приворожила ей своими быстрыми наговорами это желание. Но теперь, когда
Передонов сказал, что едет, Марте стало неловко за Владю, - жалко его.
Жутко стало и Владе. Неужели это для него Передонов едет? Ему
захотелось умилостивить Передонова. Он сказал:
- Если вы думаете, Ардальон Борисыч, что тесно будет, то я могу пешком
пойти.
Передонов посмотрел на него подозрительно и сказал:
- Ну да, если вас отпустить одного, вы еще убежите куда-нибудь. Нет уж,
мы вас лучше свезем к отцу, пусть он вам задаст.
Владя покраснел и вздохнул. Ему стало так неловко и тоскливо, и досадно
на этого мучительного и угрюмого человека. Чтобы все-таки смягчить
Передонова, он решился устроить ему сиденье поудобнее.
- Ну, уж я так сделаю, - казал он, - что вам отлично будет сидеть.
И он поспешно отправился к тележке. Вершина посмотрела вслед за ним,
криво улыбаясь и дымя, и сказала Передонову тихо:
- Они все боятся отца. Он у них очень строгий.
Марта покраснела.
Владя хотел было взять с собою в деревню удочку, новую, английскую,
купленную на сбереженные деньги, хотел взять еще кое-что, да это все
занимало бы в тележке не мало места. И Владя унес обратно в дом все свои
пожитки.
Было не жарко. Солнце склонялось. Дорога, омоченная утренним дождем, не
пылила. Тележка ровно катилась по мелкому щебню, унося из города четырех
седоков; сытая серая лошадка бежала, словно не замечая их тяжести, и
ленивый, безмолвный работник Игнатий управлял ее бегом при помощи заметных
лишь опытному взору движений вожжами.
Передонов сидел рядом с Мартою. Ему расчистили так много места, что
Марте совсем неудобно было сидеть. Но он не замечал этого. А если бы и
заметил, то подумал бы, что так и должно: ведь он - гость.
Передонов чувствовал себя очень приятно. Он решил поговорить с Мартою
любезно, пошутить, позабавить ее. Он начал так:
- Ну, что, скоро бунтовать будете?
- Зачем бунтовать? - спросила Марта.
- Вы, поляки, ведь все бунтовать собираетесь, да только напрасно.
- Я и не думаю об этом, - сказала Марта, - да и никто у нас не хочет
бунтовать.
- Ну да, это вы только так говорите, а вы русских ненавидите.
- И не думаем, - сказал Владя, повертываясь к Передонову с передней
скамейки, где сидел рядом с Игнатием.
- Знаем мы, как вы не думаете. Только мы вам не отдадим вашей Польши.
Мы вас завоевали. Мы вам сколько благодеяний сделали, да, видно, как волка
ни корми, он все в лес смотрит.
Марта не возражала. Передонов помолчал немного и вдруг сказал:
-- Поляки - безмозглые.
Марта покраснела.
- Всякие бывают и русские и поляки, - сказала она.
- Нет, уж это так, это верно, - настаивал Передонов. - Поляки - глупые.
Только форсу задают. Вот жиды - те умные.
- Жиды - плуты, а вовсе не умные, - сказал Владя.
- Нет, жиды - очень умный народ. Жид русского всегда надует, а русский
жида никогда не надует.
- Да и не надо надувать, - сказал Владя, - разве в том только и ум,
чтобы надувать да плутовать?
Передонов сердито глянул на Владю.
- А ум в том, чтобы учиться, - сказал он, - а вы не учитесь.
Владя вздохнул и опять отвернулся и стал смотреть на ровный бег лошади.
А Передонов говорил:
- Жиды во всем умные, и в ученьи, и во всем. Если бы жидов пускали в
профессора, то все профессора из жидов были бы. А польки все - неряхи.
Он посмотрел на Марту и, с удовольствием заметив, что она сильно
покраснела, сказал из любезности:
- Да вы не думайте, я не про вас говорю. Я знаю, что вы будете хорошая
хозяйка.
- Все польки - хорошие хозяйки, - ответила Марта.
- Ну, да, - возразил Передонов, - хозяйки, сверху чисто, а юбки
грязные. Ну, да за что у вас Мицкевич был. Он выше нашего Пушкина. Он у меня
на стене висит. Прежде там Пушкин висел, да я его в сортир вынес, - он
камер-лакеем был.
- Ведь вы - русский, - сказал Владя, - что ж вам наш Мицкевич? Пушкин -
хороший, и Мицкевич - хороший.
- Мицкевич - выше, - повторил Передонов. - Русские - дурачье. Один
самовар изобрели, а больше ничего.
Передонов посмотрел на Марту, сощурил глаза и сказал:
- У вас много веснушек. Это некрасиво.
- Что же делать, - улыбаясь, промолвила Марта.
- И у меня веснушки, - сказал Владя, поворачиваясь на своем узеньком
сиденье и задевая безмолвного Игнатия.
- Вы мальчик, - сказал Передонов, - это ничего, мужчине красота не
нужна, а вот у вас, - продолжал он, оборачиваясь к Марте, - нехорошо. Этак
вас никто и замуж не возьмет. Надо огуречным рассолом лицо мыть.
Марта поблагодарила за совет.
Владя, улыбаясь, смотрел на Передонова.
- Вы что улыбаетесь ? - сказал Передонов, - вот погодите, приедем, так
будет вам дера отличная.
Владя, повернувшись на своем месте, внимательно смотрел на Передонова,
стараясь угадать, шутит ли он, говорит ли взаправду. А Передонов не выносил,
когда на него пристально смотрели.
- Чего вы на меня глазеете? - грубо спросил он. - На мне узоров нет.
Или вы сглазить меня хотите?
Владя испугался и отвел глаза.
- Извините, - сказал он робко, - я так, не нарочно.
- А вы разве верите в глаз ? - спросила Марта.
- Сглазить нельзя, это суеверие, - сердито сказал Передонов, - а только
ужасно невежливо уставиться и рассматривать.
Несколько минут продолжалось неловкое молчание.
- Ведь вы - бедные, - вдруг сказал Передонов.
- Да, не богатые, - ответила Марта, - да все-таки уж и не так бедны. У
нас у всех есть кое-что отложено.
Передонов недоверчиво посмотрел на нее и сказал:
- Ну, да, я знаю, что вы - бедные. Босые ежеденком дома ходите.
- Мы это не от бедности, - живо сказал Владя.
- А что же, от богатства, что ли? - спросил Передонов и отрывисто
захохотал.
- Вовсе не от бедности, - сказал Владя, краснея, - это для здоровья
очень полезно, закаляем здоровье и приятно летом.
-- Ну, это вы врете, - грубо возразил Передонов. - Богатые босиком не
ходят. У вашего отца много детей, а получает гроши. Сапог не накупишься.[4 ]
VII
Варвара ничего не знала о том, куда отправился Передонов. Она провела
жестоко беспокойную ночь.
Но и вернувшись утром в город, Передонов не пошел домой, а велел везти
себя в церковь, - в это время начиналась обедня. Ему казалось теперь опасным
не бывать часто в церкви, - еще донесут, пожалуй.
Встретив при входе в ограду миловидного маленького гимназиста с
румяным, простодушным лицом и непорочными голубыми глазами, Передонов
сказал:
- А, Машенька, здравствуй, раздевоня.
Миша Кудрявцев мучительно покраснел. Передонов уже несколько раз
дразнил его, называя Машенькою, - Кудрявцев не понимал, за что, и не решался
пожаловаться. Несколько товарищей, глупых малышей, толпившихся тут же,
засмеялись на слова Передонова. Им тоже весело было дразнить Мишу.
Церковь во имя пророка Илии, старая, построенная еще при царе Михаиле,
стояла на площади против гимназии. Поэтому по праздникам к обедне и
всенощной гимназисты обязаны были сюда собираться и стоять с левой стороны,
у придела святой Екатерины великомученицы, рядами, - а сзади помещался один
из помощников классных наставников, для надзора. Тут же рядом, поближе к
середине храма, становились учителя гимназии, инспектор и директор, со
своими семьями. Собирались обыкновенно почти все православные гимназисты,
кроме немногих, которым разрешено было посещать свои приходские церкви с
родителями.
Хор из гимназистов пел хорошо, и потому церковь посещалась
первогильдейным купечеством, чиновниками и помещичьими семьями Простого
народа бывало не много, тем более, что обедню здесь служили, сообразно с
желанием директора, позже, чем в других церквах.
Передонов стал на привычное свое место. Певчие отсюда все были ему
видны. Щуря глаза, он смотрел на них и думал, что они стоят беспорядочно и
что он подтянул бы их, если бы он был инспектором гимназии. Вот смуглый
Крамаренко, маленький, тоненький, вертлявый, все оборачивается то туда, то
сюда, шепчет что-то, улыбается, - и никто-то его не уймет. Точно никому и
дела нет.
"Безобразие, - думал Передонов: - эти певчие всегда негодяи; у
черномазого мальчишки звонкий, чистый дискант, - так уж он думает, что и в
церкви можно шептать и улыбаться".
И хмурился Передонов.
Рядом с ним стал пришедший попозже инспектор народных училищ, Сергей
Потапович Богданов, старик с коричневым глупым лицом, на котором постоянно
было такое выражение, как будто он хотел объяснить кому-то что-то такое,
чего еще и сам никак не мог понять. Никого так легко нельзя было удивить или
испугать, как Богданова: чуть услышит что-нибудь новое или тревожное, и уже
лоб его наморщивается от внутреннего болезненного усилия, и изо рта вылетают
беспорядочные, смятенные восклицания.
Передонов наклонился к нему и сказал шопотом:
- У вас учительница одна в красной рубашке ходит.
Богданов испугался. Белая еретица его трусливо затряслась на
подбородке.
- Что, что вы говорите? - сипло зашептал он, - кто, кто такая?
- Да вот горластая-то, толстуха-то эта, как ее, не знаю, - шептал
Передонов.
- Горластая, горластая, - растерянно припоминал Богданов, - Это
Скобочкина, да.
- Ну, да, - подтвердил Передонов.
- А как же, как же так! - восклицал шопотом Богданов, - Скобочкина в
красной рубашке, а! Да вы сами видели?
- Видел, да она, говорят, и в школе так щеголяет. А то и хуже бывает:
сарафан наденет, совсем как простая девка ходит.
- А, скажите! Надо, надо узнать. Так нельзя, нельзя. Уволить за это
следует, уволить, - лепетал Богданов. - Она всегда такая была.
Обедня кончилась. Выходили из церкви. Передонов сказал Крамаренку:
- Ты, Черныш-огарыш, зачем в церкви улыбался? Вот погоди, ужо отцу
скажу.
Передонов говорил иногда "ты" гимназистам не из дворян; дворянам же он
всегда говорил "вы". Он узнавал в канцелярии, кто какого сословия, и его
память цепко держалась за эти различия.
Крамаренко посмотрел на Передонова с удивлением и молча пробежал мимо.
Он принадлежал к числу тех гимназистов, которые находили Передонова грубым,
глупым и несправедливым и за то ненавидели и презирали его. Таких было
большинство. Передонов думал, что это - те, кого директор подговаривает
против него, если не сам, то через сыновей.
К Передонову подошел - уже за оградою - Володин с радостным хихиканьем,
- лицо, как у именинника, блаженное, котелок на затылке, тросточка
наперехват.
- Знаешь, что я тебе скажу, Ардальон Борисыч, - зашептал он радостно, -
я уговорил Черепнина и он на-днях вымажет Марте дегтем ворота.
Передонов помолчал, соображая что-то, и вдруг угрюмо захохотал. Володин
так же быстро перестал осклабляться, принял скромный вид, поправил котелок
и, поглядывая на небо и помахивая тросточкою, сказал:
- Хорошая погодка, а к вечеру, пожалуй, дождик соберется. Ну, и пусть
дождичек, мы с будушим инспектором дома посидим.
- Не очень-то мне дома сидеть можно, - сказал Передонов, - у меня нынче
дела, надо в город ходить.
Володин сделал понимающее лицо, хотя, конечно, не знал, какие это
нашлись вдруг у Передонова дела. А Передонов думал, что ему необходимо будет
сделать несколько визитов. Вчерашняя случайная встреча с жандармским
офицером навела его на мысль, которая показалась ему весьма дельною: обойти
всех значительных в городе лиц и уверить их в своей благонадежности. Если
это удастся, тогда, в случае чего, у Передонова найдутся заступники в
городе, которые засвидетельствуют его правильный образ мыслей.
- Куда же вы, Ардальон Борисыч? - спросил Володин, видя, что Передонов
сворачивает с того пути, по которому всегда возвращался, - разве вы не
домой?
- Нет, я домой, - ответил Передонов, - только я нынче боюсь по той
улице ходить.
- Почему же?
- Там дурману много растет и запах тяжелый; это на меня сильно
действует, одурманивает. У меня нынче нервы слабы. Все неприятности.
Володин опять придал своему лицу понимающее и сочувственное выражение.
По дороге Передонов сорвал несколько шишек от чертополоха и сунул их в
карман.
- Это для чего же вы собираете? - осклабясь, спросил Володин.
- Для кота, - хмуро ответил Передонов.
- Лепить в шкуру будете? - деловито осведомился Володин.
- Да.
Володин захихикал.
- Вы без меня не начинайте, - сказал он, - занятно.
Передонов пригласил его зайти сейчас, но Володин сказал, что у него
есть дело: он вдруг почувствовал, что как-то неприлично все не иметь дела;
слова Передонова о своих делах подстрекали его, и он сообразил, что хорошо
бы теперь самостоятельно зайти к барышне Адаменко и сказать ей, что у него
есть новые и очень изящные рисунки для рамочек, так не хочет ли она
посмотреть. Кстати, думал Володин, Надежда Васильевна угостит его кофейком.
Так Володин и сделал. И еще придумал одну замысловатую штуку: предложил
Надежде Васильевне заниматься с ее братом ручным трудом. Надежда Васильевна
подумала, что Володин нуждается в заработке, и немедленно согласилась.
Условились заниматься три раза в неделю по два часа, за тридцать рублей в
месяц. Володин был в восторге: и денежки, и возможность частых встреч с
Надеждою Васильевною.
Передонов вернулся домой мрачный, как всегда. Варвара, бледная от
бессонной ночи, заворчала:
- Мог бы вчера сказать, что не придешь.
Передонов, дразня ее, рассказал, что ездил к Марте. Варвара молчала. У
нее в руках было княгинино письмо. Хоть и поддельное, а все-таки...
За завтраком она сказала, ухмыляясь:
- Пока ты там возжался с Марфушкой, здесь я без тебя ответ получила от
княгини.
- А ты разве ей писала? - спросил Передoнов.
Лицо его оживилось отблеском тусклого ожидания.
- Ну вот, валяет петрушку, - отвечала Варвара со смехом, - ведь сам же
велел писать.
- Ну, что же она пишет? - спросил Передонов тревожно.
- Вот письмо, читай сам.
Варвара порылась в карманах, словно искала засунутое куда-то письмо,
потом достала его и подала Передонову. Он оставил еду и с жадностью
накинулся на письмо. Прочел и обрадовался. Вот, наконец, ясное и
положительное обещание. Никаких сомнений у него не явилось. Он наскоро
кончил завтрак и пошел показывать письмо знакомым и приятелям.
Угрюмо-одушевленный, он быстро вошел в Вершинский сад. Вершина, как
почти всегда, стояла у калитки и курила. Она обрадовалась: раньше его надо
было заманивать, теперь сам зашел. Вершина подумала:
"Вот что значит проехался-то с барышней, побыл с нею,- вот и прибежал!
Уж не хочет ли свататься?" - тревожно и радостно думала она.
Передонов тотчас же разочаровал ее, - показал письмо.
- Вот вы все сомневались, - сказал он, - а вот сама княгиня пишет. Вот
почитайте, сами увидите.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг