посмотрел на часы и широко, золотым зубами
зеванул, словно выгрызая из воздуха сладкий
комок, певец-директор. - Уж полночь близится, а
гетьмана все нет. Не поехать ли нам туда и не
посмотреть ли?
Губернатор нажал кнопку - вошел помощник.
- Нам две машины, - сказал Ивкин. - И туда не звони,
понял?
- Понял, - отвечал помощник, незаметно
подмигивая.
Детдом располагался в конце Зеленого
переулка, в тупике, зависнув боком над самым
оврагом. Вокруг рос бурьян, вымахала лебеда
толщиною в большой палец у комля, медного цвета, -
не сломать, не вырвать. Когда-то Станислав
Иванович на своей даче, заразив землю случайно
купленным навозом, целое лето боролся с такой
травой.
Двухэтажный деревянный барак, кажется, уже
валился в бездну. Чтобы удержать его, поверх
фундамента дом охлестнули стальным тросом и
прикрутили к двум рельсам, вбитым в грунт. Стены
из черного бруса были побелены известкой,
штакетник валялся, проросший и задавленный
зеленью - так лежат старые шпалы.
Но вот крыша у дряхлого детдома была яркой и
чешуйчатой, как рыбья кожа, - ее собрали из листов
алюминия. Губернатор объяснил, что это - подарок
мехзавода. Покрытие все время и при любой погоде
тихо потрескивало - листы металла вытягивались
или сжимались в зависимости от жары или холода,
так уж их прикрепили, все время слышался бегающий
шелест и треск. И поэтому все гости, приходящие в
детский приют, удивленно с улицы поглядывали
наверх, но крыша, разумеется, была на месте, сияла,
как само небо.
Из форточек же барака несло карболкой, манной
кашей, засохлым хлебом.
На первом этаже и был, собственно, дом ребенка -
в комнатах лежали подкидыши. На втором этаже
обитали ребятишки старше.
Хоть и просил Ивкин не звонить сюда, не
предупреждать о приезде, но однако же на крыльце
уже стояли две воспитательницы в белоснежных
халатах, составлявших явный контраст с
измученными лицами. Видимо, женщины надевали их в
особых случаях, но не для того, чтобы пустить пыль
в глаза, как в прежние времена, выслужиться перед
начальством, а в надежде разжалобить, обратить
внимание на бедственную судьбу приюта. Мол, даже
в белое-то мы оделись, как одеваются перед
смертью: денег нет на питание, здание сползает в
пропасть.
- Милости просим, - бормотали они, расступаясь, и
эти привычные их слова вдруг обрели - во всяком
случае для Станислава Ивановича - свой
первоначальный смысл. - Милости просим...
- Нина Васильевна, - представилась старшая,
сухонькая женщина с быстрой улыбкой и туманным
немигающим взглядом . - Врач-психолог.
- Сестра-хозяйка, - улыбнулась грудастая,
помоложе.
В коридоре с обшарпанным покатым полом пахло
хлоркой, даже, кажется, дустом. И несло холодом -
не из щелей ли в полу? Стены здесь толсто вымазаны
бурозеленой, в жабий цвет, краской. Под потолком
тлеют желтые лампочки, ватт в 25.
Гости из США были уже здесь - сидели в узком
кабинетике директора на низком, продавленном,
как матрас, диване под портретами Макаренко и
Ельцина. Увидев губернатора, сверкнули
фарфоровыми улыбками, поднялись. Давя дымящую
сигаретку, вскочил и директор, похожий на
подростка в чужом широком пиджаке, угрюмый,
скуластый, с темными щеками, которые невозможно
выскоблить бритвой, но с неожиданно синим взором.
- Чаю? Кофе? - спросил он, пытаясь
соответствовать "мировым стандартам".
- Нет, нет, спасибо... мы сразу... - несколько
неловко отвечал Ивкин.
- Я про детей. Как исполняется четырнадцать, мы
отправляем в интернат. Пусть там командуют
полками, как юный Гайдар... влюбляются, как юные
Ромео и Джульетта. А у нас - дети должны быть
детьми, как в семье, помогать друг другу. Ревность
награждается ложкой по лбу. - Он смеялся, говоря
это, и трудно было понять, правду ли говорит. -
Воровство - отсидкой в чулане, где мешки с мукой.
Если хочет, пусть ест из мешка, пока не скрутит
его. Так как насчет чаю, кофе? Тогда - туда, -
директор шмыгнул носом, поднялся и как-то
обреченно махнул рукой. - Только лишнего не
говорите.
- В каком смысле? - театрально насупился и
оглядел его с высоты своего роста Сидоров. - Они
не наши, не русские? Не так поймут?
- Я хотел сказать - не обещайте лишнего...
- А-а, это верно, - закивал, расцвел Сидоров и
расправил плечи, имея, наконец, возможность
произнести очередную умную мысль. - Мы не
кремлевские, лишнего не обещаем. Только порядок
на Руси.
- И не трогайте руками, - добавила негромко Нина
Васильевна, болезненно кутаясь в халат, как в
купальный.
Коридор повернул влево, директор открыл дверь -
и гости гуськом прошли в душную комнатку с
темными занавесками на окнах. Койки были покрыты
серыми одеяльцами, на столе лежали нарядные и
голые, целлулоидные куклы. По стенам красовались
нарисованные детьми картинки - желтое солнце
вроде яичницы, синее море - как морщины на лбу,
белые птицы. А сами детки - ах вот они где! - лежали
распеленатые в углу, на одной кроватке, чуть
крупнее голых курочек на продаже, трое
шестимесячных от роду, не старше.
- Остальных мы унесли... и дети-помощники тоже...
чтобы не травмировать... - Директор, отвернувшись,
тихо кашлянул в кулак. - Саня, метелку-то убери. -
На полу валялся забытый полынный веничек с
надетым продранным носком.
Хмыкнув что-то в нос, малый лет
десяти-одиннадцати кивнул, вынес веник и мигом
вернулся. И встал поодаль, приоткрыв рот.
Так получилось, что Станислав Иванович
оказался рядом с иностранцами, а мальчуган - за
ним. То, что произошло потом, случилось, видимо,
еще и из-за того, что Станислав Иванович был
довольно вальяжно одет - в белый пиджак, белые
брюки. Как, впрочем, и американец - тот был в белых
брюках. К тому же Станислав Иванович обратился к
гостю на английском:
- Вы уже знаете кого увезете?.. - он при этом,
разумеется, улыбался.
- Да. Вон ту девочку. - И американец тоже сиял
зубами. Его супруга длинным пальцем с синим
перстнем указала на лежавшую слева малышку.
Вот тут и коснулся то ли плечом, то ли ладонью
мальчик Саня локтя Станислава и Ивановича и
что-то промычал. Станислав Иванович оглянулся на
него - парнишка как-то странно прохрипел, и
Станислав Иванович даже не услышал слов, а скорее
догадался:
- Мемя воймите... (Меня возьмите.)
Директор, который в это минуту объяснял
губернатору, что дети практически здоровы, в
смысле - конечности целы, но вот у этой девочки -
будущей американки - врожденный порок сердца, у
этой - в серединке - инфицированная венболезнь, а
у этой - родовая черепная травма... матери их
подбросили к крыльцу детдома... Но прервавшись, он
покосился на шепчущего мальчишку и вовсе не
укоризненно, скорее ласково буркнул:
- Саня... потом. - И сказал Станиславу Ивановичу. -
Он хороший. Но вы-то ведь наш, из нашего города.
- Конечно, - рассмеялся губернатор. - Хоть и
по-английски лучше всех нас говорит. Доктор наук,
Колесов. Занимается ядрами... ну, не теми, конечно,
которые спортсмены толкают...
И мальчик сразу же отступил от дяденьки в белом
костюме. "Он решил - я тоже из США, - понял Колесов.
- Что ж, милый, я не миллионер." Но что-то
заставило его еще и еще раз посмотреть искоса на
мальчика - Саня был красив, как римский юноша из
альбомов Леонардо. Только вот губы как-то
искривил... речь... он косноязычный? А глаза - с
блеском, даже когда прикрывает их ресницами.
Плачет все время?"
- Нет уж, - громко заговорила Нина Васильевна. -
Пусть подбрасывают... пусть рожают...только бы не
убивали.
- В каком смысле? - спросил американец, когда ему
губернатор перевел суть слов врача. - Зачем
убивать?
- Она говорит об абортах.
- О, йес. - Американец закивал. У него в стране
также борются с абортами. Да и зачем аборты, если
есть пилюли... Кстати, недавно ученые в США
сделали опыт - просвечивали женщину в момент
операции и смотрели, когда нож приближается к
зародышу... так вот, не родившиеся дети, когда к
ним близится скальпель, открывают рты и
беззвучно кричат...
- Господи, - перекрестилась Нина Васильевна. - С
ума сойти.
- Да, да. Ну, так что, господа... - губернатор
заторопился перевести разговор на более
приятную тему. - Мы даем добро...
- У нас, конечно, еще дети есть, - директор мелко,
униженно рассмеялся. - Моя-то фамилия тоже такая -
Найденышев. Я их тут всех понимаю.
Средний ребеночек захныкал. И врач зашептала:
- Идемте в кабинет...
Гости снова гуськом потянулись в кабинет к
директору, Станислав Иванович, оглядываясь, шел
последним - его зацепила неловкая просьба
мальчика, он хотел с ним поговорить, но мальчик
исчез. Да и зачем Станиславу Ивановичу бередить
душу сироты. Но все же не удержался, спросил у
сестры-хозяйки:
- А у этого Саши... что?
- Ничего. Здоровенький.
- Речь какая-то...
- А-а. Незаращение нёба. Ну, волчья пасть.
"Ничего себе название! - содрогнулся Колесов. -
Бедный мальчик. Наверно, "волчонком" и кличут."
В детстве самого Колесова прозвали Мумия,
только потому, что все время был задумчив. Кличка
эта обижала его, он краснел, бесился, - может быть,
еще и по этой причине был счастлив со временем
покинуть родные места, поступив в К.-ский
политехнический институт.
Изредка встречая на жизненных путях землячков,
с раздражением ожидал - вот его снова обзовут той
кличкой, и порой обзывали, но он теперь в ответ
лишь смеялся - и эта его улыбка как бы небрежно
превращала кличку в дым, глупость... Впрочем, у
него и раньше хватало ума с глубокой
серьезностью ее не опровергать... Но до чего же
цепко Слово. И это не пустяк, нет, не пустяк.
Бедный мальчик...
Уловив болезненное внимание гостя, женщина
объяснила, что когда Саша был маленьким, ему
делали операцию, но не очень неудачно. Сейчас уже
поздно перекраивать гортань.
- Впрочем, мальчик хороший, хороший... а какой
музыкант! На чем хочешь! Хоть на баяне, хоть на
стаканах - нальет воды разной высоты...
пам-пам-пам. Чайковского играл!
Их разговор прервали - директор, выскочив из
кабинета в коридор, кого-то отчитывал:
- Нет и нет! Нечего им тут делать!..
- Си-Эн-Эновцев придется пустить, - сказал
губернатор.
Оказалось, что местные журналисты от
иностранных и узнали о визите губернатора с
советниками в детдом, возле крыльца стояла толпа
с телекамерами и фотоаппаратами.
- Папарацци и у нас осмелели, - сказал Станислав
Иванович по - английски американцу. - Свобода.
- Свобода - это хорошо, - серьезно отозвался
гость, выставляя на обозрение яркие зубы, готовый
с удовольствием позировать кому угодно.
Домой Станислава Иванович приехал уже поздно, в
ночных сумерках. Жена сидела перед телевизором, в
нарядном, сверкающем, как тысяча стрекоз, платье,
в смешных - явно сегодня подкрученных -
золотисто-рыжих кудряшках.
- Ты куда-то собралась? - Жена не отвечала.
Неужели медсестры не передали, что поход в костел
срывается? - Тебе не сказали?
Жена глотала слезы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг