предложения, но я успел изрядно утомиться, внимание мое значительно
притупилось, и вылавливать, что обращено непосредственно ко мне, что к
Словоохотливому, не было сил...
"Скорей бы он ушел, с одним справиться проще", - думал я, вежливо кивая
головой, и бормотал только одно: "Угу, угу, Угу", - как младенец, пока со
вздохом облегчения не закрыл За ним дверь.
- Скажите, - обратился я к Словоохотливому, перебивая его самым
бесцеремонным образом, - почему у вас... почему у вас так шумно?
Словоохотливый споткнулся на ходу, как от неожиданно возникшей перед
самым носом коварной веревки. Предложение его кувыркнулось, потеряло
гладкость, он явно нес какую-то тарабарщину. Должно быть, он осмыслял мой
вопрос, в то время как словопроизводство не прекращалось ни на секунду...
Наконец он сообразил, за что надо ухватиться...
- А-а-а-а, - протянул он, показывая рукой на улицу, по которой прошла
машина. - Это же специальная "Скорая шумовая", а у вас еще нет таких,
неужели в самом деле нет?!
"Только шумовых нам не хватало! Должно быть, Словоохотливый считает все
это нормой, и спрашивать его бесполезно, - думал я, - все равно что у рыб
допытываться, почему у ник так мокро..."
А Словоохотливый уже забежал далеко вперед и подробно объяснял мне, с
чего лучше начать осмотр музея...
Помотав головой, как старая замученная лошадь, которая понимает, что с
этим оводом ей уже ни за что не справиться, я покорно поплелся за
Словоохотливым...
По коридору скользили дежурные, официанты, и все они тоже говорили на
ходу, от чего в коридорах стоял гул, как в улье. Человек, ни разу не
открывший рта, должно быть, казался им очень странным, все они обязательно
оглядывались мне вслед, чтобы еще раз убедиться, что я иду МОЛЧА...
Я вспомнил наш базар, наш цирк, вспомнил наши вокзалы и попытался
смириться...
Мы переходили из одного зала в другой, светящиеся карты сменялись
чучелами, а голос Словоохотливого, добросовестно отрабатывающего свое
почетное звание, сливался с голосом из радиоустановок, с небольшими
изменениями повторяющим то, что говорил он мне. И я чувствовал, что все
время безнадежно отстаю от него, несмотря на то, что шел сверхскоростной
бег на месте, будто живу в другом измерении, на несколько минут позже...
Я твердо поставил себе: час-полтора - не больше, вот и все, больше я не
намеревался его терпеть... Пусть они делают что хотят, пусть живут как
хотят, я буду жить в своем измерении. Еще немного, и я не совру, если
скажу ему, что мне надо позвонить.
- А вот сделанный нами, обратите внимание, исключительно похожий, самая
удачная имитация: ПУЗЫРЬ... Отличить невозможно - наша гордость. Работала
целая лаборатория.
- ИсключительноПохожийСамаяУдачнаяИмитацияРаботалаЦелаяЛаборатория, -
повторил голос то ли Словоохотливого, то ли из репродуктора - различить
было невозможно.
Я вспомнил слова Первых Встречных, когда мы ехали в машине по степи,
вспомнил "Скорую шумовую", как я понял с рисунком пузыря, и вот теперь...
имитация... Что же это за пузырь такой?!
Как он все-таки ухитрялся услышать мой вопрос, для меня оставалось
загадкой. Но он снова споткнулся на полном скаку, будто наткнулся на
неожиданно появившееся препятствие, речь, не теряя внешней гладкости,
превратилась в абсолютно случайный набор слов.
- КакКакой?! - наконец выдавил он. - ВыШутите? НеужелиВыНеЗнаетеНеужели
ВасЭтоНеИнтересовалоНикогдаСтранно!
И он очень коротко объяснил мне суть, все время поглядывая с некоторым
изумлением, не пошутил ли я...
Единственное, что смягчило весь ужас описания, - непринужденность
изложения. Он говорил легко и изящно: "В общем, это своеобразные лейкоциты
(если искать сравнения), которые окружают занозу в теле, пытаясь ее
изолировать. Происхождение и состав пока неизвестны. На них действует
только звук (как это было случайно обнаружено), причем структура пузыря не
выдерживала звуковых колебаний именно человеческого голоса, и никакие
механические приспособления не могли его заменить".
И он перешел к другой теме. Но я, конечно, уже не мог его слушать.
Через полчаса он сам проводил меня до гостиницы, крепко пожал руку и
оставил меня в покое...
Я сидел в комнате, оглушенный и потрясенный новостью... Встал, снова
сея, прошелся, снова сел. Он говорил об этом так же спокойно, как мы
говорим о ветреной погоде, дождях, если они идут слишком часто... Но ведь
это было хуже любого стихийного бедствия. Пузыри - ежесекундная,
ежеминутная опасность. Все его примеры и пояснения, конечно, не могли дать
четкой картины: я не мог представить, как радужные искорки могут сгущаться
вокруг человека, сначала образуя что-то вроде мыльной пленки, которая
потом густеет до стекловидной массы. Даже самая "точная имитация" в музее
не могла испугать - слишком она красивая и безобидная на вид, - это тебе
не какой-нибудь хищник, где ясно видны когти, зубы, щупальца или еще
что-нибудь в этом же духе...
Но я видел, точнее слышал, последствия на каждом шагу - весь кошмар
Города, все его странности сразу стали понятны. И так легко говорить об
этом?! Мне пока ничего не грозило - как объяснил он, - для любого
приезжего какое-то время существует временный иммунитет, пока идет
усвоение или, наоборот, раздражение среды... А потом и меня может окутать
радужный "пузырь", через некоторое время он остекленеет, и его оболочку
уже нельзя будет ни распилить, ни расплавить... Только голос, только звук
на самом первом этапе способны воздействовать на него... Каждую секунду
знать о такой опасности, помнить о ней, бороться с ней?!.
Мне стало стыдно, невыносимо стыдно за свое раздражение, злость,
непонимание...
Они вынуждены защищаться - пусть столь странным образом, они вынуждены
каждого человека обучать этой защите с детства. Их детишки боятся пузыря
ничуть не больше, чем наши огня газовой плиты, грома или молнии...
"Маленький муравей вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное
зерно и потащил его домой".
Город спасал жизнь. И недаром они так торопились скорее отъехать от
моего корабля, я еще тогда заметил радужные вихри вокруг машины. А они
поехали, несмотря на опасность, - в Городе лучше оборудована защита, чем в
машине...
А в парке?! Я все время вспоминал, как Она шла по аллее и говорила:
может быть, читала стихи или вспоминала специально заученные тексты... А
может быть, Она молчала?! А стихи или текст не имели к ней никакого
отношения. Она просто гуляла и молчала...
Я снова замотал головой, но уже как совсем молодой жеребенок, который
так занят своими мыслями и делами, что долго не может сообразить, с какой
же стороны его кусает назойливый овод...
"Но почему они до сих пор ничего не придумают за столько лет, кроме
такой непрочной защиты?! - думал я. - И еще пребывают в полной
уверенности, что у всех если не то же самое, то очень похожее и ничего
особенного в их жизни нет..."
Или просто перед Гостем неловко говорить о своих проблемах, мучить его
своими страхами и опасениями, и они вежливо делают вид, что все ерунда?
Я поймал себя на том, что думаю сразу о двух вещах: почему они не ищут
радикального средства, и имею ли я право позвонить ей?
"Боже мой, это все равно, что приставать к смертельно больному
человеку", - думал я, набирая номер...
Мы стояли на балконе ее дома и смотрели на Город. Каждый звук был для
меня теперь ревом "Скорой шумовой", когда знаешь, что кому-то плохо,
кому-то надо помочь...
- И только тогда мне стало понятно, - закончил я...
Она тоже что-то говорила, но я не следил, вернее, старался не обращать
внимания, что тоже было больно и трудно. Она каждую минуту боролась за
свою жизнь, а я, защищенный временным иммунитетом, стоял и
разглагольствовал о своих ощущениях...
Должно быть, Она догадалась, потому что положила руку на мою, мягко
сжала ее, и в этом движении были снисходительность и сочувствие ко мне.
- Но почему вы не хотите перебраться? Разве нет другого места?! Другого
Города?
Она как будто удивилась.
- А разве там, на Земле, люди не возвращаются вновь на те места, где
лавой залило их дома, пеплом засыпало и отравило родных? Разве нельзя
любить свой Город именно за то, что он такой?
- Ну а почему ваш Город никогда не обращался с просьбой о помощи, если
сами ничего не можете придумать?
Она удивилась не меньше:
- А разве у вас нет неразрешенных проблем, с которыми вы тем не менее
не обращаетесь к другим?!
Мне показалось, что и Она не понимает до конца ситуации, сложившейся в
Городе...
Коль наверху, так наверху,
А коль внизу, так уж внизу,
А коль на полпути наверх,
Так ни внизу, ни наверху...
Я понял, что Она "молчит" (а может, в их молчании можно искать ответы).
Если для них это так неважно, если Она считает все обычным?.. Нет, тут
что-то другое! Может, Она просто не хочет пока говорить? Тогда надо
разозлить ее немного, вывести из состояния снисходительного удивления моей
наивностью...
- Может, действительно все гораздо сложнее, чем кажется, и нельзя
пытаться понять сразу, - сказал я, улыбаясь, - но вот, например,
представить, как можно целовать девушку, которая все время говорит, я не в
состоянии... Разве это не затруднение?
- ...КольНаверхуТакНаверхуАкольНаПолпутиНаверхТакНивнизуНинаверху...
И опять я понял, что Она смешалась, и, наверно, взгляд ее опять стал
смущенно-надменным, но я не смотрел в ее сторону... Успехи мои в понимании
и психологии были значительными!
- Давай уйдем! - попросил я.
- Сейчас не могу, чуть-чуть попозже, посмотрим... Только постарайся
не... МОЛЧАТЬ, - попросила Она серьезно, - мне все время страшно... Иду! -
ответила Она громко и потянула меня за руку с балкона, где шумел и
грохотал вечерний Город, изнемогая в борьбе с невидимыми пузырями.
Я страдал и жалел всех подряд. Каждое слово, как каждое движение
сказочной Русалочки, причиняло боль. А потом я стал привыкать, потому что
бестолковость и беспорядочность выкрикиваемых слов за столом - дело
обыденное и знакомое. И вечер все больше напоминал наш обычный... Люди
были веселы, они пришли отдохнуть, они жили привычной жизнью... И я все
больше забывал о своем неуместном сожалении к ним, выискивая того, кто в
этот момент разговаривал со мной, находил того, кому хотел возразить,
бросал через плечо ироническое замечание соседу, но все же к концу вечера
я, наверно, устал...
Из соседней комнаты проскакал на одной ноге мальчик, должно быть, ее
брат, повторяя:
Раз картошка, два картошка,
Три, четыре, пять,
Шесть картошек, семь картошек,
Начинай опять...
Теперь понятно, откуда Она знает такое множество детских стихов.
РазКартошкаДваКартошкаТриЧетыреПятьШестьКартошекСемьКартошекНачинай
Опять.
Бедный маленький муравей, который должен взваливать на спину зерно и
тащить его из амбара в дом... Как предусмотрительно было человечество,
выдумав в беззаботные времена такие ненужные стихи для развлечения, из
парадоксальности, неожиданно ставшие самым лучшим средством спасения
жизни.
Он был очень увлечен своим занятием: пытался перескочить через чью-то
ногу, поднял голову и увидел, как кто-то незнакомый МОЛЧА (!!!) смотрит на
него.
Такое он скорее всего видел впервые. И наверное, он вспомнил все
ужасные сказки о том, как идет по дороге Молчаливый человек, а на него
нападает пузырь.
Мальчик открыл глаза, потом рот, потом зажмурился... и заревел во весь
голос, не переставая считать картошку.
Я нашел ее глазами. И меня снова поразило несоответствие взгляда, лица
с тем, что ей приходилось говорить.
Да! Дело воспитания детей у них было поставлено хорошо. Не менее
направленно шла и подготовка взрослого населения. С утра я прослушал Гимн
Города, запомнив только несколько строчек, достаточно неопределенных в
другой обстановке, но здесь...
Говори со мною вместе,
Говори со мной, как погаснут фонари.
Говори, о чем захочешь, говори со мной,
Говори со мной до зари.
Я вспомнил, что слышал песню на Земле, знал ее, но совсем забыл. И вот
теперь узнаю ее в Гимне. Очень многое из нашей жизни оказалось нужным и
необходимым Городу. Незаметное на Земле - безобразно разросшееся здесь...
Потом я прослушал массу специальных пятиминутных передач-зарядок... Дальше
шли специальные уроки: заучивались предложения на каждый день,
отрабатывались навыки автоматического говорения. Я понял, какое это
сложное искусство и как непросто им овладеть, особенно в такой степени,
что Словоохотливый, он уже сидел у меня, никуда не торопил, но всем видом
показывал, что готов куда угодно... К его автоматическому говорению я
давно перестал прислушиваться...
Постепенно во мне снова стало расти вместо сожаления, достигшего вчера
апогея, новая волна возмущения. Конечно, вчера новость обрушилась так
неожиданна, я ее воспринял слишком остро. Потом за столом сидели обычные
люди, им хотелось веселиться и не думать об опасности, отдохнуть от всего,
и это тоже было понятно...
Словоохотливый не наслаждался подобной формой существования, ему ничего
другого и не нужно было: говорить, говорить, говорить... А вот думать -
это качество он, видимо, давно утратил. И сегодня, зная, в чем дело,
приблизительно понимая, чем техника автоматического говорения одного
отличается от техники защиты другого, я в полной мере оценил достижения
Словоохотливого. Его словарный запас был не очень велик, но по тому, как
он умело соединял одни заготовки-блоки с другими, ему следовало присвоить
титул Лучшего словосочетающего.
Совершенно неожиданно для себя, допивая чай, я попросил его проводить
меня к ученым, которые занимались пузырями.
- НуЧтожТогдаИнститутОтпузыривания, - сказал Словоохотливый. - СловоНе
ВоробейНоПузырьРазбивает, - продолжал он как обычно без всякого перехода.
В этом же духе он продолжал до самого института.
Меня сразу удивило то, что здание оказалось не самым примечательным.
Так себе, серенький домик. Я ожидал увидеть громадное сооружение - надежду
Города, где кипит работа, - и опять ошибся. В институте с первого взгляда
поражала полусонная, ленивая атмосфера... Вместо ожидаемой мной
экстренности, волнения, напряженности, оперативности - спокойствие, будто
ничего особенного и не происходит, будто от их работы ничего не зависит...
Один из заведующих кафедрой водил меня по лабораториям и подробно
объяснял, показывал, рассказывал о количестве высших научных степеней, о
количестве работников, о том, сколько намерены принять выпускников на
будущий год и проч., проч. Мне стало тоскливо, как от звука "Скорой
шумовой", когда кажется, что машина ни за что не успеет вовремя.
- Да, конечно, комплексная, - перехватил он мой вопрос, - а как же
иначе? Одни занимаются оболочкой, другие уже - последней стадией, -
смягчился он. - Вот наша комната, - показал заведующий на толстые стены
экспериментальной лаборатории.
- А какие крупные ученые из других областей занимаются пузырями? -
спросил я.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг