- Ты сейчас придумаешь. Жду, как дура. Лучше бы
пошла на день рождения... у нашего хирурга юбилей.
- Марина! Да ей богу!.. - У Станислава Ивановича от
досады сразу разболелась голова. Он сбросил
ботинки, надел тапочки и прошел к ней, на ковер. -
Марина!.. мы с губернатором к детям ездили...
Жена, не отвечая, мокрыми глазами смотрела на
экран, где некий человек убивал ножом девчонку.
- Я звонил. - Он присел рядом на диван.
Нежное, пухленькое, белокожее создание, его
большая Дюймовочка была сердита. Наконец,
мотнула головой.
- Иди. Ужин на столе.
- А ты?
- Ты и это забыл?
"Ах, да. Она же опять голодает..." Колесов
побрел на кухню. На плите стояла миска с вареной
коричневой фасолью, чайник на столе был покрыт
полотенцем.
"А тяжело, наверное, есть, ежели у тебя нёбо
пробито... в нос лезет...о, господи, как же страдал,
верно, мальчишка! А как сейчас?" Наскоро и безо
всякого желания перекусив, Станислав Иванович
вернулся в большую комнату к жене. Может,
рассказать ей? А вот взять да и пригласить
несчастного мальчишку в свой дом? Отогреть
немного волчонка?..
Марина, выключив телевизор и надев очки, читала
книгу. Молча посидели. Станислав Иванович
смотрел на нее с любовью, смотрел, и вдруг, сам не
ожидая о себя такого вопроса, тронул за коленку:
- Послушай, Маринка-малинка... А много ты сделала
этих... ну... абортов в жизни?
Жена, похожая на шоколадницу с известной
картины не то Рембрандта, не о Ван Дейка, замерла,
как от величайшего оскорбления и даже
зажмурилась. И медленно повернула головку к мужу,
медленно отложила книгу, сняла очки, сложила
ладошки.
- Ты что, миленький... пил со своим губернатором? -
Она в минуты волнения всегда говорила очень тихо.
- Да нет, что ты. Просто вот хотел спросить.
Извини. Там был разговор.
Лишь бы не заплакала, не впала в истерику. Но
жена лишь растерянно проговорила:
- Ну и ну. Вопросики.
- Но ты же врач. Моя жена. Могу я спросить?
- Ну и ну!.. - Она смотрела куда-то мимо него, в
дверь, которая вела в прихожую. Как будто там
кто-то стоял. - Ты сам должен помнить... Это уже
после рождения Машки. - Она подумала. - Раза три.
Потом мы стали опять пользоваться.. да ну тебя!
Колесов вспомнил слова американца, как
нерожденные дети кричат внутри женщин... и его
передернуло.
- Что с тобой? - чуткая жена поняла, что вопрос
был задан явно неспроста. - Что-то там особенное
было?
Колесов, кривя лицо, помолчал и решился -
рассказал жене о об американцах, а потом о
мальчике с оперированным нёбом. Он невнятно,
гундосо говорит, но какой красивый и какой
музыкант. Наверное, это унизительно - иметь плохо
сшитое нёбо. Есть, наверное, тяжело.
- Да, - почему-то успокоилась жена. - Это бывает.
"Волчья пасть". - Нахмурила белый лобик. - При
операции вытягивают кожицу... сшивают... Но потом
всю жизнь надо помнить. Это опасно.
Он помолчали.
- А кость какую-нибудь не вставляют?
- Вставляют. Вживляют золотую пластину... Но это
в совсем маленьком возрасте. И не у нас это - там.
Но что касается речи - можно наладить... нужен
логопед, ортодонт...
В квартире над ними плакал ребенок, внизу
тренькали на пианино. Где-то справа вдали
перфоратором сверлили бетон, вешали полки или
картины. Дочь Маша гостила в деревне, у мамы
Станислава Ивановича. Больше детей у Колесовых
не было. А вот взять да и усыновить этого
мальчика? Станислав Иванович тоже любит музыку,
рядом появится человек, который вместе с ним
будет умиляться записями опер и симфоний -
недавно Станислав Иванович купил на базаре
вполне неплохой лазерник. Но как это сделать?
Наверное, надо его привести сюда, пусть Света
посмотрит и сама загорится нежностью... Она же
добрая.
- Вот мы интеллигенция, вечно что-то говорим про
доброе, вечное, а делать дело боимся.
- Мальчику этому сколько? Через два-три станет
хулиганом.
- Ну почему непременно хулиганом?
- А потому, что ты не строгий... и я не лучше. Мы не
уследим.
В городе живем.
- Давай уедем в деревню. Купим дом.
- Ради него? - поразилась и перешла на еле
слышный шопот-шелест Марина. И Станислав
Иванович понял - это он лишнее. - Ради больного
чужого парня?
И правильно она говорила, и постыдно она
говорила. У него разболелась голова, он оделся и
хлопнул дверью, ушел бродить по ночному городу.
Если бы в эту ночь какие-нибудь подростки избили
его или даже просто оскорбили, он бы, может быть,
отказался от своей затеи. Из-за вечного малодушия
нашел бы причину. Но Колесов брел по городу и
видел, как мальчики и девочки стоят с цветами,
обнимаются, поют под гитару, смотрят на звезды...
Ну не снились же ему они такие?
И он вернулся домой с твердым решением - утром
снова съездить в приют. Жена оцепенело лежала в
спальне на своих розовых и голубых облаках,
ожидая продолжения разговора, но он быстро
притворился, что устал, что спит.
Директора он нашел в подвале. Владимир
Алексеевич Найденышев с утра со старшими детьми
резал стекло для вторых рам - зима на носу. Сизые
его щеки, плохо выбритые, были задумчиво втянуты,
зоркие синие глаза попрыгали и остановились на
золотистом галстуке Колесова. "Надо было
попроще одеться," - с досадой подумал Колесов. Но
отступать было неловко, и он, хоть и весь в белом,
привычно улыбаясь, взялся помогать - понес
тяжелые листы стекла в указанный угол. И конечно,
ребром одного из стекол резанул-таки палец -
когда уже ставил, оно выскользнуло из пачки.
- Ничего, ничего... - хотел поднять руку над
головой, но решив, что увидят, сунул ее в карман, в
платок. - Мне бы с вами переговорить, Владимир
Алексеевич.
Мальчик Саша был тоже здесь, уносил обломки
стекла, срезанные полосы в другой угол, где
валялись сломанные велосипеды и прочий хлам. На
гостя он не смотрел.
Найденышев кивнул наверх, взрослые перешли в
кабинет.
- Чай? Кофе? - привычно спросил директор. И
поскольку Колесов поморщился, качая головой,
отнес это за презрительное отношение к его
грязноватым чашкам и дешевому чаю. И холодновато
добавил. - Тогда я с вашего позволения закурю.
Станислав Иванович, утыкая ноющий палец в
платок, наматывая его в кармане, понимал - здесь
нужно говорить прямо, но все-таки начал
издалека... что вот, вчера он посмотрел на старших
ребят... ведь, наверное, многих их ждет если не
тюрьма, то голодное и злое существование. Когда
они выйдут отсюда.
- Я их оставлю воспитателями, - оборвал гостя
Найденышев. - Во всяком случае, тех, кого вы
видели. - Он, кажется, уже догадывался. Оскалив
мелкие зубы, погасил сигаретку в стеклянной
пепельнице, закурил новую. - А у вас есть
предложение, как осчастливить страну? Чтобы они в
ней не пропали?
"Что-то он сегодня неласков", - подумал с
горечью Колесов. Хотел было достать из кармана
порезанную руку, продемонстрировать, чтобы
как-то умилостивить человека, но решил - это
совсем уж будет по-мальчишески.
- Видите ли, у меня есть дочь... но я всегда мечтал
о сыне. Судя по всему, этого уже не будет.
Найденышев, пригнувшись к столу, спросил в лоб:
- Вам Сашка понравился?
- Да.
Найденышев помолчал, вздохнул, отвернулся -
вытащил из шкафа без одной дверки папку, полистал
и подал Колесову несколько листков желтоватой
бумаги, скрепленных ниткою.
Станислав Иванович увидел фотокарточку совсем
маленького мальчика, фамилия - прочерк, имя -
Александр, отчество - прочерк. Рост... вес...
Болезнь - незаращ. нёба. Неквал. операция.
- Объясняю. Его уже брала лет десять назад одна
семья. Люди не имели детей, сильно пили. Саша не
выдержал, сбежал.
- Наверно, "волчонком" звали?
- Что? Да... конечно. Близко лежит... - Найденышев
поморщился. - Они - к нам, а он бьется в руках, орет -
не хочет назад... Я не уверен, что пожелает пойти к
вам.
Станислав Иванович рассказал директору, как
мальчишка вчера прогудел ему в спину: "Возьмите
меня".
- Наверно, решил, я - иностранец, - честно пояснил
он. - Я как раз по-английски что-то трёкал.
Найденышев невесело рассмеялся.
- Ну, поговорите. - Он снял трубку. - Кто? Коля?
Сашка там? Ко мне.
Саша почти вбежал в кабинет директора и
остановился - будто лбом стукнулся о косяк.
Узкоплечий, тонкошеий, и пальцы тонкие... а вот
глаза круглые, темные, как у птички, непонятно,
что в них. Увидел гостя и, конечно, догадался, что
пришли по его душу. Но, судя по всему, не рад.
- Я выйду, - буркнул Найденышев. - Позовете. - Он
прикрыл за собой дверь.
" А не делаю ли я глупость?.. - вдруг со страхом
подумал Колесов. Но отступать было некуда.
- Саша, - начал он. - Не хотите ли вы...
- Нет, - прорычал тонкий мальчонка, дернувшись
всем телом. И словно сглотнул слюну, и глаза его
стали словно стеклянные.
- Ты даже не хочешь послушать?..
- Эк! - Саша мотнул головой и отступил к двери,
уже собираясь уйти. Жалкий, в серой, как дерюга,
рубашке, в черных трико, уже коротких для него -
брючины поднялись до середины икр. На ногах
драные тапки.
- Почему?! - едва не закричал Колесов, поднимаясь
и все еще держа руку в кармане.
- Эк!.. - Саша толкнул плечом дверь, она открылась.
- Да постой же!.. - Колесов схватил его за локоть,
жесткий, как велосипедный руль. Но мальчишка
мгновенно ребром другой ладони больно стукнул
его по руке, Колесов взвыл и машинально выдернул
порезанную руку из кармана.
- Да черт тебя возьми! Ну, русский я, наш... но не
алкаш, блин! Хотел в гости пригласить! Мы с женою...
- И увидел, что мальчик уставился на его руку с
намотанным вслепую носовым платком. Глянул сам -
платок был красный. Да и через белую материю брюк
кровь проступила.
- Как это?.. - испуганно пробормотал Саша. Слова
были невнятны, но различить их было можно. -
Порезались? Я щас... - он выбежал.
Колесов поднял руку над головой и отодрал
липкую материю.
Сашка вбежал с пузырьком йода.
- Денжите (держите)...
Минут через десять, сказав директору детдома,
что они в гости, просто чаю попить, Колесов и Саша
поехали автобусом в Академгородок.
Саша для визита переоделся - надел белую
рубашку и синие стиранные джинсики. Русые
волосенки на темени расчесал назад - и они встали.
Когда вошли в квартиру, Марина вполне искренне
изумилась:
- Ой, какие кавалеры... - Она, видимо, ожидала
увидеть карапуза. Или калеку. - Проходите,
проходите!
Но случилась непредвиденная беда - Саша
второпях забыл сменить носки. А может, у него
других и не было? Следуя примеру Колесова, тоже
сбросил у порога обувь - разбитые, с надвязанными
шнурками ботиночки, и ступил на ковер - и запашок
пошел... Колесовы увидели черные концы его носок...
Марина сразу сомкнула губки гузкой, вскинула
возмущенно голову, как актриса Ермолова на
картине Серова, и мальчик мгновенно все понял.
Снова, как в детдоме, отскочил к двери и зло сузил
глаза.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг