такие же крошечные, оказались перед ней.
- Тюнь! Так вот вы где! - сказал Людвиг Иванович, но без особого
удивления. - Итак, одну мы уже нашли. Теперь не потерять бы всех разом!
- О, вы так мило каламбурите! - кокетливым голосом воскликнула Матильда
Васильевна, которая первым делом проверила, не растрепалась ли она во
время уменьшения.
А Людвиг Иванович пробормотал:
Каламбура, каламбури, каламбурия,
Спасти нас может лишь мимикрия.
И Нюня подумала: "Как это удивительно! Мы уменьшились в... наверное, в
тысячу раз, а остались точно такими же: бабушка говорит старинные
глупости, дядя Люда шутит и сочиняет, а Тихая все такая же сердитая".
- Как вы-то добрались до Фиминых таблеток? - спросил у Тихой Людвиг
Иванович.
- А я знаю!.. - крикнула Нюня и осеклась, подумав, что она и сама не
очень-то изменилась.
- Что же на этот раз знает "падмузель"? - Людвиг Иванович спрашивал и
говорил, как обычно, но вид у него был рассеянный: может, он о чем-то
думал, а может, не мог привыкнуть к тому, что такой маленький.
- Ничего особенного, - застеснялась Нюня. - Бабушка Тихая любит сладкое,
вот и стащила Фимину таблетку.
- Очень мило! Вы сделали то, что никому, кроме меня, и уж никак всем нам
вместе делать не следовало. Бабушка Тихая из любви к сладкому, а Нюня и
Бабоныко вообще неизвестно зачем - не пищи, Нюня! - выпили Фимины
уменьшительные таблетки, и теперь никто и не знает, где мы.
Сначала Нюня даже боялась глядеть вокруг себя, но тут осмелилась и
огляделась. Перед ней простиралось огромное поле, пересеченное канавами.
Поле было красно-бурого цвета, неровное, волнистое и все-таки удивительно
мертвенное. "Это же... пол", - сообразила Нюня. И оттого, что маленькая
Фимина комната превратилась в такое огромное унылое пространство, Нюне
стало прямо тошно. Тогда она перевела глаза на башню - ножку стола - и
стала задирать голову, чтобы увидеть, где же эта "ножка" кончается. Ужас!
Это была небоскребная башня, и над ней нависала громадная крыша, а по низу
этой крыши - высоко-высоко, спиной вниз! - быстро цепляясь шестью
неестественно вывернутыми ногами за неровности, ловко пробиралось то самое
чудище, которое они видели этой ночью мертвым на пустыре!
- Динозавр! - крикнула в ужасе Бабоныко, которая тоже смотрела вверх.
- Скорее уж... мурозавр, - откликнутся Людвиг Иванович. - Даже не
мурозавр, а обыкновенный...
- А я знаю! - закричала Нюня. В эту минуту она уже действительно знала,
что чудища там, на пустыре, и здесь, на крышке стола, - обыкновенные
муравьи.
Но не успела она все это хорошенько обдумать, как дунул сильный ветер,
бабушка Тихая вдруг вскочила и бросилась к ближней канаве (только потом
Нюня сообразила, что это щель в полу). Под ногами все заколебалось,
затряслось, что-то огромное и страшное надвигалось на них. Нюня схватила
Бабоныку за руку и побежала вслед за Тихой. Подталкивая и прикрывая их, за
ними спешил Людвиг Иванович. Добежав, Нюня увидела в канаве земляной
уступ, на котором ничком ("как в кино про войну") лежала бабушка Тихая.
Сзади прогрохотало, и они попрыгали в канаву и растянулись на земляном
уступе рядом с Тихой. Деревянная стенка возле них оглушительно завизжала и
затрещала, и света над ними не стало. Потом вдруг снова сделалось светло,
и невнятный прерывистый гул отдалился.
- Ехвимкина мать шастаеть, - сказала бабушка Тихая, поднимаясь с земли и
отряхивая юбку.
- Э-то Фи-ми-на ма-ма? - Нюне так часто приходилось теперь удивляться, что
она даже радоваться этому не успевала.
Между тем Людвиг Иванович, о чем-то задумавшись, сидел на краю уступа в
том месте, где трещина уходила вглубь. Потом вскочил и направился к ножке
стола, еще подумал секунды две и решительно зашагал по неровному полю,
приглядываясь к тем канавам, которые для больших людей были просто
трещинами в полу.
- "Третья щель от левой ножки стола", да? - догадалась Нюня.
Теперь вид у Людвига Ивановича был не столько озабоченный, сколько
довольный, хотя напевал он очень мрачные стихи:
Наше положение,
скажу без утешения;
нисколько не бле-стя-ще-е.
Мое такое мнение,
что это уменьшение
несчастье настоя-ще-е!
- Людвиг Иванович! Дядя Люда! А еще что это такое: "зекн сио ахкоп" и
дальше?
- Ну это-то как раз проще простого. Это значит: "Когда все будет готово,
выпить таблетку".
- А что это за язык? А откуда вы его знаете? А скажите еще что-нибудь! -
затараторила Нюня.
- Сказать еще что-нибудь? Пожалуйста: "Ф тнчоя ивзиза хюотдчнпдиф с
униюоунш".
- Это все было у Фимы в дневнике? А что это значит: "Ф тнчоя"?
- "Ф тнчоя" - значит "я нашел". "Я нашел способ уменьшиться в размерах".
- Я же вам говорила, что Фима - гениальный ребенок. И к тому же - обормот!
- убежденно сказала Бабоныко.
- Обормо-от? - поразилась Нюня.
- Так называется человек, который знает много языков, - важно пояснила
Бабоныко.
- Человек, который знает много языков, называется, милая Матильда
Васильевна, не обормот, а полиглот. К тому же это не язык, это Фимин шифр.
- Контрразведка - я так и знала, - совсем обрадовалась Матильда
Васильевна. - А вы расшифровали! Гениально!
- Геняльно! - передразнила Тихая. - Вот раздавить тебя каблуком Хвимкина
мать - вот и будеть геняльно!
- Неправда! - испугалась Бабоныко. - Людвиг Иванович, скажите, это же
неправда?
- К сожалению, Тихая права - положение очень и очень серьезное. Мы можем
находиться рядом с людьми несколько часов, а люди и знать не будут и могут
даже раздавить нас, как чуть не раздавила Фимина мама.
- Уж как вы тут ерзали ногами... - проворчала Тихая.
- Не надо было есть чужих конфет, - не выдержала Нюня.
- Но разве мы не в состоянии сообщить о себе, позвать на помощь? - все не
могла смириться Бабоныко.
- Нас не услышат.
- Но... это же ужасно!
- А ему весело, - проворчала Тихая.
- А я знаю! - закричала Нюня. - Я знаю, почему вы веселый! Потому что вы
теперь знаете, что стало с Фимой, правда?
- Что же с ним стало, как ты думаешь?
- Он... Он уменьшился! Он нарочно уменьшился, чтобы...
- Чтобы?.. - переспросил Людвиг Иванович.
- Не знаю, - призналась Нюня. - Не знаю зачем. Знаю, что зачем-то, но не
знаю зачем.
- Так-так! А ну, давайте-ка мысленно вернемся к весне этого года. Вспомним
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг