Марина поняла свою ошибку, фальшиво
заулыбалась:
- Чай будете пить? Сейчас заварю.
- Эк, - глухо отвечал мальчишка, отрицательно
мотая головой и пробуя наугад, не нагибаясь,
побыстрее напялить ботинки. - Нет.
- Погоди, мы музыку сейчас послушаем, - мягко
сказал Колесов. - Марина, оставь нас. Саша, да
постой ты!..
Он шагнул в большую комнату, включил кассетник -
в динамиках грянул волшебный Россини,
стремительная увертюра к опере "Итальянцы в
Алжире" - и мигом вернулся в прихожую.
Сашка стоял, зажмурившись, слушая?.. черный, как
цыган, загибая пальцев ног вовнутрь, делая ступни
похожими на грабельки.
- Я хочу момой, - дождавшись крохотной паузы,
отрезал Сашка. - Всё.
- Нет, не всё! - сердито зашипел Колесов. - Давай
по-мужски! Она любит дочь. У нас есть дочь. А я
люблю мужские компании! Мы с тобой на рыбалку
будем ходить. А сейчас ты в ванную... потом я...
Потом мы чего-нибудь поклюем.
- Читал я эти сгазги... - Сашка задергал ручку
двери. - Принц и нищий.
- Я тебя прошу! - Колесов схватил его за кисть, и
вдруг Сашка, как собачонка или волчонок, нагнулся
и укусил ему руку. Как раз ту, которую сегодня
лечили... Станислав Иванович, матерясь, взвыл -
детдомовец вылетел за дверь и - только грохот
шагов по ступеням этажей.
Вышла жена в атласном халате, деланно зевнула.
- Я вам не мешала...
- Оставь меня. - Колесов обошел ее, как столб,
выключил в большой комнате музыку и сел. И
попытался глазами подростка посмотреть на свою
квартиру. На телевизоре - узорная накидка, на
проигрывателе - узорная накидка. На этажерка, на
серванте - маленькие пузатые баночки из Парижа -
распространяют запах фиалок и роз. Под ногами
ковер в оранжевых и желтых розах - без единой
соринки. Медицинская чистота. И сама хозяйка - как
кремовый торт, ноготки все алые, и на ногах алые.
Ну, какой мальчишка поверит, что здесь могут его
полюбить?
Жена что-то говорила, но он не слушал. Почему-то
вспомнилось, как в детстве отец отшлепал его в
хлеву за то, что курил. И курил-то Стас не папиросы
- мох, выдранный меж бревен бани. Правда, еще сухие
нерастеребленные вершинки конопли ввертывали.
Отец больно дернул за ухо и сильно толкнул - сынок
упал лицом вниз в солому с вонючими коровьими
лепехами и зарыдал. А отец сорвал с гвоздя
какие-то старые веревки - и веревками...
- Будешь еще?.. будешь?..
Прибежала мать:
- Не обижай его!.. - обняла, защитили сыночка. - Он
же единственный у нас... Ты скажи ему словами - он
поймет.
Марина ни за что бы не стала защищать сына, вся
ее жизнь - в дочери, а дочь - копия мамы. Такой же
розовый торт, только уже и выше. С таким же нежным
придыханием говорит, шепотом. Точно так же,
цеременно медля, пьет чай из чашки. И уж папу она
не поймет - она единственная тут всеобщая
любимица, Машка-эгоистка.
А утром, как будто специально для того, чтобы
ускорить события, вернулась из деревни она - их
дочь. Вся словно сверкающая елочка - в костяных и
металлических украшениях, в мини-юбке, но в
огромных кроссовках, внесла в дом рюкзак с
вареньем и огурцами от бабушки, поставила на пол.
Рассеянно улыбаясь, чмокнула родителей в воздух
возле их щек и, ласково что-то пробормотав, прошла
в свою комнатку - встала перед зеркалом.
Станислав Иванович видел это через открытую
дверь, проходя на кухню.
Кажется, смотрит, не слишком ли еще подросла?
Или тут что-то другое? Несчастная любовь? Машка
подозрительно быстро согласилась поехать к
бабушке в деревню. В прошлом году никакими
посулами не могли туда затащить. А нынче: да,
папочка, да, мамочка... Ей 14. Черт их знает, что у
них, у девочек, в душе, сладкой и зубастой.
Ах, не удалось вчера уговорить Сашку здесь
ночевать. Если бы дочь застала его в семье, кто
знает, может, приняла бы как данность, не стала
скандалить. А теперь... понятно, ощетинится. А если
все-таки отец приведет мальчика, будет хныкать.
"Мои книжки трогал... фломастеры... В конце концов,
мы, женщины, должны иметь свою территорию." Ведь
если приводить детдомовца, то куда?.. в машкину
комнату. В конце концов, ему всего одиннадцать
или двенадцать. Ребенок.
Станислав Иванович весь день бродил по
лаборатории, морщась, как от зубной боли,
вспоминая неудачный визит мальчика в их нарядную
квартиру. В обеденный перерыв, когда рядом не
было лаборантов, позвонил Найденышеву, узнать,
как там Сашка.
- Нормально, - отвечал директор. - Говорит, музыку
слушал... кофе пил... На белых простынях ночевал.
У Колесова едва не вырвалось, что мальчик-то у
него не ночевал. Выдумщик и мечтатель.
Признаться, что его выгнала женщина из-за грязных
носок, ни за что не мог.
А вечером так случилось, что Марины дома не
оказалось - ушла к подруге на примерку ( шила
платье), и Станислав Иванович застал дочку одну.
Она сидела у себя в комнатке, уставясь на
крохотный, но четкий цветной экран своего
"Самсунга".
- К тебе можно? - спросил отец.
- А?! - дочь вяло повернула головку. - Тебе можно.
- Машуля... - Он никак не мог начать. И сев рядом на
пол, принялся рассказывать издалека... что есть в
детдоме потрясающий мальчишка, музыкант,
одинокий... помоложе ее... но красивый. Правда, речь
не очень... но это дело поправимое... Вот они с
мамой и думают - не взять ли его на воспитание... но
это если Маша не будет возражать.
Маша как-то странно смотрела на отца, глаза ее
заморгали.
- Я что, говно какое? - спросила она. - Да я, может,
от одиночества помираю... - Она бросилась в
объятия к отцу. - Папочка, я как тот самый
космонавт, у которого шланг оторвался, и он летит
в бездну...
- Ну-ну, киска моя. Спасибо.
Поздно вечером появилась Марина, но они ей
ничего не сказали. Утром вместе поехали в детский
приют, в густые запахи хлорки и пшенной каши.
Какой-то беззубый подросток, завидев в коридоре
потрясающую девчонку в мини, держащуюся за руку
(на всякий случай) Колесова в белом костюме (
снова он, дубина, не переоделся попроще!),
закричал во все горло:
- Сашка! Опять к тебе!..
Но странное дело - Сашку никак не могли найти.
Говорили, что только что крутился здесь. Наконец,
он вышел из туалета, мрачный, пропахший табаком.
Ногти у него были черные, обломанные, он был в той
самой рабочей одежде, в какой его впервые увидел
Колесов. Остановившись в трех метрах перед
посетителями, не здороваясь с Колесовым, он
уставился на Машу, как на картинку.
- Здрасьте, - сказала польщенная девочка.
Он сглотнул и кивнул. Но продолжал молчать.
Наверное, не хотел оскорблять ей слух своим
гундосым голосом.
- Я - Маша. А ты - Саша, я уже знаю.
У мальчика побледнело лицо от ее ласковых,
шелестящих, как шелк, слов.
- Пойдемте на минуту, зайдем к Владимиру
Алексеевичу, - предложил Колесов.
Директор сегодня был рад видеть его, вскочил
из-за стола:
- Кофе? Чаю? Что, Сашка, совсем уходишь?
- Эк, - привычно мотнул головой очнувшийся,
наконец, мальчишка. Видимо, чтобы не сглазить.
- Что так? - улыбался Найденышев.
- Присмотрится, потом сам решит... - торопясь,
пояснил Колесов. - Мы-то думаем, что подружимся.
- Документы-то готовить?..
- Конечно, конечно! - пропела Маша. - Конечно!
- Я вам дам списочек. - Синещекий директор кивнул
Сашке. - Иди. Переоденься. Он был на работе.
Но Сашка вдруг упрямо опять замотал головой,
теперь уже глядя в пол.
- Что такое?
Из коридора подростки - они там стояли и дышали
куревом - крикнули:
- Все в печке сжег.
- Одежку?! Вот те раз!.. - огорчился директор. -
Зачем, Сашка? - И полез в карман. - Я тебе сейчас дам
деньжат...
- Мы сами купим, - остановил его Колесов. И в
который уж раз взялся за локоть мальчишки,
твердый и непокорный, - и снова тот вырвался из
пальцев Колесова. - Мы сами! Маша, побудьте пока с
Сашей на улице... я скоро...
Ход бы верный - разве устоит мальчишка, если
такая красивая девочка уводит его. Закрыв дверь,
мужчины остались одни...
Вечером после ванной - в новых черных джинсах,
желтой вельветовой рубашке и пестрых носках
Сашка сидел в большой комнате, аккуратно поджав
ноги, и слушал музыку. Рядом же сидели все
Колесовы. Маша время от времени поглядывала на
нового члена семьи - он ей определенно нравился.
Ногти мальчик почистил, обломки срезал. Волосы у
его были короткие, над ухом розовел шрам. И
конечно, мальчик на все вопросы отмалчивался как
мог - лишь иногда натужно и глухо бормотал "нет"
или "да", "спасибо"...
Они сидел на кухне и пытались пить чай. Мальчик
стеснялся звука, с которым он хлебал горячую
воду. Станислав Иванович, чтобы как-то поддержать
его, громко крутил ложечкой в стакане.
Когда подошло время укладываться ко сну, жена
вызвала мужа на кухню, шепотом спросила:
- Куда мы его спать-то положим? В одной комнате с
Машкой?
- А почему нет?
Жена молча смотрела на него.
- Он же совсем еще маленький... - успокаивал ее ( и
себя) Колесов. - И она... - Но поскольку Марина
продолжала странно смотреть на него, развел
руками. - Ну, давай в большой комнате. На диван.
Жена вздохнула. Придется на день убирать
постель. И конечно , там будет настаиваться чужой
запах. Правда, мальчик почистил зубы и буркнул,
что курить больше не будет, но кто знает, не будет
ли тайком, да еще не научит ли Машку...
Прошла неделя. Ветер-листодер тряс и
раздевал деревья по городу. Близилась осень,
скоро детям в школу. Колесов оформил бумаги на
усыновление, и на первом же "тайном" совете у
губернатора, связанном с забастовкой учителей
области, его поздравили коллеги - все уже знали и
одобрили поступок известного ученого.
Бледный лицом Титенко, местный "Тургенев" ( в
прежние годы лишь про рыбалку и красоту природы
писал - безошибочный выбор!) попытался сострить:
- Ты занимаешься чем там?.. физикой твердого
тела?.. Вот тебе твердое тело - характер
современной молодежи!
- Нет, у него - ядерный резонанс, - уточнил банкир
Малинин. - Посмотрим, какой будет резонанс со
шпаной. - И лукаво подмигнул. - Зато теперь ни один
фулюган доброго дяденьку не тронет - у них свое
радио.
Катраев не согласился:
- Может быть, как раз наоборот. Все нищие начнут
ловить за рукав... раз такой добрый...
новорожденных подбрасывать...
- Вот вы все какие! - прогудел Сидоров и
покровительственно положил руку на плечо
Колесову. - Нет чтобы в ноги поклониться! И все
телевидение задействовать! Человек не просто
слова говорит, а дело делает! Это нравственно, это
по нашему. А то все иностранцам, иностранцам... и
алюминиевые заводы, и детей... Я решил гласно
поддержать Станислава Иваныча. - И раздал всем
газету коммунистов "Дочь правды", где на
четвертом странице выделялись жирные черные
буквы: "Русский ученый показывает пример".
На Совете обсудили положение в школах, Малинин
пообещал дать кредит администрации для срочной
выплаты зарплаты учителям за весну и лето,, и
Станислав Иванович, выбросив по дорогу газету в
урну, вернулся домой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг