Вершина недоверчиво посмотрела на письмо, быстро несколько раз пыхнула
на него табачным дымом, криво усмехнулась и спросила тихо и быстро:
- А где же конверт?
Передонов вдруг испугался. Он подумал, что Варвара могла и обмануть его
письмом, - взяла да сама написала. Надо потребовать от нее конверт, как
можно скорее.
- Я не знаю, - сказал он, - надо спросить.
Он поспешно простился с Вершиною и быстро пошел назад, к своему дому.
Необходимо было как можно скорее удостовериться в происхождении этого
письма, - внезапное сомнение так мучительно.
Вершина, стоя у калитки, смотрела за ним, криво улыбаясь, и торопливо
дымила папироскою, словно спеша окончить к сроку заданный сегодня урок.[5]
С испуганным и отчаянным лицом Передонов прибежал домой и крикнул еще в
передней голосом, хриплым от волнения:
- Варвара, где же конверт?
- Какой конверт? - спросила Варвара дрогнувшим голосом.
Она смотрела на Передонова нахально, но покраснела бы, если бы не была
раскрашена.
- Конверт, от княгини, что письмо сегодня принесли, - объяснил
Передонов, испуганно и злобно глядя на Варвару.
Варвара напряженно засмеялась.
- Вот, я сожгла, на что мне его? - сказала она. - Что же, собирать, что
ли, конверты, коллекцию составлять? Так ведь денег за конверты не платят.
Это только за бутылки в кабаке деньги назад дают.
Передонов, мрачный, ходил по горницам и ворчал:
- Княгини тоже бывают всякие. Знаем мы. Может быть, эта здесь живет
княгиня.
Варвара притворялась, что не догадывается о его подозрениях, но жестоко
трусила.
Когда к вечеру Передонов проходил мимо Вершинского сада, Вершина
остановила его.
- Нашли конверт? - спросила она.
- Да Варя говорит, что сожгла его, - ответил Передонов.
Вершина засмеялась, и белые тонкие облачка от табачного дыма
заколебались перед нею в тихом и нежарком воздухе.
- Странно, - сказала она, - как это так ваша сестрица неосторожна, -
деловое письмо, и вдруг без конверта! Все ж таки по штемпелю видно было бы,
когда послали письмо и откуда.
Передонов жестоко досадовал. Напрасно Вершина звала его зайти в сад,
напрасно обещала погадать на картах, - Передонов ушел.
Но все же он показывал приятелям это письмо и хвастался. И приятели
верили.
А Передонов не знал, верить или не верить. На всякий случай решился он
со вторника начать оправдательные свои посещения к значительным в городе
особам. С понедельника нельзя, - тяжелый день.
VIII
Как только Передонов ушел играть на биллиарде, Варвара поехала к
Грушиной. Долго они толковали и, наконец, решили поправить дело вторым
письмом. Варвара знала, что у Грушиной есть знакомые в Петербурге. При их
посредстве не трудно переслать туда и обратно письмо, которое изготовят
здесь.
Грушина, как и в первый раз, долго и притворно отказывалась.
- Ой, голубушка Варвара Дмитриевна, - говорила она, - я и от одного-то
письма вся дрожу, все боюсь. Увижу пристава близко дома, так вся и сомлею, -
думаю: за мной идут, в тюрьму сажать хотят.
Битый час уговаривала ее Варвара, насулила подарков, дала вперед
немного денег. Наконец Грушина согласилась. Решили сделать так: сначала
Варвара скажет, что написала княгине ответ, благодарность. Потом через
несколько дней придет письмо, будто бы от княгини. В том письме еще
определеннее будет написано, что есть места в виду, что если скоро
повенчается, то теперь же можно будет одно из них выхлопотать Передонову.
Это письмо напишет здесь Грушина, как и первое, - запечатают его, налепят
марку в семь копеек, Грушина вложит его в письмо своей подруге, а та в
Петербурге опустит его в почтовый ящик.
И вот Варвара и Грушина пошли в лавочку на самый дальний конец города и
купили там пачку конвертов, узких, с цветным подбоем, и цветной бумаги.
Выбрали и бумагу и конверты такие, каких не осталось больше в лавке, -
предосторожность, придуманная Грушиною для сокрытия подделки. Узкие конверты
выбрали для того, чтобы подделанное письмо легко входило в другое.
Вернувшись домой, к Грушиной, сочинили и письмо от княгини. Когда,
через два дня, письмо
было готово, его надушили шипром. Остальные конверты и бумагу сожгли,
чтобы не осталось улик.
Грушина написала своей подруге, в какой именно день опустить письмо, -
рассчитали, чтобы оно пришло в воскресенье, тогда почтальон принесет его при
Передонове, и это будет лишним доказательством неподдельности письма.
Во вторник Передонов постарался пораньше вернуться из гимназии. Случай
ему помог: последний урок его был в классе, дверь которого выходила в
коридор близ того места, где висели часы и бодрствовал трезвонящий в
положенные сроки сторож, бравый запасный унтер-офицер. Передонов послал
сторожа в учительскую за классным журналом, а сам переставил часы на
четверть часа вперед, - никто этого не заметил.
Дома Передонов отказался от завтрака и сказал, чтобы обед сделали
позже, - ему-де нужно ходить по делам.
- Путают, путают, а я распутывай, - сердито сказал он, думая о кознях,
которые строят ему враги.
Надел мало употребляемый им фрак, в котором уже было ему тесно и
неловко: тело с годами добрело, фрак садился. Досадовал, что нет ордена. У
других есть, - даже у Фаластова из городского училища есть, - а у него нет.
Все директоровы штуки: ни разу не хотел представить. Чины идут, этого
директор не может отнять, - да что в них, коли никто не видит. Ну, да вот
при новой форме будет видно. Хорошо, что там погоны будут по чину, а не по
классу должности. Это важно будет, - погоны, как у генерала, и одна большая
звездочка. Сразу всякий увидит, что идет по улице статский советник.
"Надо поскорее заказать новую форму", - думал Передонов.
Он вышел на улицу и только тогда стал думать, с кого бы начать.
Кажется, самые необходимые в его положении люди - исправник и прокурор
окружного суда. С них бы и следовало начать. Или с предводителя дворянства.
Но начинать с них Передонову стало страшно. Предводитель Верига - генерал,
метит в губернаторы. Исправник, прокурор - это страшные представители
полиции и суда.
"Для начала, - думал Передонов, - надо выбрать начальство попроще и там
осмотреться, принюхаться, - видно будет, как относятся к нему, что о нем
говорят". Поэтому, решил Передонов, всего умнее начать с городского головы.
Хотя он - купец и учился всего только в уездном училище, но все же он везде
бывает, и у него все бывают, и он пользуется в городе уважением, а в других
городах и даже в столице у него есть знакомые, довольно важные.
И Передонов решительно направился к дому городского головы.
Погода стояла пасмурная. Листья с деревьев падали покорные, усталые.
Передонову было немного страшно.
В доме у городского головы пахло недавно натертыми паркетными полами и
еще чем-то, еле заметно, приятно-сьестным. Было тихо и скучно. Дети
хозяиновы, сын-гимназист и девочка-подросток, - "она у меня под гувернанткой
ходит", говорил отец, - чинно пребывали в своих
покоях. Там было уютно, покойно и весело, окна смотрели в сад, мебель
стояла удобная, игры разнообразные в горницах и в саду, детские звенели
голоса.
В лицевых же на улицу покоях верхнего жилья, там, где принимались
гости, все было зытянуто и жестко. Мебель красного дерева словно была
увеличена во много раз по образцу игрушечной. Обыкновенным людям на ней
сидеть было неудобно, - сядешь, словно на камень повалишься. А грузный
хозяин - ничего, сядет, примнет себе место и сидит с удобством. Навещавший
голову почасту архимандрит подгородного монастыря называл эти кресла и
диваны душеспасительными, на что голова отвечал:
- Да, не люблю я этих дамских нежностей, как в ином доме: сядешь на
пружины и затрясешься, - сам трясешься и мебель трясется, - что тут
хорошего? А впрочем, и доктора мягкой мебели не одобряют.
Городской голова, Яков Аникиевич Скучаев, встретил Передонова на пороге
своей гостиной. Это был мужчина толстый, высокий, черноволосый, коротко
стриженый; держался он с достоинством и любезностью, не чуждой некоторой
презрительности в отношении к людям малоденежным.
Усевшись торчком в широком кресле и ответив на первые любезные
хозяиновы вопросы, Передонов сказал:
- А я к вам по делу.
- С удовольствием. Чем могу служить? - любезно осведомился хозяин.
В хитрых черных глазах его вспыхнул презрительный огонек. Он думал, что
Передонов пришел просить денег в долг, и решил, что больше полутораста
рублей не даст. Многие в городе чиновники должны были Скучаеву более или
менее значительные суммы. Скучаев никогда не напоминал о возврате долга, но
зато не оказывал дальнейшего кредита неисправным должникам. В первый же раз
он давал охотно, по мере своей свободной наличности и состоятельности
просителя.
- Вы, Яков Аникиевич, как городской голова - первое лицо в городе, -
сказал Передонов, - так мне надо поговорить с вами.
Скучаев принял важный вид и слегка поклонился, сидя в кресле.
- Про меня в городе всякий вздор мелют, - угрюмо говорил Передонов,-
чего и не было, наплетут.
- На чужой роток не накинешь платок,- сказал хозяин, - а впрочем, в
наших палестинах, известно, кумушкам что и делать, как не язычки чесать.
- Говорят, что я в церковь не хожу, а это неправда, - продолжал
Передонов, - я хожу. А что на Ильин день не был, так у меня тогда живот
болел, а то я всегда хожу.
- Это точно, - подтвердил хозяин, - это могу сказать, случалось вас
видеть. А впрочем, ведь я не всегда в вашу церковь хожу. Я больше в
монастырь езжу. Так уж это у нас в роду повелось.
- Всякий вздор мелют, - говорил Передонов. - Говорят, будто бы я
гимназистам гадости
рассказываю. А это вздор. Конечно, иногда расскажешь на уроке
что-нибудь смешное, чтоб оживить. У вас у самого сын - гимназист. Ведь он
вам ничего такого про меня не рассказывал?
- Это точно, - согласился Скучаев, - ничего такого не было. А впрочем,
ведь они, мальчишки, прехитрый народ: чего не надо, того и не скажут. Оно,
конечно, мой еще мал, сболтнул бы по глупости, однако ничего такого не
сказывал.
- Ну, а в старших классах они сами все знают, - сказал Передонов, - да
я и там худых слов не говорю.
- Уж это такое дело, - отвечал Скучаев, - известно, гимназия - не
базарная площадь.
- А у нас уж такой народ, - жаловался Передонов, - того наблекочут,
чего и не было. Так вот я к вам: вы - городской голова.
Скучаев был весьма польщен тем, что к нему пришли. Он не совсем
понимал, для чего это и в чем тут дело, но из политики не показывал и вида,
что не понимает.
- И еще про меня худо говорят. - продолжал Передонов, - что я с
Варварой живу. Говорят, что она мне не сестра, а любовница. А она мне,
ей-богу, сестра, только дальняя, четвероюродная, на таких можно венчаться. Я
с нею и повенчаюсь.
- Так-с, так-с, конечно, - сказал Скучаев, - а впрочем, венец делу
конец.
- А раньше нельзя было, - говорил Передонов, - у меня важные причины
были. Никак нельзя. А я бы давно повенчался. Уж вы мне поверьте.
Скучаев приосанился, нахмурился и, постукивая пальцами, пухлыми и
белыми, по темной скатерти на столе, сказал:
- Я вам верю. Если так, то это, действительно, другой разговор. Теперь
я вам верю. А то, признаться сказать, сомнительно было, как это вы с вашей,
с позволения сказать, подругой не венчавшись живете. Оно сомнительно,
знаете, потому, ребятенки - острый народ; они перенимают, если что худое.
Доброму их трудно научить, а худое само. Так оно, точно, сомнительно было. А
впрочем, кому какое дело, - я так об этом сужу. А что вы пожаловали, так это
мне лестно, потому что мы хоть и лыком шиты, дальше уездного училища свету
не видали, ну, а все-таки почтен доверием общества, третий срок головой
хожу, так мое слово у господ горожан чего-нибудь да стоит.
Скучаев говорил и все больше запутывался в своих мыслях, и ему
казалось, что никогда не кончится ползущая с его языка канитель. И он
оборвал свою речь и тоскливо подумал:
"А впрочем, ровно бы из пустого в порожнее переливаем. Беда с этими
учеными, - думал он, - не поймешь, чего он хочет. В книгах-то ему все ясно,
ученому человеку, а вот как из книги нос вытащит, так и завязнет и других
завязит".
Он с тоскливым недоумением уставился на Передонова, острые глаза его
потухли, тучное тело осунулось, он казался уж не тем бодрым деятелем, как
давеча, а просто глуповатым стариком.
Передонов тоже помолчал немного, как бы завороженный хозяиновыми
словами, потом сказал,
щуря глаза с неопределенно-хмурым выражением:
- Вы - городской голова, так вы можете сказать, что все это - вздор.
- То есть, насчет чего же? - осторожно осведомился Скучаев.
- А вот, - объяснил Передонов, - если в округ донесут, что я в церковь
не хожу или там другое что, так вот, если приедут и спрашивать будут.
- Это мы можем, - сказал голова, - это уж вы, во всяком случае, будьте
благонадежны. Если что, так уж мы за вас постоим, - отчего же за хорошего
человека слова не замолвить. Хоть адрес вам от думы поднесем, если
понадобится. Это мы все можем. Или, примерно, звание почетного гражданина, -
отчего же, понадобится, все можно.
- Так уж я буду на вас надеяться, - сказал Передонов угрюмо, как бы
отвечая на что-то не совсем приятное для него, - а то директор все меня
притесняет.
- С-с, скажите! - воскликнул Скучаев, с соболезнованием покачивал
головою, - не иначе, как так надо полагать, что по наговорам. Николай
Власьевич, кажется, основательный господин, даром никого не обидит. Как же,
по сыну вижу. Серьезный господин, строгий, поблажки не дает и различек не
делает, одно слово - основательный господин. Не иначе, что по наговорам. С
чего же у вас с ним контры?
- Мы с ним во взглядах не сходимся, - объяснил Передонов. - И у меня в
гимназии есть завистники. Все хотят быть инспекторами. А мне княгиня
Волчанская обещала выхлопотать инспекторское место. Вот они и злятся от
зависти.
- Так-с, так-с, - осторожно сказал Скучаев. - А впрочем, что же это мы
сухопутный разговор делаем. Надо закусить да выпить.
Скучаев нажал пуговку электрического звонка около висячей лампы.
- Удобная штука, - сказал он Передонову. - А вам бы в другое ведомство
перейти следовало. Вы нам, Дашенька, соберите, - сказал он вошедшей на
звонок миловидной девице атлетического сложения, - закусочки какой-нибудь да
кофейку горяченького, понимаете?
- Слушаю,- ответила Дашенька, улыбаясь, и ушла, ступая удивительно, по
ее сложению, легко.
- В другое ведомство, - опять обратился Скучаев к Передонову. - Хотя бы
в духовное, например. Если взять духовный сан, то священник из вас вышел бы
серьезный, обстоятельный. Я могу посодействовать. У меня есть преосвященные
хорошие знакомые.
Скучаев назвал несколько епархиальных и викарных епископов.
- Нет, я не хочу в попы, - отвечал Передонов, - я ладану боюсь. Меня
тошнит от ладана и голова болит.
- В таком разе в полицию тоже хорошо, - советовал Скучаев. - Поступите,
например, в становые. На вас, позвольте узнать, какой чин?
- Я - статский советник, - важно сказал Передонов.
- Вот как! - воскликнул Скучаев, - скажите, какие вам большие чины
дают. И это за то, что ребят обучаете? Скажите, что значит наука! А впрочем,
хотя по нынешним временам иные господа нападают на науку, а без науки не
проживешь. Вот я сам хоть только в уездном учился, а сына в университет
направляю. Через гимназию, известно, почти силком редеть, прутом, а там и
сам пойдет. Я его, знаете, сечь никогда не секу, а только как заленится или
так в чeм проштрафится, возьму за плечи, поведу к окну, - там у нас в саду
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг