нашу боевую энергию перед рискованным походом в тыл врага.
- Снимаю возражения, - сказал я.
- Тогда разработаем ценник денежных выплат за боевые успехи, - сказал
Гамов. - Я раздавал деньги по наитию. Надо установить теперь, чего
объективно стоит каждый успех в бою. А завтра развесим ценник во всех
полках, чтобы каждый знал, на что рассчитывать.
- Прейскурант цен на геройские подвиги, - невесело пошутил я. Это
была моя последняя попытка иронизировать над включением банковских
кредиток в штатное вооружение дивизии.
- Меня денежные ценники не интересуют, пойду организовывать разведку,
- объявил Павел.
Вместе с ним ушли в свои подразделения и другие офицеры. Остались
Гамов, Пеано, Гонсалес и я. Гамов вписывал в лист бумаги наименование
подвига и объявлял цену. Он уже заранее продумал каждую цифру. Мы сразу
согласились, что за трофейную машину, уничтоженную или сильно
поврежденную, надо платить в два раза меньше, чем за целую или требующую
небольшого ремонта. То же и для всех видов ручного и стационарного
вооружения. Но когда перешли к живой силе, разволновался Аркадий Гонсалес.
Я уже говорил, что этот долговязый майор, наш второй оператор, работал с
картами добросовестно, но показывал непостижимое равнодушие к реальной
сути своих разработок. Он признавался, что ненавидит войну. Такое
отношение к своей службе - а его службой было планирование военных
операций - не могло способствовать ее успеху. Между тем, у нас не было
нареканий на квалификацию его боевых наметок. Но если можно было не
высказывать своего мнения на советах, он неизменно молчал. А сейчас
разбушевался.
- Вы предлагаете платить за убитого врага в пять раз меньше, чем за
пленного? Никогда не соглашусь! - кричал он. - Убитый больше не встанет.
Его смерть - облегчение для нас. Древние говорили: убитый враг хорошо
пахнет. А пленный? Это же обуза! Корми, лечи, охраняй! И он потенциально
опасен, ибо может вырваться и опять пойти на нас. А вы хотите платить за
потенциального убийцу наших солдат впятеро больше, чем за того, кто уже не
нанесет нам никакого вреда? Это же абсурд!
Гамов возразил:
- Враги такие же люди, как и мы. Большинство из них насильно погнали
воевать, они не ответственны за войну, хоть и страшны для нас, когда
воюют. Я повышаю плату солдату, берущему врага в плен, за то, что он
сохранил человеческую жизнь. Вывел из строя врага, но спас человека.
Гонсалес, вы часто говорите, что ненавидите все формы войны. Убийство не
ликвидирует войны, за убитого будут мстить. За пленного не мстят. За то,
что сохраните пленному жизнь, будут благодарны. Если враг знает, что мы
только убиваем, он и в безвыходной ситуации отчаянно сопротивляется и сеет
смерть в наших рядах. А если узнает, что мы платим нашим солдатам за
сохранение жизни больше, чем за убийство, то разве тогда ему, попавшему в
трудное положение, не захочется самому пойти к нам с поднятыми руками,
чтобы разделаться с опостылевшей войной? Это же логика, Гонсалес! Не
только простая человеческая логика, но и военная! Как же вы этого не
понимаете?
Мы с Пеано поддержали Гамова.
Гамов прочел вслух ценник денежных наград за боевые подвиги:
"1. Захват водолета 2000000 калонов
2. Уничтожение водолета 1000000
3. Захват электроорудия 200000
4. Уничтожение электроорудия 100000
5. Захват ручного вибратора 10000
6. Уничтожение ручного вибратора 5000
7. Захват автомашины 20000
8. Уничтожение автомашины 10000
9. Захват метеогенератора 4000000
10. Уничтожение метеогенератора 2000000
11. Захват генерала в плен 500000
12. Уничтожение генерала 100000
13. Захват офицера в плен 50000
14. Уничтожение офицера 10000
15. Захват солдата в плен 1000
16. Уничтожение солдата 200
17. Раненому за ранение 2000
18. Наследникам убитого 10000
Захват и уничтожение остального боевого снаряжения и материалов, не
упомянутых в настоящем списке, оценивается каждый раз особо - с учетом
важности его для успеха в бою"
- Вот и перешли к неклассическим методам войны, - сказал я. И на этот
раз не иронизировал.
- Это только начало нашей войны против войны, - отозвался Гамов.
Все мы - и я, и Пеано, и Гонсалес, а до нас еще Павел Прищепа - уже
искренно поддерживали то новое, что вносил Гамов в методы войны. Он мог
уже и тогда назвать нас своими учениками. Но ни один из нас и отдаленно не
догадывался, до каких границ продумал он эти "неклассические методы
войны", какие поставил себе исполинские цели и с какой опаляющей энергией
будет их добиваться.
7
Трудно передать возбуждение, охватившее всю дивизию, когда расклеили
"Ценник подвигов".
И первым, кто взволновался, был наш старый генерал Леонид Прищепа. Он
ожидал, что наутро мы представим ему диспозицию похода на север в тыл
противника. А ему положили на стол роспись выплат за воинские успехи. Он
промолчал, когда Гамов роздал солдатам малую толику захваченных денег -
чего на войне не бывает, опытный военный умеет на многое закрывать глаза.
Но превратить маленькое вынужденное исключение в новый метод ведения
войны? Скрепить этот неслыханный метод своей подписью? Вы белены объелись?
Да никогда, говорю вам!
И как мы ни убеждали, он не пошатнулся.
- Приказ о наградах за подвиги подпишу я, - сказал Гамов. - Ведь это
моя идея, буду отвечать за нее.
Перед вывешенным списком не рассеивались солдаты. Одни читали вслух,
другие переписывали цифры. В палатках толковали только о наградах за
боевые успехи. К начальнику охраны машин с деньгами подошло несколько
солдат - возможно из тех, кто недавно пытался захватить их силой, - и
сказали:
- Ребята, в случае чего - кричите нас на подмогу. А то шантрапа
разграбит, и после боя будет нечего получать.
А на электробарьере два солдата, сидя на баллонах со сгущенной водой,
делились мечтами - я стоял неподалеку и услышал:
- Приобрету домик, - говорил один. - Теперь на войне заработаем, не
прежнее - голову сложи либо в госпиталь... Вышлю домой награду, пусть
подыскивают домик.
- А если голову сложишь до награды? - поинтересовался второй.
- И за смерть мою получат не один похоронный листок.
Не только я прислушивался к солдатским разговорам. Все командиры
докладывали, что солдаты уже сердятся, чего медлим, почему теряем
драгоценное время в обороне? Генерал Прищепа приказал распустить слух, что
к нам на выручку идет армия. В слух поверили, меня спрашивали, скоро ли
рванем навстречу? Я отговаривался, что определенно не скажу, но скоро
соединимся со своими - это была не та правда, в какую верили солдаты, но
все же правда. Открыто лгать было стыдно.
Между тем, противник методично окружал дивизию. На другом берегу
Барты неприятельские части занимали оборону, готовили засады. Враг вел
себя нагло и беззаботно - заводили веселую музыку, ночами лезли купаться.
Нас провоцировали на бесцельный обстрел. Но мы не тратили снаряды на
уничтожение декораций. Неприятель не собирался штурмовать нас с запада. Он
не знал, что мы сами намерены устремиться туда, откуда недавно с тяжелыми
боями брали Барту. Родеры - отличные воины, но пленники заранее
разработанных планов - и на этом всегда можно сыграть.
Пленная дивизия двигалась пешком тремя отрядами. Аэроразведчики
показывали, что тяжелого вооружения неприятельская охрана не имеет - ни
одного электроорудия, не говоря уже о метеогенераторах. Большого
сопротивления удару всей нашей дивизии охрана пленных оказать не могла.
Зато неприятель мог увести колонны пленных назад, под защиту основных сил,
готовящихся с фланга атаковать наши позиции на Барте либо прорваться
дальше нас в свой тыл. Ни того, ни другого нельзя было допустить.
Пеано предложил разделить нашу дивизию на два полка с мобильным
оружием и группу уничтожения из двух полков с тяжелым снаряжением. Полки
прорыва форсируют Барту и, не ввязываясь в затяжные бои, устремляются
вперед. Задача левого полка - закрыть неприятелю путь в свой тыл. Задача
правого полка - преградить дорогу обратно. Сила полков прорыва
неодинакова. Родеры, встретив препятствие впереди, не бросятся сразу
назад, поспешное бегство не в их характере. Они попытаются разметать
неожиданную затычку. Бои левого полка наверняка будут ожесточенными и
долгими. Задачу правого полка можно выполнить меньшими силами - бегство
назад произойдет лишь после разгрома, когда неприятель будет сильно
ослаблен. Основную задачу по разгрому неприятеля и спасению пленных
выполняет группа уничтожения.
Командование левым полком прорыва, продолжал Пеано, возлагается на
майора Семипалова, правым полком командует капитан Прищепа со своей
разведывательной группой. Отряд уничтожения возглавляет полковник Гамов.
Генерал Прищепа координирует боевые действия всех отрядов.
- Возражений нет? Замечания? - спросил генерал. - Капитан Прищепа,
доложите, как отводят в тыл пленных.
Движение пленных "крылышек" третий день совершается по тридцать лиг в
сутки. Спустя двое суток пленная дивизия подойдет по шоссе на самое
близкое к нам расстояние, потом станет удаляться. До этого ближайшего
пункта после прорыва обороны врага на противоположном берегу Барты левому
полку полные сутки хода. Выступать нужно завтра к ночи или послезавтра
утром.
- Завтра к ночи, - сказал я. - В темноте легче проскользнуть в тыл.
- Солдатам надо сказать, что цель сражения не та, о какой ходили
слухи. И что они идут на спасение братьев, а не просто выручают себя, -
сказал Гамов. - Только ясное понимание операции способно мобилизовать
духовные силы. Сегодня обращусь к ним сам.
Когда Прищепа распустил военный совет, я сказал его сыну:
- Павел, удели мне парочку своих ребят с их инструментарием. В такой
операции, да еще ночью, тыкаться сослепу...
- Во всех отрядах будут мои разведчики. А тебе, Андрей, передаю
дубликат моего личного приемо-передатчика. То, что я скажу, сможешь
услышать лишь ты. И один я буду слышать тебя. Перехват наших переговоров
исключен.
- Всем бы начальникам вручить такие передатчики, - сказал я, принимая
металлическую коробку, похожую на портсигар. На крышке стояло число 77.
- Будут, - сказал Павел, - но пока нет. Новое изобретение.
Обращение Гамова к солдатам я услышал, примостившись на склоне
электробарьера. Обслуга орудия сгустилась у репродуктора на сосне. Гамов
начал с того, о чем уже все знали: добровольная дивизия "Золотые крылья"
не вынесла удара неприятельских сил. Сейчас всю ее, обезоруженную, гонят
во вражеский тыл мимо наших позиций. Слухи о том, что на помощь к нам идет
целая армия, не подтвердились. В этих условиях командование дивизии
"Стальной таран" решило прорываться туда, где нас никто не ждет и где
оборона врага всего слабей - во вражеский тыл, на освобождение пленных
братьев. Соединившись с ними, мы станем много сильней и сможем нанести
новый удар в любом месте, где враг не оборудовал прочной обороны, чтобы
там выйти к своим.
И Гамов закончил:
- Командование уверено, что каждый исполнит свой воинский долг!
Солдаты, не стесняясь моего присутствия, комментировали новости:
- Покинули нас! - кричал один солдат о командовании фронта. - Списали
в расход. Предатели, не лучше патинов! "Крылышек" предали, теперь нас!
Другой поддерживал:
- Ребята, воротимся - неужто смолчим? Полжизни бы отдал, чтобы
выложить маршалам и министрам, что думаю о них!
Но были и другие разговоры.
- Правильно - выручим своих! Отобьем - и станем сильней.
- Есть, есть у наших командиров мозги! - восхищался солдат с громким
голосом, перекрывающим все другие голоса. - Нас спланировали прихлопнуть
на Барте, а мы, нате вам, пошли куролесить по их тылам. И своих отобьем!
Толковые командиры, вот мое мнение!
К вечеру мой полк прорыва скрытно сконцентрировался на обратных
скатах электробарьера.
На электробарьер явился Гамов - командовать отсюда выходом в тыл
врага основной массы дивизии. Темнота наступила около восьми вечера. В
восемь пятнадцать ударили все орудия электробарьера. Что противник будет
захвачен врасплох, мы не сомневались. Но что ему, как мы узнали потом,
будет нанесен сразу огромный ущерб, и думать не могли. Прошло минут
десять, прежде чем неприятель наладил противобатарейный ответ. Он бил по
хорошо защищенным орудиям, а не по заросшему кустарником берегу, куда уже
перебазировался полк прорыва. Гамов вначале сконцентрировал обстрел на
узком участке другого берега - проложил свободную полосу среди вражеского
окружения. Такую же полосу Гамов проделал и на другом участке - для Павла
Прищепы, а когда мы уже переправились, рассредоточил обстрел.
В девять часов я начал переправу, в половине одиннадцатого весь полк
сосредоточился на другом берегу. И мы начали марш в глубину. Но еще до
того, как последний солдат полка высадился на неприятельский берег, меня
изумило еще не виданное явление. Ветра в тот вечер не было, а лес качался,
как в бурю. Я обхватил молодую сосенку, она дрожала и вырывалась из рук,
как живая. Она вся вибрировала, тонко звеня вершиной. Я видел, как
метались люди, пораженные вибрацией, как они кричали и гибли от резонанса,
если на них не набрасывали противорезонансную одежду. Но что и дерево,
пораженное виброосколками, способно так же мучиться, так же болезненно
трястись, выдавая свои страдания лишь тихим звоном кроны, и не подозревал.
Я постоял около сосны и отошел к солдатам. Я не мог ей помочь -
противорезонансной одежды для деревьев пока не создано. Потом я часто
думал, удалось ли той сосенке выжить после жестокой вибрации или
насильственный резонанс погубил ее так же верно, как губил человека.
Доныне не знаю ответа.
Дорога во вражеский тыл была свободна. К полночи полк уже был в
десяти лигах от Барты, сделали первый привал. Позади грохотали орудия
электробарьера, им отвечала подоспевшая вражеская артиллерия.
К рассвету полк осилил полдороги. Я колебался, дать ли дневку или
продолжать поход. Нигде не было и следов противника. Зато мы заметили три
водолета, пролетевших в стороне и, по всему, не подозревавших о нашем
существовании. Я засмотрелся на красиво плывущие в воздухе машины. Мы
знали, что Кортезия приступила к массовому их производству, и у нас
готовились их производить, но над полями сражения они пока появлялись
редко.
Я вызвал Павла по врученному мне приборчику. Голос Павла звучал так
чисто, словно он стоял рядом. Я сказал, что если продолжить поход без
остановки, то к вечеру подойдем к дороге, по какой конвоируют пленных. Но
боюсь открыто двигаться при свете дня.
- Можешь спокойно идти, - сказал Павел. - В окрестности твоего полка
население давно эвакуировано, а вражеских частей и в помине нет.
- Где ты находишься?
- На рассвете форсировал Барту. К шоссе подойду завтра.
- Гамов переправился?
- Он ведет бой уже с трех сторон. Он не торопится прорываться, чтобы
дать возможность нам укрепиться для перехвата пленных. Когда Гамов решит,
что пора действовать, он легко опрокинет противника впереди и еще легче
оторвется от тех, кто наседает на флангах. Между прочим, охрана пленных не
догадывается, что мы готовимся блокировать их колонны. Они шествуют
неторопливо, с песнями и музыкой.
- Меня смущает беспечность врага.
- Радуйся его беспечности!
Я дал команду двигаться и днем.
К ночи мы подошли к шоссе, где шла пленная дивизия. Солдаты валились
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг