как листья, трепещут на ветру...
Когда-то здесь Андрей смотрел хорошие фильмы: <Девять дней одного года>,
<Весна на Заречной улице>...
В здании гулко и зябко, дверь нараспашку. На втором этаже, в
кинопроекционной с жестяным полом ( наверно, еще с тех времен, когда
кинопленка была горючей) сидит худенький, обритый наголо, как бездомный
пацан, дядька без зубов и играет сам себе на баяне. Наверное, он и кино крутит, и
концертами распоряжается. Маленькие ростом люди очень честолюбивы, поэтому
Андрей вежливо полупоклонился:
- Здрасьте. Извините, если не во-время. Я - Сабанов, сын Михаила
Илларионовича, может, помните?
Баянист молча смотрел на гостя. Андрей, показывая на футляр с скрипкой,
громко, как будто говорит с глухим, предложил хозяину клуба устроить вечер
скрипичной музыки.
Баянист поставил свой инструмент на табуретку и вдруг с тоскою, негромко, но
витиевато выругался ( мы не имеем возможности здесь повторить даже в
некотором приближении его слова - слишком черно ответил человек!), а затем уже
угасшим голосом пояснил, что никому <ничё> не надо, на вечера молодежь
приходит с своими магнитофонами, даже кинофильм толком не покажешь, не то
что скрипку послушаешь.
- Но попробовать можно. Одна баба попробовала и родила. - И протянул руку с
синим якорем и наколкой <Петя>. - И уловив взгляд гостя, хмыкнул. - Было дело
Румянцева...
И вот объявлен концерт. Наташа написала на изнанке старого календаря с
Кремлем, выдернутого из кипы бумаг над платяным шкафом тетки Варвары,
объявление: ЛАУРЕАТ СИБИРСКОГО КОНКУРСА 1989 ГОДА, СКРИПАЧ
САБАНОВ А.М.
К семи часам вечера в ДК пришли со всего огромного села человек двенадцать,
все - пожилые люди. Обидно было Андрею. Но слушали его внимательно. Никто
не сморкался, не ронял номерков (впрочем, здесь и не раздевали, слушатели
сидели в верхней одежде, мужчины - положив кепки на колени).
Андрей играл и разглядывал земляков. Почему-то ни одного знакомого лица.
Где одноклассники Андрея? Где их родители? Или всех прежних жителей села, как
и Сабановых-старших, унесло в чужие края? Говаривали, что Старо-партизанское
уйдет на дно очередного моря, и народ заволновался... А потом море отменили. И
сюда наехали совсем чужие люди?
Когда Андрей закончил, люди в зале робко похлопали в ладоши и поднялись. Но
одна старушенция в шляпке подбежала к сцене (господи, не она ли учила Андрея
географии?), воскликнула:
- Божественно... изумительно... Но почему не было рекламы по телевидению?!
Нас бы больше пришло... Вы же знаменитость. Вон - муж Пугачевой, на своем
самолете ездит по России...
<Милая... всегда была чудаковата...> Поклонившись Агнессе Ивановне
(вспомнил, как зовут!), поцеловав ей ручку, Андрей обнял футляр со скрипкой и
вышел в темный дождь. Это был первый весенний дождь, совершенно ледяной.
Наташа бежала рядом, огибая лужи. <Милые вы мои... - продолжал горестно
улыбаться Андрей. - Какая реклама... какой самолет...>
И вдруг среди сумерек он остановился, словно его окликнул чей-то давно не
слышанный голос. Рядом с осевшим, гниющим домом Сабановых зияет черная
пустота. Как же он сразу не увидел, не вспомнил? Здесь же некогда стояла
веселенькая изба Киреевых, у них наличники и крыльцо были изрисованы
цветами, на подоконниках за стеклом множились живые цветы, и в семье три
девчонки росли тоже в цветастых ситцевых платьишках, и одна из них...
Андрей сегодня не смог уснуть, в голове гремело ни с того ни с сего
многоголосое: <Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии блистали...> Ночью
встал, зажег свет, все-таки решился - сел сочинять письмо матери. <Милая мама...
Прости. Так получилось, я полюбил...> Нет, глупо. Полжизни прожил -
<полюбил>... <Мама. Это как болезнь, чума или не знаю как назвать. Помнишь,
рядом с нами жили Киреевы? Танька у них была, мы ее мартышкой звали, а к
восьмому классу стали итальянкой величать... Такая тонкая, смуглая... глаза как
зеркала... и улыбка ласковая, милосердная... словно все про тебя заранее знает.
Оказывается, я через много лет встретил похожую... Только у моей Наташи глазки
синие. Но такое же младенческое выражение лица, да она и молодая еще... но
очень...> Зачеркнул. <Разгадки в жизни так просты, даже страшно. Выходит, все
дело в том, что похожа на предмет твоей первой любви?> Зачеркнул <предмет>.
<Вот почему... вот по какой причине...>
- Ты почему не ложишься? - прошептала из постели Наташа.
- Сейчас. - Нет, не то, не то, не так! Андрей разорвал письмо. Он потом, позже
напишет, когда все наладится, когда он будет скакать по жизни на сахарном коне...
Утром Андрей, повинуясь странному чувству, попросил Наташу остаться дома
возле больной тетки и ушел один, бродил до вечера по окрестностям села,
заглядывая, как сумасшедший в овраги: в <ворошиловский>, в <калининский> и
<колчаковский>. Раньше в них росла ежевика - нынче валялись старые колеса и
холодильники. Возле болота кривилась первая изба Сабановых - теперь тут нет
ничего, даже ямы. Подошел к речке, в которой некогда плавал - ледоход миновал,
в воде чернеют ржавые кровати и разбитые бутылки. А главная река, которая
должна была прийти сюда и разлиться как море, осталась себе за горизонтом, за
синим бором. Один раз туда Андрей с дружками ( как раз с Сережей-<рожей>)
ходил. Земляники поели. И Танька Киреева с ними ходила. Руки у нее были в
красном, как в крови. И губы, конечно...
Вечером вернувшись домой к Варваре Ивановне, Андрей не узнал тетку. Она
ждала его, переодевшись в длинное зеленое платье, в туфли, повесив крупные
бусы на грудь. Розовая от температуры, но встала с одра. Оказывается, ей поведала
Агнесса Ивановна, что концерт прошел под сплошные крики <браво> и
<бениссимо>.
- Все знают, а я как пень! - Тетя Варвара стукнула, как когда-то, ладонью по
столу: - Сыграй сёдня и мне. Я, может, скоро помру.
- Да о чем вы говорите! Вы богатырка! - Андрей усадил ее на лавку в большой
комнате. - Забыли, как мужиков бороли на празднике?
- Так они сами под меня ложились!.. - захохотала хозяйка.
- Овец бросали за шкирку в кузов машины! Косили, как комбайн, - парни не
поспевали!..
- Да, да!.. - радостно кивала тетка, поводя усохшими плечами.
Андрей сделал таинственный знак пальцем, сходил в сельмаг, купил на остатки
денег красного иностранного вина <Поль Масон> и яблок ( на билеты что-то
должно было у Наташи остаться).
За ужином Андрей рассказал в который раз анекдот про дирижера Тосканини.
Наташа смеялась громче всех, как уже знающий человек, но глазки у нее были
печальные. Скучно тут ей.
Пока Андрей натирал смычок и подтягивал колки, она достала-таки ту самую
записную книжечку с афоризмами и начала было читать шепотом старухе умные
изречения. Андрей увидел - глазам не поверил, с бешенством, какого сам не
ожидал от себя, вырвал ненавистный предмет из рук Наташи и с криком:
- Может, хватит?! Хватит, черт побери?! - швырнул в печь, в пламя, которое тут
же поглотило золотые буковки и гладкую финскую бумагу со старательными
буковками, выведенными рукой покойника.
Наташа застыла, сжав кулачки. Чтобы как-то замять непонятную ей ссору,
Варвара Ивановна заговорила:
- У меня странное имя, ага? Варвара. У тебя хорошее, Наташа... и у него хорошее
- Андрей... А у меня - Варвара. Таких нынче нету. Это значит, я - варвар, не
признаю никакого вашего прогресса, этой вашей воровской демократии. На кухне
у меня стены чем обклеены? Видела? Грамотами. И кроме тараканов за ими ничего
не дышит! В туалет во двор ходили? Там тоже грамоты. Одна аж из Москвы. Вы
говорите, коммунисты нас обманывали? Согласна. А потом они же обманули еще
раз. - Обняла Наташу большой, вялой рукой. - А ты играй!
Андрей начал с вокализа Рахманинова - и странно, только что смеявшаяся тетка
сразу заплакала, как недавно плакал Акимушкин в своем <Серебряном ключе>.
Заиграл повеселее - Сарасате, а она - пуще... И чем дальше Андрей играл, тем
горше старуха плакала, голоском детским, визгливым... Отпустив из объятий
Наташу, все поправляла, приглаживала на себе воротничок платья. По дряблым
щекам, по белым усикам текли слезы.
- Ну, ну... - сказал Андрей. - Извините, если что-то не то... Вам надо отдохнуть,
Варвара Ивановна.
Та молча закивала и ушла к себе. Легла, глядя в догорающую печку. И снова ее
лицо казалось розовым, здоровым... Это огонь.
- Прости, - буркнул Андрей Наташе.
Наташа ничего не ответила.
Что же им тут дальше делать? На что жить? В ДК концерт был, конечно,
бесплатный. Правда, у тетки - полный погреб картошки, моркови, свеклы, в
трехлитровых банках грузди, огурцы, капуста. Но надо же что-то и молодым в дом
нести?
Ночью, после телесного примирения, они шептались.
- Давай все-таки я пропишусь и деньги свои получу?..
- Они же не твои...
- Они дареные, Андрей.
- На них, сама понимаешь...
- Почему? Они ж из банка. Там их сто раз поменяли... Получу, накупим всего
разного... Если хочешь, сюда на такси ввернемся.
Андрей не знал, что ответить на эти ее наивные рассуждения. <Балда моя
синеглазая. Получишь деньги - разве тебя <братва> отпустит? За волосы к дверям
квартиры привяжут... Да и сама в деревню не захочешь: тут мороженого нету...
тоскливо... А меня просто убьют в каком-нибудь темном месте. Если же не ехать в
город, здесь поискать себе занятие? Ты что-нибудь умеешь делать? Я могу в школу
пойти... даже если нет места, музыканта с консерваторским образованием
учителем музыки возьмут, хоть на полставки...>
Утром спросил у хозяйки:
- Тетя Варя, как ваши учителя живут?..
Старуха утерла всей ладонью лицо (когда-то она делала это весело):
- Хорошо живут! Ты у Агнессы не спросил? То гречкой им зарплату дадут, то
консервами... жить можно. Да и ничего не дай - Агнесса, она ж божий одуванчик...
Стихи почитает - и сыта. Таких больше не будет в России... таких, как я и она... А
вы оставайтесь, оставайтесь на зиму... не пропадем. Наташка, вижу, куксится... -
Снова обняв молодую женщину, заверещала, как над малым дитем. - Холосенькая
какая...
<Хорошенькая... Уйдет она от меня. Хоть бы ребенка родили... Напоминал
бы мне о ней...>
Ночью они долго молчали. Потом он спросил грубовато:
- Ты за меня замуж-то хочешь?
- Да, - был ответ. Но он видел - лежит, надувшись, как обиженный котенок, и
левой ступней все задумчиво качает.
- Но как же нам пожениться? Если ты теперь с этой фамилией... Надо справку,
что его нет?.. Не разводиться же?.. - Наташа безмолвствовала. - Может быть, в
местный ЗАГС пойдем?
<Конечно, думает о том, что сменив фамилию, лишится наследственных прав...
Привыкла все-таки к хорошей одежде, к хорошему питанию. Все ясно.>
Не сговариваясь, утром собрались и, угрюмо простившись с тетей Варварой,
пошли к остановке автобуса. Андрей предчувствовал, что теряет Наташу, но
словно и сам лез в огонь. Пусть. Надоела неопределенность. Хочет - пусть уходит.
К обеду они были в городе. Квартира не сгорела, дверь не ломали, никаких
записок. Колотюк, видимо, нашел для ансамбля нового скрипача... Аня, может
быть, со слов того же Колотюка проведала про <коханую> Андрея... И у Нины
наверняка появился мужчина, который, не зная ее прежнюю, вполне оценил
теперешние ее прелести...
Наташа, не разговаривая с Андреем, накрасилась и ушла. Он остался один, стоя
у тюлевой грязной занавески, постыдно желая ей победы.
Может быть, и вернется - толстые любят искусство. Скрипка, она ведь тоже
знак красивой жизни?..
Женщина вернулась через два дня, рано утром. В новом белом плаще,
намазанная, как мазалась год назад, пахнущая двумя или даже тремя сортами
духов, головка гордо вскинута, лишь синие глазки смотрят вниз и в сторону... В
руке сумочка. Андрей молча ждал.
Как-то нелепо тыча коленками в воздух, Наташа приблизилась, жалобно
вздохнула.
- Ты меня не обнимешь?
Андрей обнял маленькую женщину
- Пришлось остаться... иначе никак. Но я... я только через резинку разрешила...
<Она, в самом деле, дурочка?.. Убить ее сейчас?.. Выбросить в окно через
стекло? Или просто она относится ко всему этому спокойно? Другое поколение?..>
- Теперь мы можем уехать хоть за границу... - лепетала красавица, уткнувшись
ему в грудь и крутя мордочкой.
<Боже!.. Какой стыд!.. И кто я в таком случае?!>
Но что верно, то верно - теперь можно было и уехать.
27.
Они рассудили так: племянник с друзьями не выпустит ее из города. Коли
прописалась, получила деньги, значит, своя.
Она, конечно, с согласия Саши пошла к Сабанову, якобы откупиться,
приготовив для него две тысячи рублей. Сейчас, наверное, у дома кто-то дежурит...
Пусть стоят. Андрей и Наташа что-нибудь придумают.
Задернув тюлевые шторы и сев спиной к окнам, достали свои и чужие паспорта.
Сабанов Андрей Михайлович... Мамина Наталья Игнатьевна... Шахтер Лыков
Алексей Иванович с сумрачным лицом. Двадцатилетняя Шагурина Елена
Михайловна.
Лететь в Москву надо, конечно, по чужим паспортам. Андрей запер Наташу и,
пошатываясь, как пьяный, вышел на улицу. Погрозил вдаль кулаком, довольно
громко крикнул:
- С-сука!.. - Изобразил дело, как бы Наташи у него уже нет. Они следят за ним из
какой-нибудь машины или из окон дома напротив.
Купил пива, из горлышко выпил, пристал к незнакомой женщине, что-то
невнятно пробормотал ей - она отмахнулась, он за ней. Ему надо было в кассу
аэроагенства. К счастью, она располагалась рядом с супермаркетом, тем самым, с
которого все некогда и началось. Зашел под жестяные грозди винограда, вышел с
бутылкой красного вина, которую не прятал. Постоял перед дверью агентства, как
баран, почесал затылок, открыл дверь.
Купил два авиабилета на ночной рейс в Москву.
Снова выкатился на улицу, изображая пьяного, поймал такси, проехал двести
метров до дома. Пусть думают - он теперь в одиночку шикует.
Наталья мылась в ванной. Раскрытая сумочка с деньгами в банковских
перевязках лежала на столе, рядом с документами.
- Летим ночью... - сказал через дверь Андрей Наташе. - Я сейчас на телеграф,
позвоню знакомому администратору в Москву. Никому не отпирай.. - И снова
вышел на улицу, шатаясь и руки свесив, как бы совсем уже невменяемый.
Повернул к центральной почте, скользнул за дверь с надписью
<МЕЖДУГОРОДНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ>, вынул из записной книжке вложенную
туда телеграмму Лексутова с номером телефона ( из тщеславия не выбросил). Как
его зовут? Юрий Владимирович? Да, да, как покойного Андропова...
Бывают случаи везения.
- Аллё-у?.. - Трубку в Москве сняли. И это был, конечно, он, шарик с
дребезжащим смехом. - Если дама, сразу говорите уменьшенное имя...
- Мне бы директора антимонии, - Андрей нарочно не представился. - Звоню из
глубины сибирских руд...
- Постой, постой! Уж не второй ли это Ойстрах или не третий ли Паганини,
если Ойстрах был вторым Паганини?.. Но, милый! Сейчас никаких конкурсов...
Ты опоздал! Список утвержден!
- А за бугром? - тихо спросил Андрей.
- За бугром? Где доллары в реке цепляют багром? О-о, ай андестед!.. - заливаясь
смехом, закричал Лексутов. - Ми будем обсуждать.
Договорились, что завтра, в двенадцать часов дня он ждет Андрея и Наташу
возле гостиницы <Украина>. Номер закажет.
Андрей снова вернулся, петляя, к своему дому, постоял, держась обеими руками
за бетонную стену дома. Лишь бы не переиграть - если милиция схватит, пропали
билеты. И удостоверение спортобщества <Труд> не поможет. Они уже поняли, как
оно оказалось у скрипача...
А насчет Наташи пусть продолжают гадать, когда же она успела от него
выскочить и куда могла деться.
Оглядываясь, вошел в квартиру - мокрая, румяненькая, чистая Наташа
встречала его, лежа на раскрытой постели.
Андрей от смущения угрюмо поделился своими тревогами. Не ворвутся же эти
люди сюда под каким-нибудь предлогом, например, напялив милицейскую форму.
- А я им вякнула, что после тебя в парикмахерскую закачусь... - замурлыкала
Наташа. - Ты говоришь: глупая, а я соображаю. - Пусть бегают, парикмахерских в
городе до фига...
Андрей обнял ее и шепотом рассказал о своем звонке в Москву.
Они проспали до вечера... Уже в темноте, не зажигая света, привычно собрали
чемоданы. Надо было теперь каким-то образом выбраться в аэропорт.
Андрей снова потащился на улицу, уже как бы протрезвевший, с больной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг