можно будет увидеть следы разумной жизни на планете.
Я спросил его о курсе корабля.
- Курс в плоскости эклиптики,- ответил он четким языком доклада.- Мы
только что прошли орбиту самой отдаленной планеты.
- Вот как! Выходит, мы уже внутри планетной системы. Сейчас возможны
встречи с кометами и метео-ритами. Надо быть особенно осторожными.
Передайте это Тари-Тау. И пусть он сейчас стихи слагает не за пультом
управления, а у себя в каюте. А локатор теперь же переведите с ручного
управления на автоматическое, на фиксацию метеоритов.
Рука Али-Ана потянулась к тумблеру переключения. На экране исчезло
изображение Голубой. Локатор стал шарить в пространстве в поисках опасных
метеоритов.
На экране появилась точка, отливающая тусклым светом.
- Вот и метеорит,- сказал я.
Мерцающая точка вначале металась в разные стороны, но вскоре замерла в
центре экрана. Электронно-вычислительный мозг, соединенный с локатором,
быстро определил массу и орбиту метеорита. Тот, видимо, был далеко в
стороне, так как автопилот никак не реагировал на него и корабль не
изменил курса.
- Удары мелких метеоритов корпус корабля выдержит,- рассуждал Али-Ан.- А
большие встречаются здесь редко.
- Как знать,- возражал я, прислушиваясь к голосам, доносившимся из рубки
внешней связи. Там находились Сэнди-Ски и Лари-Ла. Я зашел туда.
- Смотрите, капитан,- восторгался Лари-Ла.- Какая буйная зелень!
Безбрежные моря зелени, целые океаны хлорофилла! А какие диковинные
животные бродят там, под зелеными сводами! Скоро мы их увидим.
Такая ребяческая радость, такой восторг были написаны на его полном лице,
что в эту минуту я нисколько не сомневался: он человек!
- Рад за вас, Лари,- улыбнулся я.- Для биолога эта планета - находка.
Сэнди-Ски встал и предложил мне свое место за экраном. Но я отказался,
солгав при этом, что сейчас безраздельно увлечен научным трудом о
звездах-цефеидах. Я ушел, мрачно поздравив себя с немалым успехом: я
научился врать фарсану Сэнди-Ски без малейшей тени смущения.
22-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Сегодня мне удалось около часа провести за экраном внешней связи в
одиночестве, без омерзительного соседства фарсана Сэнди-Ски. Здесь у меня
возникла счастливая мысль: передать свой дневник, записанный на кристалле,
разумным обитателям планеты Голубой. Пусть он будет весточкой о моей
родной Зургане. Наше путешествие, таким образом, пройдет не совсем
бесцельно. Это на случай, если посадка на планету из-за фарсанов не
состоится.
Наблюдая за Голубой, я задавал себе вопросы: смогут ли разумные обитатели
этой планеты прочитать мой дневник? И каковы вообще эти обитатели? Как они
выглядят? Быть может, они имеют самые неожиданные и безобразные формы,
которые подействовали бы угнетающе на наше эстетическое чувство? Надо
спросить об этом вечером Лари-Ла.
Присутствие на вечерах в кают-компании стало для меня неприятной
обязанностью. Но я, надеюсь, искусно подавлял омерзение и даже вместе со
всеми смеялся сегодня рассказу Лари-Ла. Рассказ был проникнут не
подражаемым человеческим юмором. Но главное - в нем при описании нашей
планеты присутствовали такие живые, чувственно-конкретные детали, что я
обрадовался: человек! Но тут же подумал, что фарсан может черпать свои
рассказы из юмористического дневника убитого биолога. А Лари-Ла был
талантливым рассказчиком, умеющим повествовать живописно и красочно.
- Скажите, Лари,- спросил я, как только тот закончил свой рассказ,- как
могут выглядеть разумные обитатели Голубой? Похожи они на нас или нет?
Смогут ли они понять нас?
Улыбка сошла с лица Лари-Ла. Он стал серьезным.
- Я уже думал об этом, капитан. Конечно, данных, взятых с экрана
квантового телескопа, маловато, но кое-какие выводы у меня уже есть.-
Лари-Ла вытащил из кармана своего широкого экстравагантного костюма
шкатулку. Он раскрыл ее и несколько хвастливо продемонстрировал всем
кристалл с записью, пытаясь показать этим, что и для него настала
увлекательная пора научных исследований. Я вглядывался в танцующие цветные
знаки-буквы, стараясь запомнить почерк. У меня отличная зрительная память.
- Вот они, предположения и предварительные данные,- сказал Лари-Ла и,
захлопнув шкатулку, продолжал поучительным тоном: - Мир животных планеты
Голубой может поразить нас, когда мы высадимся, самыми неожиданными,
самыми причудливыми формами. Таких зверей и птиц мы на Зургане и во сне не
увидим. Однако закон наиболее целесообразного, наиболее адекватного
приспособления к окружающей среде приводит к принципиально схожим формам
разумных существ на планетах со схожими условиями. А что такое природа?
Это огромная кибернетическая машина. В процессе своей эволюции она
действует статически, по методу проб и ошибок, учитывая успешные и
не-удачные действия. Создавая в процессе эволюции мыслящий дух, орган
своего самопознания, она стихийно, вслепую миллионы лет перебирает
множество вариантов, стремясь найти для высших организмов наиболее
рациональное решение, наиболее целесообразную форму. Все эти хвостатые,
бегающие, прыгающие, ползающие, четвероногие, десятиногие и прочие
животные - все это пробы и ошибки, неудачные варианты, так сказать, отходы
производства. Высшая целесообразность развития узка. Она приводит,
повторяю, на разных планетах Вселенной к принципиально схожим формам для
носителей разума. И я думаю, что разумные обитатели планеты Голубой очень
похожи на нас. Они такие же двуногие, с вертикальной походкой существа,
как и мы с вами.
"Любопытно",- думал я, слушая биолога. Но Лари-Ла не был бы подлинным
Лари-Ла, если бы тут же не проявил своей несравненной иронии. Его
убеждения не всегда выдерживали набегов его же собственного бесшабашного
скептицизма. Усмехнувшись и отбросив докторальный тон, Лари-Ла начал
говорить о том, что не исключена и другая возможность. И он обрисовал
разумных обитателей иных планет в самых фантастических, удручающе
безобразных формах. Но говорил он об этом несколько шутливо, иронически
предположительно, в виде любопытного курьеза.
Как все это похоже на настоящего, на живого Лари-Ла!
Конечно, он не фарсан! Или, может быть, прав ВирВиан, утверждающий, что он
добьется абсолютной адекватности фарсана и человека?
Но почерк! Он поможет мне разрешить сомнения. Почерк человека
исключительно индивидуален. Его невозможно подделать, особенно в наше
время, когда широкое распространение получил такой тонкий, почти
музыкальный инструмент для записей, как клавишный столик. Разные люди
неодинаково нажимают на клавиши, по-разному вибрируют их удивительно
чуткие пальцы. В огненно-танцующих знаках на кристалле, в их особом
цветовом и ритмическом рисунке запечатлевается вся душа человека, весь
диалектически-противоречивый строй его мыслей и переживаний. Скорее бы
уйти в каюту... Вот, наконец, послышались звуки ночной мелодии.
В своей каюте я сразу подошел к библиотеке - ячейкам в стене, где
хранились шкатулки с кристаллами. В разделе "Астробиология" я нашел
шкатулку с надписью: "Лари-Ла. Высшие организмы Вселенной".
Закрыв на минуту глаза, я до мельчайших подробностей, до тончайших
оттенков вспомнил почерк, который видел сегодня. Затем открыл шкатулку.
В кристалле запламенели цветные знаки. И я словно увидел Лари-Ла - то
серьезного, то шутливого, то иронически-бесшабашного Лари-Ла. Сначала я не
нашел в почерках никакой разницы. Но, вглядываясь внимательней, я все же
обнаружил едва заметное, но сущест венное отличие. В почерке сегодняшнего
Лари-Ла не было какой-то певучести, всего многообразия чувств. Короче
говоря, не было главного - души. Сердце сжалось у меня от этого открытия.
Нет, душу человека, как и его почерк, не подделать, не воссоздать никаким
фарсанам. Слова Вир-Виана об абсолютной адекватности, идентичности
человека и фарсана - это чепуха, это софизм антигуманиста.
Как тяжело признать, что Лари-Ла - фарсан, а не человек... Остается только
Тари-Тау. Но спешить нельзя. Надо к нему присмотреться.
Тари-Тау! Милый юноша! Неужели мы остались только вдвоем?
Сначала я всматривался лишь в форму знаков, в почерк Лари-Ла. Но вот до
сознания стал доходить и смысл отдельных фраз: "Природа, словно
кибернетическая машина, действует по методу проб и ошибок... Отходы
производства..."
Я рассмеялся. Вот откуда, оказывается, любопытные рассуждения фарсана о
высших организмах Вселенной!
23-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Жители планеты Голубой, если они сумеют прочитать мой дневник, будут,
вероятно, в недоумении: кто же такие фарсаны? Несколько позже я подробно
расскажу о фарсанах, о том, как они у нас появились.
Но сначала хочу рассказать собратьям по разуму о нашей родной планете.
Я подошел к ячейкам и стал искать кристалл, в котором были бы просто и
сжато изложены сведения о Зургане. Наугад взял одну шкатулку: "Рой-Ронг".
Здесь записаны стихи Рой-Ронга - первого поэта Зурганы. Первого... Если
Тари-Тау не фарсан, а живой человек, он затмит всех поэтов Зурганы. Я
положил шкатулку обратно и взял другую. "Тонри-Ро"- прочел я и улыбнулся.
Здесь мои собственные стихи, записанные на кристалл еще в школе
астронавтов. Стихи наивные, подражательные, но искренние.
Я раскрыл шкатулку и прочитал:
Мне снилось, что я в звездолете
В пространстве лечу и лечу.
Я летчик межзвездного флота,
Любой мне маршрут по плечу.
Передо мной словно распахнулся мир моей юности, мир, полный звуков,
красок, света... Густой и прохладный парк около школы астронавтов. В
перерыве между занятиями я и Сэнди-Ски, спасаясь от палящих лучей солнца,
зашли под могучую крону гелиодендрона, тихо звеневшего широкими плотными
листьями. Здесь я впервые прочитал свои стихи Сэнди-Ски. Тот в шутку
предложил записать стихи на кристалл, а шкатулку всегда ставить рядом со
шкатулкой Рой-Ронга...
Возникшее в моем воображении казалось настолько реальным, что я
почувствовал запах мохнатой коры гелиодендрона, услышал свист ракетоплана,
пролетев шего в чистом, без единого облачка небе. Именно в таких картинах
я и решил показать разумным обитателям Голубой нашу планету. Это лучше,
чем излагать сухие книжные сведения о Зургане. К тому же, вспоминая
прекрасные дни моей юности, я хоть на короткое время забуду об окружающих
меня фарсанах.
Но с чего начать? В памяти хорошо сохранились лишь отдельные, разрозненные
моменты моей жизни на Зургане. И тут сам случай помог мне. В глубине той
же ячейки, где хранились мои стихи, я нашел не совсем обычную шкатулку,
изящную, голубую и без надписи. Аэнна-Виан... Самая красивая девушка
Зурганы... Во время нашего последнего свидания она подарила мне эту
шкатулку.
- Если ты в Космосе захочешь увидеть меня,- сказала она,- то две-три
таблетки тебе не повредят.
В шкатулке лежали три белых шарика - таблетки приятных сновидений. Эти
возбудители приятных сновидений получили широкое распространение на Южном
полюсе Зурганы в эпоху заката древней империи шеронов. В наше время, в
эпоху Братства Полюсов, таблетки применяются лишь по рекомендации врачей,
да и то в редких случаях. Их принимают на ночь. Засыпая, надо думать о тех
минутах своей жизни, продолжение которых хочешь увидеть во сне. Клетки
головного мозга, на которых как бы записана память об этих минутах,
возбуждаются. И во сне видишь все, что было, с изумительной логичностью и
красочной яркостью.
24-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Наконец-то я у себя в каюте. Первую половину дня вынужден был провести в
обществе фарсанов - то в рубке управления, то перед экраном внешней связи.
В каюте я сразу же сел за клавишный столик, чтобы записать свой сон. Он
был настолько конкретен и многозвучен, что я задаю вопрос: сон ли это? Я
словно побывал на Зургане. Я страдал от знойного дыхания Великой пустыни,
чувствовал приятную прохладу северных парков, видел людей, слышал их
голоса...
Но сначала коротко о нашей планетной системе. Она не отличается
разнообразием. Вокруг центрального светила, нашего солнца, вращаются всего
три планеты. Самая ближняя к солнцу - Зирга, настоящее адское пекло.
Атмосфера ее давно сорвана мощным потоком светового излучения. Зирга -
мертвый раскаленный шар. Среди дышащих жаром гор сверкают озера
расплавленного олова и свинца. На этой планете можно изжариться в самом
термостойком скафандре. Лишь один Нанди-Нан, прославленный астронавт и
крупнейший ученый, сумел однажды совершить посадку на теневой стороне
Зирги.
Вторая планета - наша Зургана, колыбель разума и человеческой культуры.
Ось ее вращения не имеет наклона к плоскости эклиптики. Поэтому у нас нет
смены времен года. Зургана в шесть раз дальше от центральной звезды, чем
Зирга. Но и здесь чувствуется могучее и жаркое дыхание яростно пылающего
светила. Его жгучие лучи давно, еще на заре человечества, превратили
обширную экваториальную часть в раскаленную пустыню. Зато на полюсах царит
вечное лето с весело шумящей зеленью, с редкими грозами и дож-дями.
Тутус - самая отдаленная планета, полная противоположность Зирги. Солнце
отсюда кажется не больше того шарика, который я проглотил вчера перед
сном. Здесь вечные снега, голубые льды, тонкая и ядовитая атмосфера.
Планета холодная и неуютная, но более удобная для освоения, чем Зирга.
Здесь уже несколько лет существовали небольшие поселения
зурган-добровольцев. Они добывали редкие на Зургане металлы. Одно время я
- молодой, но уже опытный астролетчик - совершал регулярные рейсы между
Тутусом и Зурганой, перевозя редкие металлы для строительства
транспланетной дороги.
Проглотив вчера таблетку приятных сновидений, я улегся в постель и стал
вспоминать свой последний рейс на Тутус. Ибо день возвращения на Зургану
из этого рейса был для меня счастливым днем.
Мой планетолет, задрав в фиолетовое небо тускло поблескивающий нос, стоял
на ровной площадке небольшого космодрома. В раскрытую пасть грузового
отсека поселенцы затаскивали слитки. Дело продвигалось медленно: подъемные
механизмы на этой насквозь прохваченной космическим холодом планете часто
выходили из строя.
Около рабочих суетился начальник нашей экспедиции Данго-Дан,
нерешительный, слабовольный и ворчливый пожилой человек.
- Не мешало бы побыстрее, ребята,- уговаривал он их.
В это время я, разминаясь после долгого сидения за пультом управления, с
удовольствием бродил по льдистому берегу речки. Вместо воды здесь, дымясь,
текла жидкая углекислота. Долго стоял около памятника Тутусу - первому
астронавту из сулаков, погибшему здесь при посадке. В его честь и названа
эта морозная планета.
Когда планетолет был загружен, Данго-Дан направился ко мне, и я услышал в
наушниках его голос:
- Тонри-Ро! Хорошо, если бы ты, Тонри, поторопился. Строители
транспланетной ждут материалы.
Весил я на этой планете раз в пять меньше, чем на Зургане. Поэтому быстро,
в два-три приема, поднялся на площадку верхнего люка и стал ждать, когда
неповоротливый Данго-Дан взберется ко мне.
Сняв скафандры, мы разместились в тесной каюте грузового планетолета. Я -
у щита управления, Данго-Дан - сзади.
Планетолет легко оторвался от космодрома и быстро набрал скорость. Трасса
Зургана-Тутус - была спокойной: ни метеоритов, ни комет. Я переключил
планетолет на автоматическое управление и стал мечтать о первой
межзвездной экспедиции, которая была приурочена к сто летию Эры Братства
Полюсов. Меня могли зачислить в экипаж звездолета. Ведь я
ученый-астрофизик и второй пилот после Нанди-Нана. Я согласен быть на
корабле кем угодно, хоть третьим, запасным пилотом. Возглавит экспедицию,
конечно, Нанди-Нан.
Погруженный в мечты о межзвездной экспедиции, я чуть не упустил момент,
когда надо было переходить на ручное управление. Почти весь экран локатора
занимала Зургана - огромный полосатый шар. На полюсах находились
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг