- Здорово!
- Это еще что, - хмыкнул Фатингар, молодецки оглаживая усы и заодно
обирая с них пену. - Я как-то на спор выпил целый жбан...
- Вас бы с одним моим другом познакомить, - усмехнулся Рангар. - Он
тоже горазд на такие штуки. Кстати, пару лет назад он служил в Дарлифе.
- Да? - заинтересовался Фатингар. - И как его зовут?
Тут осторожность вновь возобладала, и Рангар назвал первое пришедшее в
голову имя.
- Не припоминаю, - махнул рукой Фатингар. - Значит, ничем знаменит не
был. Это меня в форте, да и здесь, в Бране, каждый берх знает. Только
спроси кого о Фатингаре-Усаче... Я уже одиннадцатый год в этих краях лямку
тяну. Старый, так сказать, краснопустошец. - И с улыбкой пояснил, увидев
мелькнувшее в глазах Рангара недоумение: - Это от слов "Красная пустошь".
Даже в Бран порой долетает ее горячее зловещее дыхание.
Ландалина принесла пиво, и флаг-капитан предложил выпить за знакомство.
Рангар не стал возражать, и в течение двух тэнов они с Фатингаром
опустошили не менее пяти кувшинов пива - с ощутимым, естественно,
приоритетом старого краснопустошца.
Наконец Рангар спохватился, что Лада и Фишур уже заждались его и, поди,
переживают, и принялся прощаться. Прощание оказалось отнюдь не простым
делом и стоило ему еще двух, уже через силу выпитых бокалов и обещания
непременно заехать к Фатингару в гости, ежели судьба еще раз забросит его
в эти края.
Все же Рангару удалось выбраться из-за стола и не весьма твердым шагом
покинуть "Бездонную кружку"; с заметным трудом сориентировавшись, Рангар
отправился в гостиницу, вынужденно посетив все отхожие места, встреченные
им по пути. При этом каждый раз он испытывал ни с чем не сравнимое
блаженство и наконец постиг истину, что удовольствие от пивного возлияния
заключается не столько в питие пива, сколько в выпускании оного из
организма.
Ранним утром следующего дня Рангар, Фишур и Лада покинули Бран и
продолжили путь теперь уже на юг - туда, где за четырьмя сотнями лиг
Большого восточного тракта их ожидал, словно затаившийся в засаде зверь,
город Шумхар, восточный перекресток дорог Крон-армара. Никто из троих не
знал, что именно здесь готовится главный удар, который должен покончить с
ними со всеми, - но в первую очередь, конечно, с Рангаром.
Несколько лиг проделали в молчании - к сожалению, оно все чаще
набивалось им в спутники, и трое друзей все реже пытались избавиться от
непрошеного попутчика, словно надеясь таким образом заполнить возникшую
после смерти Тангора пустоту. Да и остались ли они друзьями после всего -
в том прежнем, чистом и благородном смысле, что был присущ их отношениям
после Валкара? Ведь тогдашняя дружба их была столь крепка и чиста, что
даже раскрытие инкогнито Лады не смогло поколебать ее в самой малой
степени - просто к дружбе четверых прибавилась любовь двоих. После Орнофа,
правда, между Рангаром и Фишуром произошло несколько стычек, но их вряд ли
можно было считать угрозой дружбе. Теперь же будто лопнули незримые
сверхпрочные связи, соединявшие их в одно целое, в непобедимый отряд, где
высокое мастерство и доблесть каждого удесятерялись безоглядной поддержкой
и помощью остальных. Рангар понял, что не он, а Тангор был душой их
отряда, своеобразным цементным раствором, соединявшим их в несокрушимый
монолит, и теперь, хотя отряд как боевая единица уцелел, монолит треснул,
обнажив зияющие бреши. И хотя внешне их отношения не изменились, каждый
чувствовал и понимал, что это, увы, не так, и гибель Тангора перевела эти
отношения в иное качество и в иную плоскость. Достаточно много
размышлявший об этом Рангар так и не смог ответить, чем грозит им эта
перемена и будет ли она прогрессировать, подобно злокачественной опухоли,
или же им удастся - хоть в каком-то приближении - вернуться на круги своя.
Во всяком случае он надеялся на это (иначе многое теряло смысл) и
постановил для себя приложить максимум усилий, чтобы сделать возможным это
возвращение. Вот и сейчас он первым дал решительного пинка под зад
невидимому четвертому спутнику - молчанию - и в юмористическом тоне описал
свое вчерашнее пивное возлияние в компании с флаг-капитаном Фатингаром ла
Норексом по прозвищу Фатингар-Усач. Однако попытка успеха не имела - Лада
лишь слабо улыбнулась, а Фишур высказался в том духе, что пиво гораздо
приятнее пить, чем слушать об этом, что немедленно и продемонстрировал.
Четвертый спутник, ненадолго изгнанный, вернулся.
Восточный тракт проходил по живописной местности, которую можно было
определить как лесостепь. Справа от тракта преимущество имел лес,
отдельные островки которого дальше к западу смыкались в необозримый массив
лесов долины Яанга, а слева деревья редели, рощи превращались в рощицы,
чтобы сойти на нет за восточным горизонтом и превратиться в выжженную
солнцем степь Красной пустоши. Дул пахнущий медом ветер, щебетали птицы, с
тракта почти полностью исчезли патрули и никто не докучал путникам
расспросами, но и эта идиллическая обстановка не могла вдохнуть настоящее
оживление в души Лады, Фишура и Рангара, хотя время от времени то один, то
другой, словно спохватываясь, пробовал заводить разговор, но поддерживался
тот вяло и вскоре как бы сам собой угасал.
Три дня пути прошли размеренно и без неожиданностей. Подъем с первыми
лучами солнца, активная тренировка с оружием, легкий завтрак и езда в
течение восьми тэнов практически без остановок, но и без особой
торопливости со средней скоростью пять лиг в тэн. Затем короткий привал на
обед и вновь восемь тэнов движения. За световой день они проезжали около
восьмидесяти лиг, что для обозов считалось неплохим результатом. Впрочем,
обозом один фургон и двух всадников можно было назвать с большой натяжкой.
Когда начинало темнеть, Рангар выбирал место для ночлега (обычно
удаленную от дороги шагов на двести - триста рощицу), фургон загоняли меж
деревьев и кустов и тщательно маскировали, Лада готовила холодный ужин
(горячую пищу они ели только в обед), и после вечерней трапезы, не забыв
позаботиться о тархах, укладывались спать. Точнее, укладывались двое, а
один оставался на вахте. Теперь дежурить приходилось и Ладе, хотя Рангар и
Фишур ухитрялись под разными поводами укорачивать время ее смены, чтобы
дать возможность девушке выспаться.
А на четвертый день пути обостренное чувство опасности позволило
Рангару первому почувствовать тень надвигающейся беды.
Колокольчик тревоги вначале звякнул едва слышно, да и тень скорее
угадывалась, чем ощущалась, и выглядела далеко не так зловеще, как перед
Холодным ущельем. Но имело место нечто, насторожившее Рангара, -
интуитивное надвидение _громадности_ тени и олицетворенной ею угрозы. Если
ощущение зла перед последней битвой носило направленный характер и легко
угадывалось, что зло это локализованно, сконцентрированно в одном
определенном месте, то далеко не так обстояло дело сейчас. Пытаясь
конкретизировать разницу, Рангар подумал, что подобным образом может
отличаться черная, устрашающе искрящаяся молниями грозовая тучка от
сплошного фронта многоярусной, неотвратимо надвигающейся облачности...
На следующий день, когда до Шумхара оставалось не более ста лиг,
неладное почуяли Лада и Фишур. К этому времени уже не колокольчики тревоги
- колокола смертельной опасности набатом гремели в душе Рангара, заставляя
болезненно сжиматься сердце. Тень уже закрыла горизонт и продолжала
наползать на мир.
Лада ни с того ни с сего начала испуганно озираться, вздрагивать, и
наконец не выдержала:
- Рангар, тебе не кажется, что за нами словно кто-то наблюдает...
ужасный, безликий... И еще: солнце ярко светит, на небе ни облачка, а
будто бы темнее стало... Аль мне чудится?
- Не чудится. Ладушка. К величайшему огорчению.
- Но что это, Рангар? - озабоченно задал вопрос Фишур. - Засада, как
тогда, в ущелье?
- Нет, пожалуй... Сдается мне, _это_ похлеще той засады, и только
теперь за нас взялись по-настоящему.
И словно вторя сумрачным словам Рангара, странным, неровным светом
замерцало кольцо на его руке. Но сейчас в нем совсем не ощущалось той
всесокрушающей мощи, уже приходившей на помощь Рангару и не раз спасавшей
его от гибели. Оно даже не потеплело, пугая Рангара несовместимым со
светом холодом. Неужели сейчас они столкнулись с такой СИЛОЙ, перед
которой может спасовать и его неведомый заступник и защитник? В памяти
почему-то всплыл рассказ Тангора о виденной им в детстве охоте черного
удава килькорбуа на ушастика. Тогда Тангор вспомнил об этом накануне битвы
в Холодном ущелье, ставшей последней битвой в его жизни. Почему он сейчас
подумал об этом? Образ дрожащего от ужаса пушистого зверька, идущего в
пасть громадной змее, представился вдруг так явно, что Рангар даже
зажмурился. Неужели он идет к _своей_ последней битве? Впрочем, как бы там
ни было, он не станет, как какой-то там зверек, дрожать от ужаса. Вот
только Лада... и Фишур... Им-то зачем гибнуть? И он вновь окажется виноват
в смерти двух людей, и не просто людей... любимой и единственного друга.
Рангар решительно остановил тарха.
- Дальше я поеду один, - произнес он, придав голосу максимальную
твердость.
Но, как оказалось, от него ожидали чего-то подобного. Лада спрыгнула с
козел, подошла к Рангару и снизу вверх пристально посмотрела ему в глаза.
- Моя жизнь оборвется в тот же миг, когда ты покинешь меня, - сказала
она, и такая спокойная решимость прозвучала в ее тоне, что Рангар понял:
Лада не шутит.
- Что касается меня, Рангар, то весь смысл моей жизни заключается
сейчас в возможности сопровождать тебя к той цели, к которой ведут тебя
высшие силы, - сказал Фишур. - Я верю в пророчество Калевана Дора и знаю,
что только на этом пути, где-то впереди, единственная возможность спасти
Ульму... и если ты лишишь меня этой возможности, то я, не задумываясь,
лишу себя жизни.
- Пойми, Рангар, - Лада положила руку на колено Рангару, - нам сейчас
нельзя расставаться. Судьбу не обманешь, а она недаром сплела линии наших
жизней в одну. Так что либо мы прорвемся и на этот раз, либо наши души
вместе улетят на небесный остров.
Если бы так, с тоской подумал Рангар, если бы так... А ведь может быть,
что он уцелеет _один_. И что тогда он скажет своей совести, чем
оправдается перед самим собой?.. Ведь он уже однажды остался один - в той,
прошлой жизни. Неужели он проклят некими высшими силами и у него такая
судьба _в любом из миров_?
Он спрыгнул с тарха и обнял Ладу. Девушка спрятала лицо у него на груди
и тихонько заплакала.
- Ну что ж... - сердце Рангара рвалось на части, когда он произносил
эти слова, - вместе так вместе. До конца.
И вновь зацокали копыта по каменным плитам, но теперь слышалось ему:
"Ги-бель, ги-бель..." Но тут же холодная ярость поднялась в нем из глубины
души, начисто сметая упаднические, погребальные мысли и чувства, с
которыми немудрено проиграть схватку, даже не вступив в нее. Нет, он будет
драться, мобилизовав все силы, все свое мастерство, за живых Ладу и
Фишура, за мертвого Тангора. За себя, демон побери. И как ни противна
стала ему насильственная смерть, как ни претит убийство, он будет убивать
- если не найдет другого выхода. Иногда зло можно победить, только
уничтожив его. А если он проиграет (в сознании метеором промелькнула
фразочка "Против лома нет приема")... Что ж, в этом случае он скажет,
умирая: "Я сделал все, что мог".
...Ну и занесло тебя, сказал чей-то голос из-за завесы, ты бы еще
вспомнил о "последней гордости солдата" или другом каком пафосном дерьме,
а что остается делать, возразил Рангар, настоящие воспоминания-то вы
украли у меня, они остались там, откуда ты говоришь сейчас, там, может, и
я бы думал по-другому, но я здесь, на Коарме, и мне надо выполнить ваше
дерьмовое задание, о котором я так толком и не знаю ничего, и постараться,
чтобы остались в живых Лада и Фишур, до и самому уцелеть не помешало бы,
хотя я и подозреваю, что вы выкинули какую-то гнусную шутку со мной и с
моей жизнью, а для этого скорее всего снова придется драться и убивать, а
ты хоть знаешь, хрен берхов, что такое _убить живого человека_, пусть даже
последнего негодяя, и кок это отвратительно и омерзительно, и страшно,
да-да, страшно, а если этот человек не негодяй, а просто выполняет приказ,
а так вполне нормальный, хороший человек, и у него есть семья, и он
кого-то любит и кто-то любит его, а ты его должен убить, чтобы спасти свою
шкуру или того, кого любишь сам.
Цокали копыта, светило солнце, но незримая тень уже закрыла полнеба.
Сумерки спустились, когда до города оставалось не более тридцати лиг.
- Будем располагаться на ночлег, - коротко произнес Рангар. Последние
несколько тэнов его не покидало предельное напряжение всех органов чувств,
восприятие обострилось настолько, что он слышал шорох насекомых в траве,
видел в вечернем небе за четверть лиги темные зигзаги крылатых ящериц
морайа, улавливал влажный, прелый запах от лежащего в двух лигах к западу
лесного болотца. И чувством, которому нет названия, он ощущал зловещую
Тень. Сейчас она уже закрывала все небо.
Исключительно тщательно выбирал на сей раз Рангар пристанище для
ночлега; остановился он на маленькой рощице слева от дороги всего в
семидесяти шагах от нее. Он сам замаскировал фургон, разыскал родничок и
сводил тархов на водопой; затем привязал их и положил перед каждым охапку
свежей душистой травы, будто что-то подсказывало ему, что этот раз -
последний, когда он может позаботиться об этих добрых и преданных
животных.
За ужином он попросил Фишура:
- Не пей сегодня, ладно? Завтра нам всем нужна будет ясная голова.
Фишур послушно спрятал флягу. Он тоже чувствовал, что завтрашний день
будет совсем особым, и пережить его будет очень трудно. Если вообще
возможно.
- Этой ночью будем дежурить только мы с Фишуром, - тоном, не
допускающим возражений, сказал Рангар. - Вначале я, затем Фишур, потом
снова я Ты будешь спать и постараешься как можно лучше отдохнуть Завтра
тебе понадобятся все твои силы.
- Да, Рангар, - едва слышно откликнулась девушка. Вот уже вторые сутки,
как будто бы чья-то беспощадная рука сдавила ей сердце, да так и не
отпускала. Такого она не испытывала даже перед Холодным ущельем.
...Уже засыпая, она отдернула полог фургона, словно повинуясь какому-то
внутреннему толчку.
Облитый призрачным изумрудным светом взошедшего Гор-Туарма, Рангар
сидел в странной позе с поджатыми и скрещенными ногами и вертикально
соединенными перед грудью ладонями. Глаза его были устремлены вверх, такие
же темные и бездонные, как и небо, которое в них отражалось.
Утром она застала его в том же положении, похожего на каменное изваяние
в сером мареве рассвета, и рука, не отпускавшая ее сердце, сдавила его еще
сильнее.
Но тут Рангар взглянул на нее, улыбнулся, и глаза его вспыхнули
нежностью:
- Проснулась, Ладушка? Ну и славно.
И страшная чужая рука отпустила сердце, и оно забилось вольно и ровно,
разве что чуть учащенно, разгоняя застывшую кровь по жилам; и впервые
после смерти Тангора настоящая, а не наигранная улыбка осветила ее лицо, и
она потянулась к Рангару, как цветок к солнцу.
...В это утро Рангар любил ее с такой доселе невиданной страстью, с
таким самозабвением, что потом, когда они лежали в объятиях, обессиленные,
ей даже стало страшно.
Потому что это было словно в последний раз.
В эту ночь Рангар почти не спал. А когда все же прикорнул на
тэн-другой, сон словно был не сон, потому что спало тело, а дух
бодрствовал, и в распахнутые шлюзы сознания вольно проникали странные
мыслеобразы, но все-таки законы сна диктовали свое, и эти образы не могли
восприниматься и трактоваться адекватно, и поэтому когда он проснулся, то
вертящиеся в голове знакомо-незнакомые слова "монохроматическое
излучение", "колебание в противофазе", "интерференционное затухание"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг