накопил за путь длиной в несуществующую жизнь. И он стал проявлять, поначалу
дав волю лишь кистям рук.
Глава 3
Город покоя
- Вы что, писатель?
- Не знаю...
Человек за столом поднял голову от бумаг и недоуменно воззрился на
странного посетителя.
- Это ваше? - хлопнул ладонью по толстой папке, набитой вылезающими с
краев листами, исписанными мелким почерком.
- Не только.
- Что? А где же соавтор?.. Без него и говорить не о чем.
- Он вокруг вас. Ну,.. за ним не надо идти.
- Молодой человек...!!!
- Сейчас-сейчас, погодите минутку.
Низам подошел к столу, взял папку, раскрыл и начал читать, не обращая
внимания на редактора, пытающегося что-то сказать.
"...Демократ - свидетель жизни. Не участник; не боец; не зритель. Он
свидетельствует к своему бессилию о невозможности творить. Переходность его
состояний не знает границ; пугающая интенсивность его отрицания - неумелая
попытка выхода за пределы ответственности - тем не менее вдохновляюще
жизнеобильна. Демократ не видит света; как любой другой из элементов
развития субстанции, свет для него - лишь пища активности, порождающей
двуповерхностные ограниченные формы. Демократ - акт безумия всевышнего,
перешедшего границы всякой формы.
Что же делаем мы? Мы - не демократы. Что же делать нам?
Бери больше, кидай дальше: вникни, пойми, исследуй. Воодушевись,
распланируй естество по стандартам. Перевоплоти вчера начатое в вечно
недосказанное. Раскрой ладони, раскрой глаза, дыши вверх."
- Мда... "...дыши вверх". Хм. Вы... вы уверены?
- Уверенность - вера, подкрепленная доказательствами.
- Для меня достаточно доказательств самих по себе.
- Но, лишенная веры, уверенность становится научной доктриной,
построенной лишь на доказательствах, негибкой, узкой, лишенной своего
содержания формой. И вы сами знаете, что это так. Разве нет. - Низам
небрежно положил папку на краешек стола.
- Может быть, может быть, как говорил мастер востока. А кто соавтор-то?
Или..?
- Да. Именно он.
Человек за столом вздохнул, глянул в окно, передернул плечами. В
пространстве комнаты родилась пауза, легкая, ни к чему не обязывающая. Они
помолчали, переглядываясь.
- Ох уж эти мне... Писаки... Бзиканутые через одного. И каждый требует
чего-то... А чего - сам не знает. Ты вот, ты даже вроде и не требуешь, но
все равно того же поля... фрукт. Сам-то знаешь, зачем ты здесь, к чему
вообще все это?
Когда Низам не знал, как реагировать на чужие действия, он не отрицал
их в гневе, не принимал со страстью, но просто глядел "сквозь" неподвижным
взглядом без мыслей и слов, замерев всем существом, дожидаясь рожденного
тишиной понимания.
- Вам это нужно? - редактор хлопнул по папке, подняв легкое облачко
пыли.
- Как и вам.
- Ваше имя.
- Там, на обороте написано.
Усталый человек, глянув на оборот обложки, начал что-то писать на
изъятой из стола бумажке, при этом бормоча вроде бы ни для кого, но адресуя
сказанное, конечно же, единственному находящемуся рядом представителю
разумной расы:
- Литературное произведение должно иметь минимальный размер,
необходимый для понимания его читателем... Иначе оно станет затянутым,
пустым... И так можно будет писать километрами... А кому это нужно, кроме
книжных наркоманов?.. Оставаться должно только самое достойное, все
остальное - на костер... Все равно ведь львиная доля всего этого - вода; ни
формы, ни содержания, ни переживаний стоящих.
- Ну и фигню же вы говорите! Дело совсем не в том, чтобы... совсем не в
читателе. И вообще не в значках, испещряющих тленные бумажки.
- А в чем же тогда?
- В слове.
- Ну..? И дальше?
- Все.
- Х-х-х, блин! Размах на рубль, удар на копейку. Интересный вы
человек.., тем не менее. Зайдите через... недельку. Да, думаю, недели
хватит. Вот расписочка, возьмите на всякий пожарный... Вы еще чего-то
хотели? А?
- Слово, как самоцель. Слово, живущее в своих городах, размножающееся.
Ведь людей тоже очень много на земле, и не каждый являет собой нечто
выдающееся, но все они живут, радуются, печалятся. Слова тоже не все
гармоничны. Они живут в городах книг, в деревнях рукописей, на хуторах
блокнотов и черновиков. И девяносто процентов из них - пустая порода. Но
вкупе они дают раз в сто лет начало чему-то особенному. "Оставаться должно
только самое достойное, все остальное - на костер", что, про людей вы тоже
такое скажете? Кучка гениев среди пустого мира.
- А почему бы и нет?
- Такое уже было... когда-то очень давно. Это не привело к чему-то... к
чему-то...
- К гениальному? Тому, что лежит сейчас у меня на столе? Ну-ну! Не
слишком ли много написано уже в мире? Типографический взрыв.
- Ведь они хотят жить, эти слова, даже самые графоманские. Выразить
себя, выполнить свое предначертание, каким бы малозначащим оно ни казалось
со стороны. Не станете же вы прорежать человеческие заросли, население
страны, хоть это и не объективный пример. Отнеситесь к этой рукописи с
поправкой на мои слова, пожалуйста.
Редактор меланхолично пожевывал спичку, глядя в столешницу; буркнул
глухо:
- Хорошо.
- Прощайте.
- До свидания. - глядя на захлопнувшуюся за посетителем дверь, тягуче и
устало, - Дай-то бог, дай-то бог..!
* * *
- Папа, а ко мне приходил дед-послушарь.
- Мда...
- Он приходит; и тем, кто слушается, детям, которые родителей и
взрослых слушаются, он подарки кладет под подушку. Мне сегодня яблоко
подарил. Только я его уже съела, вот, только хвостик остался.
Даже если это яблоко тебе тайком положила мама, это не значит, что
никаких дедов-послушарей не существует. Я бываю ужасно строг, но это не
значит, что таким меня создала природа. Я, бывало, видел и не такое, но
молчание - единственное мое спасение в кругу друзей, оно не даст мне
остаться в пределах понимания. Оно ведет меня уже давно, и я не знаю, когда
оно возникло внутри моего существа; я как будто родился вместе с ним.
Хотя,.. когда я родился, этого мира не существовало, что-то было другим, и
был другой я, и еще что-то, чего я никак не могу вспомнить. Я чужд сам себе.
И я сам в себе и сам по себе.
- Во-о-о-от. И стал темен мир... Дай хвостик сюда, я его потом
выброшу... И возникло движение сознания. А потом оно разбилось на мельчайшие
кусочки и заблудилось в пугающей незнакомой пустоте.
- Кто разбилось?
- Зеркало природы.
- И... что?
- Ладно, спи. Завтра доскажу.
Она поднялась с кровати, посмотрела ему в глаза твердо и тревожно.
Сказала тихо, но с силой:
- Нет... Ты доскажи сейчас, - обняла вдруг за шею, заглянула в глаза, -
ну пожалуйста, папочка. Ну пожалуйста. Я завтра встану, вот увидишь,
честное-пречестное слово.
Он посмотрел в окно, на мрак за стеклом:
- Ты осколок этого зеркала...
- Я знаю.
- Не перебивай. И ты хочешь обрести былую целостность...
- Что обрести?
- Снова стать частью зеркала. Скажи, возможно ли это, ну, если
исключить всякие там чудесные клеи на черт-те какой основе?
- Наверное, нет... Но что же тогда делать?
- Что? Ладно, я скажу тебе, что. - он хитро прищурился, погладил ее по
голове. - Что делать, говоришь? А что можно сделать? Кроме того, что...
- Ну, ну!
- ...каждому осколку стать отдельным маленьким зеркалом. Но это
поначалу маленьким, а там уже... И потом,.. ты следишь?
- Да, да!
- Потом посмотреться друг в друга, и...
- !!!
- ...и увидеть там все. Все, что существует. Да и то, чего не
существует. ВСЕ... Именно этим я когда-то и занимался.
- Что?! - она аж подскочила.
- Тихо, маму разбудишь.
Он смотрел на нее и думал, что человек продолжает себя в своих детях.
Ну, не себя, а свою истину, свое стремление. Банальная максима, но что
поделаешь, если она правильная. Да и дети, в конце концов, разные бывают.
- Когда-то очень давно я владел собой. И видел то, в чем другие живут.
Это ведь нелегко. Я был не здесь. В город я попал потом, когда стал
стрижом...
Она была так потрясена, что даже ни о чем не спрашивала.
- ...И мы с мамой никак не могли быть вместе, постоянно что-то мешало
нашему единению. Как правило это была смерть. Ну, иногда чья-то воля. И
происходили чудеснейшие вещи, которые потом вспоминались нами, как сны или
фантазии. Но это были не фантазии. И конечно же не сны. А потом память
умерла, оставив нам в наследство гнет реальности, который, по идее, должен
был быть благословением. Но он стал гнетом из-за... В-общем, произошла
очередная неудача. И мне пришлось...
Он задумался. А прав ли он в этом отношении? Возможно, все произошло
так, как должно было произойти. Он не верил себе и знал, что в этом
спасение.
- ...из-за нас, таких болезных и невменяемых. Да-а-а... Стольких я
видел, и все как бакланы - ни сказать, ни сделать. Память умерла, оставив
вместо себя заместителем действительность. Шутка природы, не первая и не
последняя. Вспоминаемое отпечатывалось в веществе пространства, и ты жил в
этом, как полноправный представитель живых организмов. Это была временная
мера. А затем сама субстанция стала замещаться тем, что родилось трудами
Саа.., м-м, тех, кто, скажем так, прокладывал рельсы. Это была дорога, что
строилась прямо под ногами. И тот, кто шел первым, должен был быть очень
смелым, настоящим героем. Ибо самое страшное - увидеть себя, лицом к лицу,
без покровов. Я наблюдал это замещение. Это было зрелище, скажу я тебе!
Огромный снегопад, и каждая снежинка как кусок алмазного киселя, и все в
абсолютной, непостижимой, дикой тишине. Но тут вдруг внезапно как будто
открылась какая-то рана, не во мне, нет, а во всем, что меня окружало. И
тогда я понял, не знаю, каким образом, что что-то нужно было доделать. Я
принял в себя старую, аннулируемую субстанцию, снова стал осколком,
"запотел", что ли. И вот теперь я здесь. Я твой папа. И я люблю свою жену -
твою маму. Но я делаю дело, которое никто кроме меня не сделает. Часть этого
дела - мои рукописи. Даже не важно, опубликуют их или нет. Они проявлены как
воспоминания о времени отсутствия воспоминаний. И они служат как бы
воронкой, засасывающей... что-то куда-то. Нет, это трудно выразить... Что?
Сейчас, иду... Вот, маму разбудили. Ладно, спи. Все это еще в процессе, и на
самом деле все не так чудесно, как на словах. Обычное существование за
гранью ограничений. Это и есть настоящий закон, а не те... несчастные
ньютоновские закономерности, которым мы подчиняемся так послушно и бездушно.
Они вовсе не безукоризненны. Они есть заматериализованные привычки, не
более. Пока, счастливо.
Он вышел, тихо притворив за собой дверь. Она лежала, глядя в потолок, и
никак не могла сосредоточиться, в голове царил полный бардак, хотя она все
понимала. И даже это было непостижимо, ведь она не должна была понять ни
слова, и она и не поняла ни слова. Но... поняла все. Тьфу! Хватит! С ума
сойти! Спать, спать.
Она любила отца безумно. Все в нем было для нее... священно, что ли. И
то, что укладывая ее спать, он не желал спокойной ночи, а говорил
"счастливо". И то, как он разговаривал с ней, не заботясь о том, чтобы ее
пониманию было доступно то, о чем он говорит, по полной программе, как со
взрослой, как с равной. И то, что временами ей казалось, будто он совсем не
любит ее, ну, как дочь, как своего ребенка, а как будто видит в ней что-то
свое, для нее недоступное, и держит это недоступное в секрете. Как-то он
пришел за ней в школу, чтобы отвести затем к тете в другой конец города. Она
стояла у раздевалки с подружками, а он подошел, встал рядом и ждал, когда
она освободится и заметит его. Лишь когда все подружки одна за другой
замолкли, она обернулась и увидела отца, стоявшего у нее за спиной чуть
поодаль. У него было страшное лицо, лицо отсутствующего в этом мире
человека. Это не было обычной задумчивостью или следствием усталости или еще
чего бы то ни было; такого она еще не встречала за свою короткую жизнь. Он в
тот момент был существом, в ужасном напряжении всех душевных и физических
сил ищущим для в-общем-то чужих для него землян что-то очень важное, что
должно спасти весь род разумных, не дать ему кануть в безвестности и
беспамятстве. Потом он медленно, очень медленно оттаял, посмотрел на нее,
улыбнулся... Подружки, вопреки всем ожиданиям, не следующий день даже не
заикнулись о происшедшем у раздевалки, хотя было ясно, что и они впитали
полный спектр ощущений. Может быть каждая из них в тот момент заглянула в
глаза собственному страху, в полном онемении ужаса не смея сломать
хрустальный поток тишины, опоясавший на минуту их тела, и затем растаявший
бесследно. Они, как сговорившись, ни словом не обмолвились ни с ней, ни друг
с другом, и ей было даже немножко обидно, ведь в конце концов это был ее
отец, ее гордость, ее опора, бу-бу-бу, и так далее.
Потолок становился все выше, стены распахнулись, она видела каждую
трещинку, каждую неровность на окружающих предметах, потом все исчезло в
каком-то знойном мареве.
Чего так страстно желал он (ведь это было и страстью его, ко всему
прочему), когда мрачными осенними вечерами под слабый отблеск свечи (писать
при дневном и электрическом свете он не любил и не умел) лихорадочно
заполнял листки потоками слов, рождающихся, живущих,.. умирающих (ведь это
только кажется, что слова вечны. Срок их жизни тоже ограничен, хоть и
гораздо более продолжителен в сравнении с человеческим), о чем вспоминал,
или пытался вспомнить?
Он направился не в спальню, а на кухню. Что-то ворочалось в горле,
теснилось, вытачивая слезы из глаз. Прижавшись лбом к оконному стеклу, он
замер, погрузившись в темную, бархатную тишину за окном. Он почти не
испытывал недостатка в тишине, ибо всегда, днем ли, ночью ли, мог закрыться
в дальней комнате, выключить свет и ходить взад-вперед по мягкому ковру,
нагнетая в тело прозрачную силу и пробуждая его к радости. Но.., (как
всегда, "но") часто, независимо от обстоятельств, его начинало душить, хотя
все системы и алгоритмы функционирования тела были в норме. Он прекрасно
понимал, что время еще не пришло, что он пытается вломиться в двери еще не
построенного дома. Он ведь не был маньяком или каким-нибудь внеочередным
мессией, отнюдь. Может быть, фантазии его были уж слишком жизнестойки и
неистовы; до такой степени, что не желали ютиться в тесном, уютном гробу
черепной коробки. А может быть его окончательно достал образ неизвестного
мира, где согбенные старухи вынуждены играть на баянах по вокзалам, чтобы
продолжать быть частями этого образа, ибо другого выхода, кроме смерти, они
не знали. Вернее, не переживали. Но полниться чьими-то фантазиями...
Что-то вошло сверху. Это была мысль, как старый знакомый, влившаяся в
его существо и запустившая одной ей знакомые реакции. Потёк поток
воспоминаний. У него когда-то был товарищ. И товарищ этот был близок ему.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг