Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
быть опасной.
     -  Ах, уж эта инфантильная вера интеллигентов во всемогущество правды!
- усмехнулся подполковник Авруцкий, всплеснув руками.  -  Кому  она нужна,
ваша  правда?  Важнее правды  чувство  всеобщей безопасности,  уверенность в
завтрашнем дне! Что вам важнее:  безопасность нашей  страны или  возможность
прокукарекать на весь мир о том, что вы знаете? И  ведь еще не  факт, что вы
во всем правы!
     - О чем мы говорим? - спросил Штерн. - Ну, скажите, назовите предмет
нашего спора, и тогда я, может быть, вам поверю.
     - А вы провокатор! - нервно хмыкнул Авруцкий. - Нет, вашему будущему
я не завидую. Вы знаете о судьбе Минтеева?
     -  Откуда,  -  пожал  плечами  Аркадий  Наумович.  -  Нам  запретили
поддерживать какую-либо связь.
     - Он  умер в  прошлом  году, -  внимательно следя за  выражением глаз
Штерна, сказал гэбешник.  - У него был проведен тщательный  обыск.  Как  вы
думаете, что мы у него нашли?
     - Я не специалист по обыскам.
     -  Ни-че-го, - проскандировал  подполковник.  -  Совсем  ничего.  Ни
научных  записок, ни  воспоминаний,  ни  каких-либо  упоминаний  о  событиях
тридцать шестого года. Совсем ничего!
     -  А  чему  удивляться,  -  усмехнулся Аркадий  Наумович.  - Я  тоже
стараюсь не вспоминать. И расчетов никаких не веду. Нас тогда очень серьезно
напугали. На всю оставшуюся жизнь.
     -  Значит, у Минтеева ничего не  было, - сказал  Авруцкий. -  И  вас
осталось трое.
     -  Никого не  осталось, гражданин  подполковник,  -  сказал  печально
Штерн.  - Никого.  Фактически нас  нет. С того самого дня, когда оказалось,
что  наша  правда  никому  не  нужна,   наша  наука  оказалась   вредна  для
государства,  а  наши   знания   настолько  опасны,  что  нас   готовы  были
расстрелять.
     - Не надо так трагично, - успокоил гэбист. - Судьба единицы ничто по
сравнению с судьбами миллионов.
     - Вы правы, - согласился Штерн. -  Допустимо затоптать колос, спасая
поле. Только вот как-то забывается, что это поле состоит именно из колосков.
     - Ладно,  -  сказал  Авруцкий.  - Если вам станет легче, то  я готов
извиниться  перед  вами.  С  вами  действительно были несправедливы.  Но  вы
поймите, теперь у них  атомная бомба,  и у нас  есть такая бомба. У них есть
средства доставки  этих бомб, и у  нас  они есть. Но нужно нечто такое,  что
будет у нас и не будет у них! Понимаете?
     -  Да, -  сказал Штерн. - Сейчас они  впереди, и мы спим беспокойно.
Вам хочется, чтобы впереди были мы, пусть тогда не спят они! Вам не кажется,
что у этой гонки никогда не будет победителя?
     - Жаль, - сказал гэбист. - Очень жаль,  что я вас не убедил, Аркадий
Наумович. Но, может быть, существуют условия, при которых вы могли бы отдать
нам искомое?
     - К сожалению, у меня ничего нет, - сказал Штерн. -  Но если бы даже
я это имел, то вам пришлось бы сказать правду!
     Подполковник закурил. Небрежным жестом перебросил пачку сигарет Штерну.
     - Я не  курю,  - отказался Аркадий Наумович.  - Бросил. Зона, знаете
ли, очень к этому располагала.
     - Вы  мне симпатичны, - сказал подполковник Авруцкий. - Тем больше я
сожалею  о  вашей  дальнейшей  судьбе.  Браво,  браво  -  ваша стойкость  и
приверженность  идеалам  заслуживают  всяческого уважения.  Но  разве  вы не
поняли, что  ваша правда никому не нужна и востребована будет не скоро. Если
вообще   будет   когда-либо   востребована...   Но   все-таки   предположим!
Предположим,  что  когда-нибудь запреты  отпадут, и вы получите  возможность
выкрикивать свое  сокровенное на всех  площадях. Неужели вы думаете, что это
что-то изменит?  Мир  и так  разделен  на  верующих  и  неверующих. Верующих
значительно  больше. Предположим, что их  количество удвоится, а  неверующих
почти  не  станет.  Вы думаете,  что  это  улучшит человеческую  породу?  Вы
думаете, что в мире  станет меньше горя? Если  вы серьезно надеетесь на это,
Аркадий Наумович, то, извините  за резкость, вы  непроходимый дурак и  всем,
что с вами произошло, обязаны лишь вашему характеру.
     - Валентин Николаевич;  - перебил хозяина кабинета Штерн, морщась  от
табачного дыма. - В силу положения я должен  был  покорно  выслушивать ваши
реприманды, но, честное слово, я никогда не желал ничего из того, что вы мне
приписываете.  Однако я убежден в одном: люди должны  знать, что мир устроен
так,  а не  иначе. И именно из  знаний,  а  не навязанных лживых истин, люди
должны делать  свои  выводы об этом  устройстве. Казалось бы,  чего проще -
объявите все людям,  пусть они сами делают выводы. Но  вы  боитесь. Боитесь,
что мысли людей не будут совпадать  с вашими установками. Страшно не то, что
кто-то узнает правду об аэронавтике, страшно то, что они узнают ПРАВДУ!
     - Вы сами говорите, что правду невозможно все  время скрывать от всех,
- сказал Авруцкий.
     - Это не я сказал, -  возразил  Штерн.  - Это американский президент
Авраам  Линкольн  сказал. Можно  все  время  дурачить  часть  народа,  можно
некоторое время дурачить весь народ, но никому и никогда не удастся дурачить
все время весь народ.
     - Им, конечно, виднее, - усмехнулся Авруцкий.
     - Я не пойму одного, - сказал Штерн. -  Ладно, нам запретили летать.
Но природу-то вы не отменили? Неужели за все  это время никто после  нас  не
летал? Вы же умные люди, вы не могли запретить полеты вообще. Хотя бы тайно?
     - Посылали,  -  легко согласился  Авруцкий.  - Но после вас  прежних
высот никто достичь не смог. Максимально - тридцать пять километров. Это не
идет ни в какое сравнение с вашими достижениями. Такое ощущение, что вы были
последними  из  летавших  свободно.  Остальных  просто  не   допускают  выше
стратосферы! Почему  мы  ринулись обживать  Север?  Именно по этой  причине,
Аркадий  Наумович!  И  что  же?  То,  что  вы  называли   Антарктикой,  тоже
недостижимо! Сплошные разломы и чистая вода. Послали Леваневского и потеряли
его, пришлось все списывать на капризы природы. Потом ледокол  "Малыгин".  А
тут еще итальянцы сунулись... Опять заговорили об экспедиции Андре. Помните,
он отправился  со  Шпицбергена на своем "Орле"?  А ведь это было еще  в 1897
году!  Вспомнили  Амундсена, американца  Уилсона,  наших  Юмашова,  Капицу и
Данилина.  Кстати, о вас на Западе тогда  ходило тоже немало легенд. Вы были
столь же популярны, как Соломон Андре, Нильс Стриндберг и Кнют Френкель. Вся
эта   шумиха,   сами   понимаете,  была  ни  к  чему.  Поэтому   и  пришлось
договариваться  сначала с немцами, а  потом с американцами, а всю Антарктику
окружить запретами. Южные льды вообще объявили нейтральными. Такие вот дела!
-  Подполковник Авруцкий  принялся разминать  новую  сигарету. - Понимаете
теперь, почему  вы  благополучно досидели до конца  срока?  Вы думаете,  что
отделались бы  от Седого, не будь с вами  рядом Дустана Кербабаева? Прирезал
бы вас в  зоне Седой, если бы не Дустан. Вот  кому памятник ставить надо  -
без приговора, по долгу службы рядом с  вами весь срок отсидел. И  Седого  s
его   жиганами   тоже  тогда  ночью  он...   -  Авруцкий  выпустил  нервный
пульсирующий клуб  дыма. - Только не делайте удивленного  лица. Контролируя
вашу  группу, мы одних  германских  шпионов полтора  десятка  арестовали, не
говоря    уж   об   англичанах   и   американцах!   Одиннадцать    бандгрупп
ликвидировали...
     В дверь постучали, вырвав Аркадия Наумовича из воспоминаний о прошлом.
     -  Аркадий Наумович! - звонко сказала за дверью Лана. - Я ваши капли
принесла! Штерн торопливо открыл дверь.
     -  Вы   ангел,  Ланочка,  -  ласково   сказал  он.  -  Вы  настоящий
ангел-хранитель!
     -  Ну что  вы,  Аркадий  Наумович! -  девушка покраснела. -  Это так
старорежимно! Скажите, Аркадий Наумович, а почему вы безвылазно сидите дома?
Ведь это ужасно скучно, сидеть дома в такой солнечный и чудесный день!
     - Наверное, - сказал Штерн.  - Но я ведь уже старик, Ланочка.  В мои
годы люди больше предпочитают одиночество.
     - В ваши  годы! -  девушка фыркнула.  - Вы говорите  так,  будто вам
восемьдесят! Кстати, вам звонили. Очень вежливый  и обходительный мужчина. У
него  такое странное имя, будто он  из какого-то древнего  гордого рода.  Вы
знаете, он ведь так  и представился, - девушка  засмеялась. - Рюрик Ивнев.
Сказал, что он - последний поэт. |


     Ленинград.  Июнь  1959  г.  Войдя  в  комнату, Аркадий  Наумович  сразу
почувствовал  неладное. Нет,  внешне  все было на  месте  и в  комнате царил
порядок, но в  тоже  время Штерна  не  отпускало  сознание, что  в помещении
кто-то побывал.  Он повесил пальто на вешалку, разулся и подошел к столу. На
первый  взгляд, все  вещи  на столе были на своих местах,  но справочник  по
атмосферным  течениям лежал  не  так,  да и  закладки слишком  уж торчали из
книги. В серванте  кто-то поменял местами коробки с вермишелью и геркулесом.
Утром он оставил  крупу справа,  теперь она  лежала с левой стороны.  Сердце
лихорадочно  забилось.  Аркадий  Наумович  торопливо   выдвинул   коробку  с
мелочами. Спичечный коробок был тут. Он сдвинул спички. Хлебный мякиш в виде
задорного  колобка тоже  был на месте, и Штерн  успокоился.  Видимо,  искали
записи, а их то он как раз и не вел.
     Выпив  большую  чашку  кофейного  напитка  "Ячменный",  он окончательно
пришел в себя. Господь с ними! Если не хотят оставить его  в покое, то пусть
наблюдают. Пусть выслеживают, пусть тайно роются в квартире, главное,  что в
голову к нему залезть не удастся. Техники такой нет.
     Интересно,  кто  их впустил? Уж, конечно,  не Лана. Скорее всего,  этот
отставной артиллерист Николай Гаврилович Челюбеев. Вызвали его, сказали, вы,
мол,   старый   коммунист,  враждебное   окружение  и  все  такое,   соседом
поинтересовались, потом тонко намекнули - надо, Коля, партия твоих услуг не
забудет.   Известное   дело,   Николай  Гаврилович  бдителен,   сам   бывший
подполковник, в войну дезертиров к стенке ставил.
     Штерн  подозрительно  оглядел  комнату.  Может,  и   устройства   какие
оставили. Будут теперь сутками слушать, как он на койке пружинами скрипит да
вздыхает.  А что  это вы, Аркадий Наумович, вздыхаете  так тяжело? Советская
власть  не  нравится?.. Он посидел,  выпил  еще чашку "Ячменного". Нет,  это
только  у нас могут придумать  изготовлять  кофе  из ячменя. Он еще  немного
посидел. Гм-м, нет, мысль ему, в принципе, нравилась. Может, это было не так
уж  и  безопасно,  но проказливый  чертенок  уже  бодал  его изнутри  витыми
рожками:  позвони, ведь интересно, как они на это отреагируют.  Будут небось
невинность  блюсти  и  ручками  растерянно разводить. Ах,  что  вы,  Аркадий
Наумович, да мы-то здесь причем? Мы уж про вас и думать  забыли. У нас и без
вас  забот  полна пазуха.  Или еще проще отреагируют.  Скажут,  чего тебе не
нравится, морда  уголовная? Обыск  у тебя тайно провели?  Так  радуйся,  что
ничего  запретного  не  обнаружили, иначе бы ты у нас уже давно  в Лефортово
камеру обживал! Неожиданная мысль заставила  похолодеть. А если никто ничего
не  искал,  если  наоборот,  что-то  подложили?  Аркадий  Наумович  принялся
торопливо  проверять все укромные уголки. Он переворошил все вещи  в шкафу и
на антресолях, даже в диван не поленился заглянуть, но, к счастью, ничего не
нашел. И все же настроение  было испорчено. Звонить уже никуда не  хотелось.
Хрен с ними. Пусть, если надо, слушают, пусть, если хотят, наблюдают. Может,
лишний  раз  от  уличных хулиганов спасут. У  него в доме даже рентгеновских
пленок с записями рок-н-ролла  на  костях нет.  Не  низкопоклонничает  перед
западом, не  раболепствует  перед  проклятым  капитализмом.  Отсидел свое  и
успокоился.  В ударники коммунистического труда не  лезет, но и в  последних
рядах не отсиживается. Работает лаборантом в Институте неорганической химии.
И все дурные мысли  напрочь из  головы выбросил.  И все-таки  непонятно было
Штерну,  кто и что у него в комнате искал.  Он вышел в коридор и  прошел  на
кухню.  Николай Гаврилович  Челюбеев прямо из кастрюли ел холодный суп.  При
этом  он  старчески  чавкал,  причмокивал  и  ронял  капли  супа  на обшлага
полосатой  пижамы. Некоторое  время  Аркадий  Наумович  с  тайной неприязнью
смотрел на соседа. Взять бы  его сейчас да приложить жирной мордой  о стол и
спросить: ну, паскудина, говори,  кого ты ко мне в комнату  впускал? Аркадий
Наумович  так живо представил себе эту картину, что увидел  ужас в маленьких
поросячьих  глазках Челюбеева и  даже стиснул  пальцы в кулаки, сдерживаясь,
чтобы не наделать глупостей.
     -  Николай Гаврилович, меня сегодня никто не спрашивал? - спросил он.
Челюбеев перестал хлебать суп, поднял голову от кастрюльки.
     - Что? -  он  осознал вопрос  и отрицательно замотал головой. -  Не,
Аркадий  Наумович, никого  не было. Я  бы  видел, весь день  дома находился.
Физиономия  у  него была  самая  искренняя,  только  вот  головой мотал  он,
пожалуй, слишком энергично. Словно мозги пытался взболтать.  Впрочем, откуда
в голове у артиллерийского подполковника мозги? Кость там у него.
     - И никто не  спрашивал?  - снова спросил  Штерн.  И опять скрябающие
движения ложки по дну кастрюли прекратились.
     -  Нет,  - подумав, сказал  Челюбеев. -  Даже  и  не  звонил  никто.
Челюбеев  жевал, и  глаза его смотрели куда-то в  пустоту. "Очередной  донос
обдумывает", - решил Аркадий Наумович.
     Неприязнь к соседу была так велика, что Штерн не выдержал. Одевшись, он
вышел на улицу и позвонил из телефона-автомата. Ему повезло, трубку взял сам
Авруцкий.
     -  Добрый  день, Валентин  Николаевич,  -  сказал  он.  -  Штерн вас
беспокоит. Не забыли еще?
     -  Что ж  случилось,  Аркадий  Наумович? -  с легкой иронией  спросил
подполковник. - Совесть замучила? Все-таки решили поделиться с государством
своей находкой?
     -  Я  же  говорил:  нет  у меня ничего, -  заявил Штерн. -  Конечно,
Вадеятин Николаевич, я понимаю, бывшему зэку веры  нет. Тем более, что вы за
ним не  в один глаз смотрите. Но вы бы сказали своим людям, уж если роются в
вещах в отсутствие хозяина, пусть хоть незаметно это делают. Соседа зачем-то
во все посвятили!
     -  Погодите!  Погодите!  - неподдельно заволновался на  другом  конце
провода собеседник. - Вы говорите, что у вас кто-то делал сегодня обыск? Не
кладите  трубку,  -  Авруцкий  замолчал,  и  Аркадий  Наумович  понял,  что
подполковник с  кем-то советуется, зажав микрофон ладонью. Наконец, он снова
заговорил. - Вы где находитесь, Аркадий Наумович? В квартире?
     -  Нет,  -  признался  Штерн.  -  Чего  человека  смущать?  Все-таки
гражданский долг выполнял. Я из автомата звоню, рядом с домом.
     - Возвращайтесь  в квартиру, - велел  Двруцкий. -  Я сейчас подъеду.
Странное  дело,  направляясь домой,  Аркадий  Наумович  испытывал смущение и
неловкость. Словно сделал что-то пакостное и  непотребное.  Все дело  было в
звонке, неожиданно понял он. Не надо было звонить. Этот звонок подполковнику
Авруцкому  выглядел точно просьба о помощи.  Штерн уже понял, что  гэбисты к
обыску отношения не имели. Тогда что же получалось? Получалось,  что комнату
обыскивали  уголовники,  которые   все-таки   не   оставили  мысли  овладеть
мифической  платиной.  Или  золотыми  слитками,  которые   якобы  перевозили
контрабандно стратостатами с сибирских  приисков. Третьего  просто  не могло
быть. Когда Штерн открыл  дверь,  неловкость еще более усилилась. Потому что
на кухне  сидел, вытянув ноги, подполковник  Авруцкий.  Был  он в элегантном
сером костюме и командовал маленьким отрядом, сплошь состоящим из  офицеров.
Челюбеев сидел напротив подполковника. Он был багров и поминутно вытирал пот
с лица большим  носовым платком. При виде Штерна сосед побагровел еще больше
и отвернулся, шумно сморкаясь в тот же платок.
     - А вот и Аркадии  Наумович Штерн, - сказал подполковник Авруцкий. -
Возьмите лейтенанта и  пройдите с ним  в  комнату, он там  посмотрит, нет ли
каких-нибудь сюрпризов.
     Лейтенант долго бродил  по комнате с небольшим  черным железным ящиком,
потом присел на  корточки, заглядывая под стол и вытащил нечто, напоминающее
винтовочный патрон.
     - Нашел,  Валентин  Николаевич, - доложил он,  выходя  на кухню. - В
раму стола был заложен.
     Авруцкий небрежно осмотрел изъятое устройство, поставил его на стол.
     - Оформите протоколом, - приказал он и повернулся к Челюбееву. -  Ну
что ж, Николай Гаврилович, одевайтесь.  Сегодня  мы будем беседовать  у нас.
Челюбеев быстро бледнел.
     - Так  я ж говорю, - растерянно  лепетал он. -  Мне  этот Никольский
заявил, что он из  вашей системы.  Он  мне и документ  показывал... Неловкое
объяснение  предназначалось  скорее  для соседа,  чем для  подполковника,  и
гэбист это понял.
     - Одевайтесь!  - поторопил он. - На Большом Литейном потолкуем. Лана
сидела бледная и испуганная. Она, не  читая, подписала протокол, оформленный
лейтенантом. Другой офицер в это время опечатал комнату Николая Гавриловича.
     - До завтра, Аркадий Наумович, - попрощался Авруцкий. -  Как видите,
это были не наши люди. Подумайте, если мы просто выжидаем,  то  другие ждать
не хотят...  Дверь за гэбистами  и  соседом  затворилась.  Аркадий  Наумович
остался наедине с девушкой.
     - Да что же это такое делается? - всхлипнула Лана. "Ай да Никольский!
- подумал Штерн. - Сукин сын! Так это был он? Но зачем ему это было нужно?
Что он пытался найти у меня? Мои записи? Но в наше время на эти записи может
ставить  только  сумасшедший   или   тот,  кто   полностью   лишен   чувства
самосохранения. А может, он искал мифическое сибирское золото?"

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг