Саша побудет в сторонке, а потом - не выкидывать же! - отдаст сестричкам
дурацкие цветы, которые привезёт. Но за тем, какой походкой она выйдет оттуда и
как сядет к папе в машину, он проследит...
Саша вздохнул и сосредоточился на дороге. Его не оставляло жутковатое
ощущение, какое бывает, когда ты чувствуешь - тебе о чём-то не договаривают, но
о чём именно - не можешь понять.
И сама Катя, и её лечащий врач, и Сергей Петрович Плещеев, и Катин папа,
явно сговорившись, задвигали одну и ту же дезу. Небольшая почечная колика,
говорили они. Ну вот совсем небольшая. Абсолютно ничего серьёзного и
опасного...
Саша знал, что они врут. И, не в силах угадать причину и конкретную форму
вранья, предполагал, естественно, самое худшее. Тем более что пища для
тягостных размышлений имелась серьёзная. Несколько дней назад, когда ввиду
позднего времени пожилая врачиха бескомпромиссно гнала его из больничного
коридора, из-за двери одной женской палаты (по счастью - не Катиной) зазвучал
ужасающий крик. Даже не просто крик. Это был животный рёв, возникающий на той
точке страдания, когда отмирает за ненадобностью всё человеческое и вместо
разумного существа остаётся пропитанная болью, нерассуждающая биомасса. Крик
длился и длился, дольше, чем теоретически может хватить у человека воздуху в
лёгких. Потом на секунду прервался и опять зазвучал. Саша в своей жизни кое-что
видел и знал, как такое бывает. И даже самонадеянно думал, будто перестал быть
кисейной барышней, падающей в обморок при виде скальпеля и шприца. К самому
закалённому человеку можно подобрать ключик, и самый крутой заскорузлый
профессионал обламывается на личном. Стоило Саше сообразить, что несчастная
женщина, загибавшаяся от боли за дверью, лежала здесь примерно с таким же
диагнозом, что и ЕГО Катя,- и всё, и ослабели коленки, и сделалось холодно в
животе, а сердце заколотилось у горла. Врачиха ещё добила его, убегая на помощь
страдалице. "Ну вот, - расстроенно проговорила она. - А мы-то её выписывать
завтра хотели..."
Теперь Саша гнал больничное воспоминание прочь, но оно упрямо
возвращалось. Этаким жирным вопросительным знаком по поводу Катиной завтрашней
выписки. А если и её "небольшая почечная колика" обернётся чем-нибудь примерно
таким же?.. Больше всего Саше хотелось прямо сейчас занять позицию перед дверью
"Костюшки". А ещё лучше - напротив палаты. И ждать, ждать... Вот только был бы
от этого хоть какой-нибудь толк...
Саша вздрогнул и прислушался к ощущениям собственного организма, по
обыкновению работавшего как часы. Может, Кате донорская почка нужна?.. Сказали
бы уж...
Катя и всё с нею связанное для него было во-первых. А во-вторых, последнее
время ему решительно не нравился Серёжа Плещеев. Со "Смертью Погонам"
происходило нечто не менее таинственное, чем с Катей, хотя и совсем в другом
духе. Вот уже несколько дней Сергей Петрович был ужасно корректен,
предупредителен и задумчив. Сколько Саша знал шефа, подобное с ним до сих пор
приключалось, только когда от него в очередной раз навсегда уходила супруга. Но
теперь?.. Плещеев раза два в день звонил Людмиле по телефону, блестя при этом
глазами, как влюблённый мальчишка, и рубашки надевал исключительно голубые,
причём каждый день свежие.
А на сотрудников (думая, что никто не заметит) поглядывал так, словно
потихоньку с ними прощался. Какие выводы из этого следовало сделать?..
Если бы Саша мог сейчас думать в полную силу, он бы выводы, наверное,
сделал. И не исключено даже, что правильные. Но что поделаешь! Ни о чём, кроме
Кати и её невыясненной болезни, он был сейчас не способен. И вообще,
трагическая любовь, да притом не первый год длящаяся, умственных способностей,
как известно, человеку не прибавляет...
Надежда Борисовна открыла дверь, и Шушуня вылетел в прихожую с радостным
криком:
- Дядя Саша!.. А я стихотворение сочинил! Сам, честное слово!..
- Тихо, Шурочка, - поспешно одёрнула его бабушка. - Нельзя кричать, мама
болеет!
Саша подхватил тёзку, и чужой сын привычно устроился у него на руке. В это
время дня ему вообще-то полагалось быть в детском саду, но шея у Шушуни была
обвязана тёплым платком - не иначе, простыл. Мало хорошего и само по себе, и
ещё потому, что у Саши имелся к Надежде Борисовне разговор. При котором
мальчику совсем ни к чему было присутствовать...
Командир группы захвата слегка подкинул тёзку на локте, отчего тот
счастливо засмеялся и обхватил его руками за шею.
- Какое стихотворение? - спросил Саша очень таинственным шёпотом.
- Про Дракона и Муську... -тоже шёпотом ответил Шушуня.
Дракоша - пёс,
а Муська - кот.
И совсем не наоборот...
Саша свёл брови, глубоко задумавшись над услышанным.
- Стихи замечательные, - сказал он затем. - Только в одном месте... мне
показалось...
Шушуня смотрел на него в полном отчаянии. Пятилетним поэтам всегда
кажется, что строчка, явившаяся на ум, есть самый прекрасный и окончательный
вариант, лучше которого придумать уже ничего невозможно.
- Насчёт того, что Муська - кот, - сказал Саша. - Если бы она была котом,
она Тимофею была бы не мамой, а папой. Мыто с тобой знаем, что к чему, но
другие могут и не понять...
С этой логикой было трудно поспорить. Шушуня глубоко задумался и обречённо
спросил:
- А как лучше?
Если Лоскутков что-нибудь понимал, малыш был близок к слезам. Вот сейчас
дядя Саша прямо с ходу скажет стихотворение, и, конечно, оно будет гораздо
лучше того, которое он целый день вчера сочинял... Потому что у взрослых всегда
получается лучше, и они норовят сделать всё за тебя, чтобы ты сразу увидел, как
надо. Потому что они давно позабыли, какое это блаженство, когда что-то впервые
сообразишь или сделаешь САМ...
- Я, братишка, так навскидку не знаю. - Саша покачал головой. - Тут
мозгами шевельнуть надо. Чтобы потом выйти во двор, кому-нибудь рассказать, и
тот сразу представил...
Вид у Шушуни стал ужасно сосредоточенный. Он шевелил мозгами. Саша
поставил его на пол:
- А ещё лучше, тёзка, ты попробуй-ка Муську Драконом нарисовать. Не слабо?
Так и стихи, между прочим, лучше придумываются...
- Не слабо! - заверил его Шушуня. И с прежним сосредоточенным видом
отправился рисовать. Лоскутков проводил его взглядом.
Надежда Борисовна повела Сашу в кухню:
- Дайте я вас хоть чайком попою... Гулять-то нынче не стоит, вон погода
какая...
- Надежда Борисовна, а как Вера? - спросил Саша.
- Сосёт он её изнутри...- Глаза Шушуниной бабушки немедленно заблестели от
слез. - Все соки последние... И такая боль... каждую ночь криком кричит... Да
ещё подруга эта с работы, Татьяна... У неё последнее время на всё один разговор
- Господу Богу молиться и во всём каяться... Бог и спасёт... Я вот старый
человек, а и то... Ну вот в чём, Саша, скажите, Верочке каяться? Разве только в
том, что на свет родилась? Что охламона этого полюбила, человеком его сделать
хотела? Что сынка ему родила?..- Надежда Борисовна утёрла глаза краем
передника. - Татьяна вчера вот батюшку привела... а святости в нём... название
одно... после Верочки даже нас не постыдился, чуть не прямо при ней давай руки
спиртом тереть... Да что я вам всё...- Она спохватилась и пододвинула Саше
баночку "витамина" - протёртой с сахаром чёрной смородины. - Вы пейте,
Сашенька, пейте...
- Надежда Борисовна, я не так просто спросил, - сказал Саша и положил руки
на стол. Он не мог заставить себя притронуться к чаю. Всякий раз, когда его в
этом доме чем-нибудь угощали, ему казалось, будто он, здоровый мужик, объедает
сирот. А уж сегодня... особенно. - Надежда Борисовна, - повторил Саша, - я тут
поговорил кое с какими хорошими докторами. Очень хорошими. Всё рассказал... И
они мне посоветовали раздобыть для Веры направление в хос-пис...
- Что?..
- В хоспис. Это такое медицинское заведение... для очень тяжёлых больных.
Я сам съездил вчера, посмотрел. Уход замечательный, лекарства какие угодно...
обезболивающие... и родственникам - пожалуйста... чтобы человек спокойно, с
достоинством...
Говорить об этом с матерью Веры оказалось чудовищно трудно. Саша смотрел в
стол, на котором лежали его стиснутые кулаки, и до него не сразу дошло, что
Надежда Борисовна его просто не слышала.
- В хоспис?.. - медленно переспросила она, когда Саша осёкся на полуслове
и вскинул глаза. Взгляд Надежды Борисовны был чужим и враждебным. - В хоспис?
Как же, знаем, знаем, Татьяна давеча говорила, - недобро усмехнулась она. -
Это, значит, вы нам такое место нашли, где раковых усыпляют?..
Пенис топтался на сыром ветру и с ненавистью поглядывал на
празднично-кружевной сруб "кормобазы". На подпёртое нарядными столбиками
крылечко, на маленькие окошки, из которых лился тёплый электрический свет...
Когда кто-нибудь входил-выходил из дверей, следом вылетал шлейф совершенно
невозможного запаха. Пахло растопленным маслом, шипящими сковородками,
сметаной, вареньем... Вывеска изображала пузатого мужика в рубахе навыпуск,
сидящего перед самоваром. Мужик словно бы в изумлении взирал на гигантскую
стопку блинов и, радостно разводя руками, изрекал светящуюся надпись: "Блин!" И
До чего хорошо было, наверное, смотреть оттуда в окошечко на зимнюю питерскую
непогодь. Совсем не И то, что стоять, блин, снаружи и ждать, ждать...
На плече у Пениса висела тяжеленная сумка, и кто бы только знал, до чего
она ему надоела. Временами, когда становилось невмоготу, он ставил её наземь,
но сумка стоять не хотела и упорно валилась. Пенис всякий раз её поспешно
подхватывал. Бензин не вода, его, говорят, просто так в кока-кольной бутылке
под крышечкой не удержишь. Разольётся ещё. И будет как в боевике, И когда
кому-то грозят пистолетом, потом в конце концов И жмут на крючок - и волына,
вместо того чтобы выстрелить, лишь беспомощно щёлкает. Пенис шмыгнул носом,
расклеившимся от холода, и завистливо покосился на Фарадея. Тому всё было
нипочём - он легко держал на плече сумку, в которой были не паршивые
пластиковые бутылки, а самая настоящая канистра. Десятилитровая... Пенис
переступил с ноги на ногу. Его трясло то ли от холода, то ли от нервного
напряжения, то ли просто от страха. Ну ничего. Теперь уже скоро.
Они "припухали" в углу площадки перед недавно открытым "Блином", а на той
стороне вымощенного плиткой пространства стоял большой оранжево-красный автобус
с летящим ястребом, нарисованным на борту, и финскими номерами.
Их цель. Всё началось с того, что Кармен подслушал чей-то
случайный разговор. Речь шла об этом самом автобусе: приезжает, мол, в
неделю раз из Финляндии, катает по Питеру всяких там вьетнамчат с негритятами.
И обязательно заворачивает к "Блину" - посидеть перед обратной дорожкой за
настоящим русским столом... А что? Тоже достопримечательность. Не "Макдональдс"
небось, с этими их по всему миру стандартными бутербродами и картошкой...
То есть пацаны мигом въехали, что наклюнулась фартовая тема, как раз то,
что они последнее время только и "тёрли". Киса, девочка-отличница,
школьница-скромница, куколка Барби, тут же побывала в "Блине". Зацепилась
языками с официанткой и выяснила тьму интересного. Автобус, оказывается,
принадлежал богатой финке родом из ещё дореволюционных тамошних русских. Она и
каталась на нём на историческую родину, показывала Эрмитаж с Исаакием
ребятишкам из "третьего мира", чьи родители осели в Финляндии. Ну а финкин муж,
которого на дальних перегонах она иногда подменяла за рулём, был вообще бывший
наш. Русский. Угодивший за рубеж сложными какими-то путями.
Киса сразу сказала, что это существенно упрощает задачу. В ином случае
пришлось бы шпрехать по-английски или ещё по-каковски, а в иностранных языках,
кроме неё самой, никто из компании "не Копенгаген".
...В общем, решение было принято, и целый месяц они трудились как
каторжные: "выпасали" автобус, по карте и пешедралом выбирали маршрут,
прикидывали пути отхода. Составляли требования к властям и писали их на бумаге
- печатными буквами и левой рукой, чтобы не догадались по почерку. Они пытались
представить, как всё будет, и временами хотелось визжать от восторга, а
временами - делалось скучно. А то и попросту стрёмно. Ну ничего. Немного
осталось. Сегодня вечером они будут делить деньги...
- Эй, клювом не щёлкать! - Гном шумно утёр нос и уставился на входную
дверь блинной.- Кандыбают, кажись! Точно, они!..
Из дверей блинной в самом деле показалась стайка ребятишек, сплошь
цветных, улыбающихся, одетых в яркие курточки. С ними вышли двое взрослых.
Женщина в распахнутой дублёнке и высокий, крепкий мужчина. Мужчина сразу пошёл
к автобусу - заводиться, открывать двери, - а женщина осталась с детьми.
Ребятишки восторженно прыгали кругом неё, размахивали руками, лопотали на
невероятной смеси языков...
- Пошли! - Гном почувствовал дрожь в позвоночнике и сунул правую руку в
карман, где до поры грелся "ТТ".- Не ссать! На мины!..
Хотелось страшно заорать и рвануть вперёд, как в атаку, размахивая
пистолетом и матерясь. Неожиданно трудно оказалось придерживаться заранее
отработанного сценария - идти вперёд спокойно, с независимым видом и как бы
вообще мимо... чтобы никто раньше времени шухер не поднял... Пятнадцать шагов.
Водитель забрался в автобус, открылась пассажирская дверь, и мелкие полезли
внутрь. Десять шагов... Женщина в дублёнке подсаживала своих подопечных,
следила, чтобы не оступилась. Пять шагов... Мягко заработал дизель... Три
шага!!! Гном первым стянул на лицо вязаную шапочку с прорезями для глаз.
И чуть не запутался в собственном кармане, вытаскивая наконец пистолет...
- Руки на баранку!!! Живо!!! - завопил он не своим голосом, отшвырнув
какого-то китайчонка и вихрем влетая в салон. Фарадей, Кармен и Пенис,
толкаясь, полезли за ним. Киса тоже вспрыгнула на ступеньки, но женщина
схватила её сзади за куртку:
- Вы с ума сошли! Что вы делаете?
Киса пронзительно завизжала и лягнула её. Эта была больше судорога, чем
удар, но судорога исключительно меткая. Женщина сразу выпустила её, отшатнулась
и осела на мокрые плитки. Она прижимала ладони к лицу, между пальцами из
сломанного носа сразу и густо хлынула кровь.
- Трогай!!!.. - вопил Гном и тыкал водителю в лицо дуло "ТТ". Но тот,
вместо того чтобы (как полагалось по плану) послушно тронуть автобус, сделал
какое-то непредусмотренное движение, вроде бы полез из-за руля, причём с явным
намерением добраться до Гнома, и рожа у него была такая, что Гном, представив,
что будет, если этот громила до него доберётся, - выстрелил.
Секундой позже он осознал, что едва не отправил коту под хвост всё их
тщательно разработанное предприятие. Убей он водителя, и кто, интересно, сел бы
на его место? Ни он сам, ни Фарадей, ни Кармен, ни тем более Пенис машину
водить не умели. И даже Кису её "высоковольтный" папенька за руль своего
"Мерседеса" пока что не допускал: "Вот исполнится восемнадцать, получишь
права..."
По счастью, здоровенный водила неожиданно проворно шарахнулся, так что
пороховые газы всего лишь обожгли ему ухо, а пуля вскользь прочертила лоб и,
разбив окошко, сплющилась в итоге о стену дома напротив.
- Трогай!!! - снова прицелился Гном, и водитель был вынужден подчиниться.
Катая на скулах желваки, он выкрутил руль, врубил передачу... Автобус сперва
пошёл неровно, рывками, но потом набрал скорость и выехал на улицу Бабушкина.
Уплыла назад выложенная плиткой площадка перед "Блином", растерянные прохожие -
один из которых, впрочем, уже вытаскивал сотовый телефон, и, верно, не для
того, чтобы позвонить маме... сидящая на земле женщина и сбившаяся в кучку
кругом неё малышня...
Кровь капала водителю на грудь, на белую вязаную безрукавку, она заливала
глаза, и он размазывал ее рукой, пачкая слова татуировки: "Полосатая душа. ВДВ.
Афган".
На первом же светофоре он рванул под красный. - Прямо!!! - заорал Гном, но
автобус уже заложил каскадёрский вираж влево - такой, что Гнома чуть не
оторвало от стойки, в которую он вцепился свободной рукой, а у Пениса всё-таки
выкатились из расстёгнутой сумки пресловутые кока-кольные пузыри. Вот это уже
было в корень не по плану!.. Мало того, что они стремительно улетали с
задуманного маршрута, - водила, как скоро выяснилось, свернул не абы куда. Он,
ока-зываетсяу успел высмотреть за перекрёстком гаишный "Жигуль". И, пока Гном с
компанией хватались за что ни попадя, чтобы только устоять на ногах, -
промчался мимо ментов, мигая дальним светом и ревя на всю катушку клаксоном. А
то, не дай Бог, не заметят!
Гаишники приглашение приняли. Живо попрыгали в свой тарантас, удивительно
шустро пристроились сзади и начали брать на голос:
- ПРИКАЗЫВАЮ ОСТАНОВИТЬСЯ!
- Ты что делаешь, пидор?.. - вне себя от ярости прошипел Гном и приставил
ствол рулевому к уху. На сей раз тот отстраняться не стал, лишь скосил на Гнома
глаза и очень нехорошо усмехнулся:
- Ну давай, давай... вместе копытами накроемся...
Понимал, гад, что на ходу ему не сделают ничего. Игнорируя светофоры,
заставляя уворачиваться другие машины, автобус взвился на виадук, со свистом
пронёсся над лабиринтами железнодорожных путей и ещё стремительнее скатился под
горку - водитель, ощерясь, знай себе давил на педаль. Проспект Славы широкий и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг