женщин-ораторов награждали аплодисментами, но, в общем, не поддерживали.
Референдум, по существу, шел не о президенте, а о том, быть миру или
продолжать войну, а измена женщин их недавнему кумиру воспринималась с
улыбкой. Так же и правительство восприняло женский демарш - это, Гамов был
прав, стало крупнейшей ошибкой Аментолы.
Все разительно переменилось уже на другой день.
Норма Фриз объявила, что результаты референдума она сама во главе
женской делегации вручит правительству. Ни один мужчина не удостоился
делегирования - только женщинам разрешалось посетить прием во дворце. Но
уже за час до появления делегации у дворца собралось множество веселых
мужчин, некоторые несли в руках роскошные букеты - вручать своим подругам
после того, как они покинут дворец. Шел первый месяц зимы, время не для
цветов, но все оранжереи и сады опустошили - цветов в руках у мужчин было
больше, чем в любой весенний праздник. Часы шли к трагедии, а всем
участникам церемонии еще мнилось, что совершается веселье.
Радон Торкин в женской делегации не было. Ее сочли слишком
воинственной, а приход во дворец мыслился операцией мирной - он должен
знаменовать единство всех кортезов. И Норма Фриз, возглавлявшая делегацию,
обычно скромно одетая, выступала в роскошном цветастом платье, она
украсила себя и гарнитуром темных камней. Женщин было всего двадцать, и
все, разодетые, как на бал, по одной выходили из водохода, подошедшего ко
дворцу, и поднятием рук отвечали на приветствия, смех, веселые пожелания
успеха от мужчин, двумя плотными шпалерами выстроившихся на подходе.
Норма Фриз с декларацией в руке подошла к воротам. Двери раскрылись,
наружу вышли два офицера. В глубине двора виднелись ряды вооруженных
солдат. Обстановка показывала, что обитатели дворца, в отличие от
гогочущих мужчин на улице, отнюдь не расположены считать приход женщин
развлекательной сценой. Норма Фриз потребовала президента, чтобы вручить
ему заявление о всенародном недоверии. Один офицер взял в руки микрофон,
голос его разнесся по рядам собравшихся.
- Президента не интересуют ваши декларации. Он занят более важными
делами.
- Тогда пусть явится его полномочный представитель - взять у нас
декларацию недоверия президенту! - настаивала Норма Фриз.
Ответ офицера был категоричен:
- Никто к вам не явится. Никто вашей декларации не возьмет.
- И вы не возьмете?
- И я не возьму. Мое дело держать оружие, а не писульки.
Норма Фриз обернулась к своим делегаткам. В толпе оживленных мужчин
вдруг установилось молчание. Мужские шпалеры стали сдвигаться поближе к
женщинам. Норма Фриз с обидой воскликнула:
- Вот как относятся к женщинам военные слуги президента. Даже
говорить с нами не хотят!
Одна из делегаток, высокая красивая девушка с длинными кудрями,
эффектно уложенными на плечи, выдвинулась вперед.
- Мы пройдем силой. Пустите! - крикнула она офицеру.
- Запрещаю! - сказал офицер. - Ни одна не пройдет во дворец. А будете
прорываться, применю силу.
Вот в этот момент в молчаливой толпе мужчин пронесся первый, еще
глухой гул. Шпалеры сдвинулись тесней. Солдаты во дворе стали продвигаться
к воротам. Высокая девушка гневно крикнула:
- Все равно пройдем! Попробуйте применить силу!
Она оттолкнула офицера и шагнула за ворота. За ней метнулось еще
несколько женщин. Офицер схватил девушку за руку, другой дернул ее за
платье. Она рванулась, платье разорвалось. Первый офицер толкнул ее в
грудь. Удар был сильным, она пошатнулась, но устояла. И повернувшись к
толпе, ухватив разорванное на груди платье, с рыданием прокричала кому-то:
- Твою невесту бьют, а ты смотришь!
Из толпы, свирепо расталкивая соседей, вырвался рослый парень с
огромным букетом в руках. Он метнул букет в офицера, порвавшего платье на
его невесте, и сразил кулаком другого. На него навалились набежавшие
солдаты, он разметал их и снова бросился на обидчика невесты. Офицер
выхватил импульсатор. Сухой треск, усиленный микрофоном, отчетливо
разнесся над толпой, парень, уже сраженный, успел выхватить импульсатор и
повернуть его на офицера - оба рухнули под ноги солдат. Женский отчаянный
визг потонул в яростном вопле мужчин. Толпа всей массой бросилась на
солдат.
Женщины, вытесненные на тротуары, с плачем убирались подальше,
озверевшие мужчины сорвали ворота. Солдаты опасались в толчее выхватывать
импульсаторы, да и приказа не было, а оба офицера, бездыханные, попирались
ногами толпы. Разъяренные мужчины брали массой, один за другим солдаты
валились наземь либо бежали в глубину сада и прятались во дворце. Какой-то
мужчина вскочил на садовую скамью перед операторами стерео - те одни не
поддались ни панике, ни ярости - и дико вопил:
- Наших женщин избивают! Мужчины мы или не мужчины? Все прекращайте
работу! На улицу!
Из сада с обеих сторон дворца выползли, натужно ревя, бронированные
водоходы. Ни один не стрелял, на это у правительства хватило ума. Они
напирали на толпу, вытесняя ее наружу. На них карабкались, плевали в
прорези машин, но уже скоро во дворе не осталось ни одного вторгнувшегося
мужчины. Опрокинутые ворота подняли и захлопнули. Солдаты снова высыпали
из помещений. Неподвижные водоходы сторожили ворота, готовые к новой
схватке с толпой. Толпа рассеивалась. Мужчины кучками провожали делегаток,
высокая девушка, первая завязавшая сражение во дворце, шла под охраной
доброго десятка мужчин, и то рыдала, что ее жениха больше нет в живых и
она повинна в его смерти, то громко проклинала солдат президента и его
самого. А тело жениха водрузили на открытую машину, куда забрались еще
несколько раненых, и везли с криками по улицам.
Отчаянный призыв мужчины остановить все работы и выйти на улицы
защищать женщин услышала вся страна. О делегации к президенту оповещали
заранее, о том, что церемония вручения декларации будет показана по
стерео, тоже знали. И еще не завершилась схватка во дворце, как загудели
заводы столицы, и их призывный рев подхватили все сирены, все уличные
гудки, все клаксоны. Не прошло и часа, как вся страна гудела, свистела и
клаксонила. А потом каменное молчание опустилось на города и села. Все
остановилось - производство на заводах, движение на улицах, занятия в
школах, торговля в магазинах.
Великая забастовка сковала Кортезию.
И сразу стало ясно, что простой остановкой работ не ограничится.
Страна созрела для великих перемен - и они приближались.
Прищепа докладывал нам, что президент Аментола непрерывно заседает с
министрами и генералами - вырабатываются решения. Что они будут важными, а
не отвлекающими внимание и не канализирующими общественные страсти на
пустяковые перемены, явствует из того, что помощники президента
запрашивают о настроениях на заводах, в казармах, в клубах; о каждом
сборище на улице, каждом митинге на площадях сообщается правительству. В
армии и на флоте объявлена повышенная готовность.
- Не исключаю, что президент готов подавить народное возмущение
военными средствами, - суммировал свою информацию Прищепа. - Он все же не
из тех, кто пугается женских истерик.
- А если в истерику впадут и мужчины? - спросил я.
Прищепа не исключал такой возможности, но считал ее маловероятной.
Бастуют в Кортезии все, но политической программы не выдвинули.
Господствуют эмоции, а не программы. Женщины негодуют, что правительство
не пожелало с ними считаться, и с прежним жаром требуют отставки недавно
любимого президента. Но кандидатура Нормы не муссируется. Вряд ли ее
поддержат мужчины, если Аментола и уйдет. Забастовщики требуют, чтобы
президент извинился перед женщинами, сам взял из их рук петицию о своей
отставке, а вот уходить ли досрочно, пока его дело. И это нечто совсем
иное, чем требование немедленного мира, пока такое требование остается
только за женским движением.
- Если Аментола наберется ума публично и достаточно искренно
попросить прощения у женщин, то волнение рассосется, - докладывал Прищепа
и добавил: - Он, правда, пока не показывает смирения, а всеобщая
забастовка уже наносит урон самим бастующим - в квартирах не хватает тепла
и света, магазины открылись, товары мгновенно расхватываются. Идет борьба
нервов: у кого крепче, тот и возьмет верх.
В резиденции Нормы Фриз - одна из богатых ее поклонниц предоставила
ей для политики свой особняк - каждый день собираются не только женщины,
но и мужчины: бастующие присылают своих представителей, чтобы выработать
единую линию. Но главенство остается за женщинами, они по-прежнему
заводилы смуты, а от мужчин требуют только поддержки, а не инициативы. На
время пропавшая в тени Радон Торкин снова бесчинствует на ярком свету,
сплачивая вокруг себя все больше женщин. Она требует ни много ни мало, а
смерти президента - в том случае, конечно, если он немедленно не уйдет. И
кликушествует, как уже не раз заявляла, что готова в любой момент
соединить в своей особе функции обвинителя, судьи и палача. Ей нужна
только поддержка - смять охрану президента, чтобы прорваться во дворец, а
уж там, с глазу на глаз с Аментолой, она не потеряет решимости. И она
демонстрирует зрителям крохотный, специально для нее изготовленный
импульсатор и на нем надпись: "Последний аргумент против Аментолы".
- Если еще недавно ее пассажи лишь вызывали усмешки и привлекали
любопытных, - сообщал Прищепа, - то сейчас определяются сторонники,
готовые на все. И это уже не группа, а отряд боевиков, которых прибывает
ежечасно. На последнем митинге она страстно кричала в толпу: "Мужчины, у
вас последний шанс реабилитировать себя - перестаньте трусить и идите за
мной!" И ее поддерживали одобрительными криками.
- Митинг был на улице, Павел?
- У дома, где Норма Фриз устроила свою резиденцию. Кстати, и с ней
перемены. Чувствуется, что она обижена пренебрежением президента. Когда
она возглавляла Администрацию Помощи пленным, он отзывался о ней как о
великой кортезианке, принял во дворце, обнял и пожал руку.
- Тогда она не требовала его отставки. Он тоже чувствует себя
обиженным.
В настроении кортезов перемены совершались по-иному, чем мы ждали.
Негодование против недостойного поведения президента с женщинами оттеснило
политическую суть события. Женщины, забывая, что они требовали мира,
теперь настаивали, чтобы президент извинился перед ними, - и как-то
получилось, что извинение его стало всем важней и его отставки, и отказа
от продолжения войны. Забастовка не прекращалась, но о том, что война идет
и подготавливаются новые грандиозные сражения, как-то перестали говорить.
Личность президента заслонила собой все поля сражений.
Я посовещался с Вудвортом.
- Все идет закономерно, - сказал он. - Вы снова не поняли психологию
моих бывших соотечественников. Кортезы - индивидуалисты. Для вас великие
события истории значительны сами по себе, вы абстрагируетесь от личностей.
А кортезы персонифицируют историю в фигурах ее деятелей. Наберитесь
терпения, Семипалов.
Мне показалось интересным, что в дни всеобщей забастовки вдруг
прекратились все террористические акты. Было впечатление, что добровольные
слуги Гонсалеса забыли о своем выгодном ремесле и дружно присоединились к
общему отказу от работы, заменив импульсаторы и мины на уличный рев против
недостойного обращения Аментолы с женщинами. Логика такого явления не
укладывалась в моем сознании.
Кипение страстей в многочисленных комнатах резиденции Нормы Фриз все
накалялось, толпы у ее дома становились все гуще, мужчин появлялось там
все больше - подходил час разрядки всеобщего напряжения. Норма Фриз
объявила второй поход к президенту. На этот раз не для вручения петиции об
отставке Аментолы, а для реального удаления его из дворца.
Стерео Кортезии передало ее новое обращение - уже не к одним
женщинам, а ко всему народу:
- Мы не знаем, на что решится теряющий спокойствие и разум президент!
Я не исключаю, что нас встретят молнии импульсаторов, что нас пойдут
давить военные водоходы. В прошлый раз Аментола побоялся встретиться с
нами. Сейчас он может набраться храбрости расправиться с нами. Нас это не
остановит. Если иного выхода не будет, мы пойдем на приступ президентского
дворца. Зову всех жителей страны поддержать нас и разделить нашу участь.
Вот такую решительную команду отдала Норма Фриз своим сторонникам. И
уже за день до нового похода в столицу стали прибывать жители других
городов. Радон Торкин, отстраненная от прежней делегации, вышла на
авансцену. Она создала свой особый отряд и поставила его во главе общей
процессии. И один взгляд на ее спутников - не только женщин, но и мужчин -
показывал, что разговорами дело не ограничится. Передовая группа Радон
Торкин была военным отрядом, все носили какое-либо оружие, многие были
даже с армейскими пистолетами-вибраторами старых моделей, в армии уже
списанных, но еще вполне пригодных разлучить душу с телом, если попасть в
тело. Ручной вибратор - штука громоздкая, картина была довольно забавная:
молодые женщины, сгибающиеся под тяжестью боевых аппаратов, - только
сомневаюсь, что даже у тех, кто созерцал эту картину по стерео, возникло
веселье, слишком уж неигрушечными были эти игрушки. Зато в мужской толпе,
заполнившей все подступы к правительственному дворцу, вибраторов я не
увидел - наверное, опасались, что полиция отберет их еще на подходе ко
дворцу, но что половина мужчин вооружена карманным оружием, сомнения не
было: толпа готовилась дать отпор войскам, если они нападут на женщин, в
нестройной схватке карманные импульсаторы еще эффективней вибраторов.
Радон Торкин, артистка не только по недавней профессии, но и по
призванию, постаралась превратить второй поход во дворец в красочное
театральное действие. Она шла впереди колонны, вышедшей из дома Нормы
Фриз, размахивала импульсатором над головой и выкрикивала не то призывы,
не то проклятия - в общем гуле слова пропадали. Вероятно, она
догадывалась, что улица не театральный зал и крики ее разберут только
близкие соседи, и потому дополняла слова еще и командными жестами - все ее
спутники в передовом отряде дружно кричали, когда кричала она, отвечали ей
воплями ненависти к президенту. И она, конечно, позаботилась о своей
внешности - длинные ее волосы были старательно растрепаны, грим на впалых
щеках рисовал мертвенную бледность, наведенные черным глаза свирепо
горели. Если раньше она только походила на ведьму, то сейчас была
подлинной ведьмой, предводительницей бесовского воинства, достойной
подругой Верховного Сатаны на хорошо организованном шабаше.
Отряд ее двигался неистовой орущей толпой, а за ним, держа отчетливую
дистанцию, шествовала Норма Фриз в окружении своих сторонников. Здесь не
раздавалось диких криков, не взметывались на головами руки, никто не
размахивал оружием - Норма помнила, что ее собираются выдвигать в
президенты, надо сохранять чинность, чтобы не умножать противников при
голосовании. Вокруг Нормы Фриз теснились мужчины, я всматривался в них,
стараясь заранее постигнуть, на что они способны. Они способны на все,
показывали их нахмуренные, злые лица и то, что многие не вынимали рук из
карманов - сжимали приготовленные к бою импульсаторы. Они шли не защищать
свою руководительницу от охраны дворца, они готовились требовать, а не
упрашивать. И я, разглядывая их угрюмые лица, предчувствовал, что близится
тот решающий взрыв событий, какой предвещал Джон Вудворт.
А к двум колоннам, шедшим от дома Нормы Фриз, присоединилась уличная
толпа. К отряду Радон Торкин пристало немного, на него больше любовались,
чем стремились влиться в его орущие ряды, но окружение Нормы Фриз
удваивалось с каждым кварталом. Ко дворцу подошли уже не сотня, а тысячи
человек - воинское соединение, готовое к схватке, так показало нам стерео
Кортезии. И колонну, приблизившуюся к воротам, тут же умножила вся
собравшаяся в окрестностях толпа. Я видел, как многие вынимали из карманов
импульсаторы, в последний раз проверяя, правильна ли настройка на разряд,
и снова - до поры - прятали. Не знаю, сознавали ли две руководительницы,
на что ведут толпу, но толпа готовилась к драке за них.
Охрана дворца настроилась на отпор. К вооруженной страже, оснащенной
лишь личным оружием, добавились войска. Два ряда водоходов выстроились на
центральной аллее, нацелив стволы своих вибраторов на дорогу. Из люков
машин выставились их командиры - выжидали приказа из дворца, чтобы нырнуть
вглубь и начать боевой обстрел. У меня стеснилось сердце. Две женщины вели
толпу, распаленную негодованием и жаждой мщения. Их были тысячи, орущих и
кипящих от молчаливой ярости мужчин. А им противостояло два десятка машин
с исполнительными операторами и хладнокровными командирами, послушными
только приказу. Силы были слишком неравны, я лучше всякого другого мог это
понять. И осатанело распатланная старуха Радон Торкин и
исступленно-спокойная Норма Фриз даже и отдаленно не представляли себе
реальной раскладки сил. Одно, только одно еще оставляло надежду на
благоприятный исход. Амина Аментолу до сих пор никто не мог упрекнуть в
глупости, да и в ненужной жестокости его не укоряли. Вся эта масса
прихлынувших ко дворцу людей была обречена на быстрое и беспощадное
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг