Шандор пожал плечами.
- Кто знает, Лис... Кто знает? Каждый получает свое.
Странник долго молчал, глядя на замок. На миг ему послышался далекий, еле
различимый лай, как будто свора призрачных гончих всё ещё шла по следу графской
души. Он помотал головой, и наваждение сгинуло.
- А что же ты? - подал голос третий. - Что выпало тебе?
- Мне? - обернулся тот. - Мне - дорога.
- Опять уходишь?
Странник кивнул:
- Так заведено, Збых... Всё повторяется. Мне много чего ещё надо узнать и
понять.
- Ну что ж... тогда - прощай.
- Прощай. Передавай поклон Ружене. И знаешь, что... - Он помолчал. - Зови
меня Жуга.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ
7
Медведь потёр лапой морду каким-то странным, почти человеческим жестом.
Посмотрел на рыжего странника.
"Ты научился вселять страх в других. На эти камни и сейчас никто не
рискует ходить. Ты об этом мне хотел сказать?"
- Ты не понял, - Жуга подобрал ноги под себя. - Брат Леонард сумел сделать
другое. Он принял меня, не прогнал. А я... научился прощать.
"Вот ты и ответил на свой вопрос. Нет, ты не похож на лиса."
- Не был похож, - уточнил Жуга и поднял взгляд на зверя. - Скажи, почему
между вами такая вражда?
"Между кем?"
- Ну, между лисами, собаками, волками... и тобой?
"Не знаю.Волки и лисицы не враждуют меж собой, да и со мной у них мир.
Волков, правда, я не люблю. Лисы, те вообще ни с кем не враждуют - слишком
хитрые. А псы... Они сами по себе. Ты что, встречал их?"
- Приходилось.
"Когда? Ты не рассказывал."
- Это было нынешней весной, - помедлив, ответил рыжий странник. - Я шёл
тогда в город...
"И чем всё кончилось? Ты тоже их возненавидел?"
- Вначале - да.
"А теперь?"
- Теперь - не знаю.
ЗИМОРОДОК
А! Луна!
Хорошо.
Луна, это всегда хорошо, особенно, если - полная. Хватает за душу, и
где-то в глубине так сладко замирает сердце - зверь! я зверь! - как древний зов
в глухой ночи.
Когтистые лапы взрыли чёрный снег, скользя на повороте, сырые комья глины
брызнули во все стороны. Матерый чёрный пёс бежал по следу. Но был он не один:
из леса в степь и снова в лес, вдоль слякотных дорог, разбрызгивая лужи, через
луга и пашни мчалась стая. Все чувства - голод, ненависть, желание и страх
слились в одно - догнать! Пришла весна, пора собачьих свадеб, время мести и
вражды. Весной собаки предали людей, как и всегда из года в год умчавшись
прочь, в леса, играя ночи напролет в волков, играя злобно, жадно, неумело, но -
всерьез, до крови и до смерти.
Стая гнала чужака.
Пёс на бегу пригнулся к снегу, сыскивая след. Солёный запах свежей крови
щекотнул в ноздрях. Сами собой ощерились клыки. Беги, беги! - подумал он и
усмехнулся злобно. Лунный свет отразился в зеленых зрачках и пропал в темноте.
Хриплое дыханье за спиной - загривки вздыблены, хвосты, как палки - наотлет,
горячие лоскутья языков...
Собаки вслед за вожаком нырнули в небольшой распадок, взлетели вверх по
склону, до конца и взорвались безумным пустобрехом, завидев впереди бегущего.
Вот он, изгой! Гони его! гони! Он - зимородок, он - отрава! Куси поганого
щенка! Клыками глотку разорвать, пусть кровь течёт на снег! Ату, ату его! Ату!
Впереди была деревня. Вожак остановился, радостно оскалясь. Грудь его
ходила ходуном. Сил сдерживаться больше не было - забыв про все, он вскинул
морду вверх, окровавленные губы вытянулись, и гулкий, распирающий душу вой
вдруг вырвался, взлетел навстречу звездам и луне. Погоня рассыпалась, собаки
заметались по равнине, захлебываясь лаем, словно хохотом: беги! беги! Ты здесь
чужой, и там чужой!
Вернешься, никуда не денешься!
И вот тогда повеселимся.
Вожак, умолкнув, опустил мохнатую лобастую голову и неторопливо затрусил к
темнеющему лесу. Вся стая двинулась за ним.
Чужак бежал сквозь ночь.
Деревенские огни медленно приближались.
* * *
Год пришёл к повороту - снова настала весна. Забылось в буднях рождество,
растаял в памяти прощальный мясоед, и вот уж подходил к концу Великий Пост.
Снег повсюду оплыл и почернел, и там и сям темнели, ширились проталины, и хоть
порой ночами были холода, дни становились всё теплей. Дуреха Марта, ошалев,
сама не знала, что творила - дождь вдруг сменялся снегом, снег - почти что
летним солнцем, жарким и слепящим, а солнце в один миг могло исчезнуть в пелене
колючей ветренной поземки.
В оттаявшей грязи близ небольшого перелеска засела насмерть в яме
двухколесная арба, груженая дровами. Засела крепко, глубоко - по самую ось, и
тощая мышастая лошадка не могла не то что сдвинуть её с места, но даже -
пошевелить.
Хозяин арбы был под стать своей кобыле - невысокий, лысоватый, с реденькой
и рыжей бороденкой, он больше мешал, чем помогал, когда, ругаясь и пыхтя,
толкал увязшую телегу. Кафтан его валялся в стороне, рубаха вымокла от пота, на
ногах пудовыми лаптями налипла чёрная густая глина. От всех его усилий старая
арба лишь глубже уходила в грязь. Без толку проторчав у леса чуть ли не полдня,
он торопился, чувствуя, что если не успеет - ночевать ему в лесу, и потому
заметил двоих путников, когда ходьбы им оставалось до него от силы полверсты.
Теперь возчик забеспокоился уже не на шутку и для верности пошарил на
телеге под кафтаном, отыскивая топор. Как знать, с кем встретишься на большаке?
Весна - пора тревожная, голодная пора. Того гляди и самого нужда погонит со
двора, а там лишь две дороги - либо сума, либо тюрьма. А эти двое хоть и не
таятся, а всё ж как-то странно идут - гуськом и вроде друг за дружку держатся.
К тому ж, один с дубинкой, а у другого и вовсе сабля у пояса болтается...
Мужик вздохнул и покосился на телегу. Что лихоимцам взять с него? Разве
что лошадь... Бежать бы в лес, так ведь всё равно выпрягать времени нет. Так и
так получается - не убежишь. А, пропадай всё пропадом!
Он сплюнул под ноги и спрятал топор подальше.
Авось пронесёт.
И всё таки, чего они друг в дружку так вцепились?
Шаг за шагом незнакомцы приближались, и вскоре их уже можно было
разглядеть получше.
Тот, что шёл впереди, был скуластый и худой рыжеволосый паренёк в овчинном
драном полушубке и с котомкой за плечами. Он шёл, слегка хромая, нес в руке
добротный крепкий посох. Крестьянин невольно поёжился - не приведи господь,
огреет таким - полбашки снесет...
Второй шёл следом, положивши руку парню на плечо. Шагал уверенно, но
как-то осторожно, словно был готов в любой момент остановиться иль свернуть. Он
был высок, широк в плечах, и был на нем зелёный долгополый кафтан, добротные
сапоги и шапка, а у широкого и прочного ремня и впрямь покачивалась сабля -
недорогой работы польская кривая карабелла: похвастать на пирушке нечем, а в
бою так в самый раз. Округлое лицо его заросло густой и чёрной бородой.
Крестьянин поднял взгляд и вздрогнул: глаза у мечника укрыты были под холщовой
перевязкой.
Идущий по следам за рыжим пареньком был слеп.
Не без опаски возчик смотрел, как рыжий обернулся на ходу и что-то сказал
своему спутнику - тот лишь кивнул в ответ и усмехнулся. Минута, две, и вот они
уже остановились у арбы.
Крестьянин не рискнул заговорить первым. Молчал и рыжий поводырь, давно и
навсегда уж вроде вышедший из возраста, когда берутся за подобную работу.
Холодный ветер, налетая резкими порывами, трепал его отросшие, тесемкой
схваченные волосы, приоткрывая раз от разу рваный шрам на правом виске.
Молчание затягивалось, и возчик невольно вздрогнул, когда рыжий странник
наконец заговорил.
- Бог в помощь, - молвил он.
- Благодарствую... - Rрестьянин покосился на телегу. Лошадь, обернувшись,
с дружелюбным любопытством разглядывала обоих.
- Далеко ли до деревни?
- Версты четыре... может, пять.
Парень в свой черёд глянул на телегу.
- Давно сидишь?
Мужик замялся.
- Часа уж три, как ни взад, ни вперед, - наконец, признался он.
Рыжий призадумался.
- Стемнеет скоро, - сказал он. - И нам с дороги не поспеть, и ты всю ночь
тут просидишь. Давай-ка так: услуга за услугу. Подсобим мы тебе телегу
вытащить, а ты нас до деревни довезешь.
- А что в деревне вам? - насторожился возчик.
- Да вроде, как и ничего, - пожал плечами тот. - Мы в город пробираемся.
По делу. Идем вот, от села к селу... Ну, так что? По рукам?
- По рукам.
- Вот и славно. - Парень сбросил наземь поклажу, отложил посох и засучил
рукава. - Дьёрдь! - окликнул он своего спутника. - Заходи с той стороны - там
неглубоко.
Слепой кивнул в ответ, уверенно шагнул вперед, нащупал край телеги.
Ухватился за ступицу колеса. "Давай! Взяли!"- Крестьянин тронул вожжи, погоняя
лошаденку. Арба чуть шевельнулась. "Еще! Взяли!"- Грязь чавкнула, с неохотой
выпуская добычу; шаг, другой, и арба выкатилась на твердую почву.
- Уф! Слава богу! - крестьянин вытер пот и обернулся. - Забирайтесь.
Дважды просить не пришлось. Дьёрдь обошёл арбу, уселся сзади. Пристроил
поудобней саблю на коленях. Рыжий забрался следом.
- Трогай, - он кивнул и, помолчав, спросил. - Как звать тебя, селянин?
- Атанасом, - ответил тот. - А вас?
- Меня - Дьёрдь, - глухо сказал слепой.
- А меня - Жуга, - добавил рыжий и умолк.
* * *
Солнце уже скрылось за лесом, и сумерки заполнили округу, когда показалась
деревня: шесть больших домов с подворьем и с десяток хат поменьше.
- Сэрмаш? - спросил Жуга, разглядывая глинобитные, крытые соломой дома.
- Ага, - кивнул крестьянин. - Тут я и живу. Вон моя хата, третья с краю.
- Один живёшь или семьей?
- Семьей, а как же без семьи? - ответил Атанас. - Жена, да ребятишек трое.
- Сыновья? - подал вдруг голос Дьёрдь.
- Младшенький. А старшие - две дочки.
- Слышь, Атанас, - сказал Жуга. - Заночевать бы нам. Пустишь на постой?
Заплатим.
- Хм... - Тот призадумался. - Пустить-то можно, отчего же не пустить,
особливо если не задаром. Да только тесновато вам будет у меня.
- Это ничего, - Жуга порылся в кошельке и вынул пару медяков. - Хватит?
- Ну...
Третья монетка легла сверху.
- А теперь?
- Сгодится, - кивнул тот.
Изба у Атанаса оказалась не ахти, но выбирать не приходилось. Жена было
выбежала встречать, ахнула, завидев чужаков и умчалась собирать на стол. Дрова
скидали под навес. Атанас закрыл ворота, отвел лошадь в стойло и бросил ей
охапку сена. Повернулся к странникам.
- Ну что, пошли в дом, что ли...
Изба встретила гостей уютным запахом ржаного хлеба, постных щей и пареной
репы. Теплилась лучина. Мерцала лампада в красном углу. Дьёрдь молча отстегнул
саблю, снял кафтан, нащупал гвоздь. Повесил. Пригладил волосы, повел туда-сюда
незрячей головой, выслушивая что-то. Ребятишки за столом в два счета приутихли,
завороженно глядя на него. Жуга с вопросом глянул на хозяина. Атанас кивнул
гостям на скамью:
- Садитесь, вон, у печки, грейтесь. Закусим, чем бог послал.
Стол был нехитрый - щи, каша, хлеб да рыжики в рассоле. Атанас слазал в
погреб, вернулся с миской моченых яблок.
- Вот... Как говорится, чем богаты.
Жуга в свой черёд развязал котомку, выложил на стол две соленые рыбины и,
вынув нож, порезал их ломтями. На левом его запястье блеснул зеленоватый
кованый браслет с овальным чёрным камнем и какими-то фигурками. Мелькнул и
пропал в рукаве. Атанас не осмелился сразу спросить, зачем, дескать (да и кто ж
говорит за едой!), а когда стол опустел, и пришёл черёд расспросов, как-то про
него забыл.
- С Зарада мы идем, от замка тамошнего, графского, - ответил коротко Жуга,
когда Атанас спросил.
- А пробираетесь вы в Марген, стало быть?
- Не знаю, может быть, и в Марген, - пожал плечами тот. - Ты вот что,
Атанас. Попроси свою хозяйку нам воды горячей принести.
- Зачем?
- Надо.
Он развязал мешок и вывалил на стол целую кучу каких-то корешков. Часть
сдвинул в сторону, часть сунул обратно, а часть запарил в принесенном чугунке,
накрыл тряпицей. Взял Дьёрдя за руку: "Пойдем." Усадил своего приятеля на лавку
у печи и долго сматывал повязку, осторожно отдирая присохшую ткань. Наконец
показались глаза - воспаленные, невидящие. Веки под повязкой покраснели и
распухли, из трещинок на коже сочилась сукровица. Дьёрдь заморгал, кривясь и
морщась, потянулся пальцами к глазам. Жуга поспешно перехватил его руку:
- Не трогай!
- Чешется...
- Терпи.
Жуга оторвал чистый лоскут, соорудил две примочки и наложил их Дьёрдю на
глаза. Перевязал тряпицей. Тот сидел не шевелясь, и только дышал часто-часто,
стискивая зубы.
- Не вижу, - сдавленно сказал он. - Ничего не вижу...
- Не торопись. Дай сперва ранам зажить.
Атанас с удивлением и сочувствием поглядел на слепого. Покачал головой:
- Кто ж так его, болезного?
Жуга поморщился:
- Моих рук дело.
Атанас опешил.
- Как так... твоих?
- Долгая история, да и знать тебе незачем.
- А ты что ли травник будешь?
- Вроде как...
Он замер и умолк на полуслове - где-то совсем рядом, чуть ли не за
околицей села ночную тишину разорвал протяжный гулкий вой. Сначала тихий,
одиночный, затем - сильней, на много голосов, он ширился и рос, потом вдруг
рассыпался коротким лающим хохотом и смолк, как будто ничего и не было.
Жуга повернулся к хозяину:
- Что за дела?
- Собаки озоруют, - неожиданно ответил за хозяина Дьёрдь. Он расстелил
свой кафтан на полатях и теперь укладывался спать. - Их по весне тут полно.
- Собаки, не собаки, чёрт их разберет! - сказал с сомненьем Атанас. - Они
сейчас и впрямь, конечно, носятся толпой, да только раньше вот такого что-то не
бывало. Знающие люди говорят, что будто оборотень где-то появился.
- Оборотень? - переспросил Жуга.
- Ну. Вот псы и бегают - то за ним, а то - от него. Немудрено в
полнолунье-то. Там...
- Постой-ка! - Дьёрдь вдруг поднял руку и прислушался.
- Чего ты? - с опаской покосился на него Атанас.
- Ходит вроде кто-то около хаты... Или кажется мне...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг