счастья. Расплакалась и. едва не потеряла очки, пытаясь утереть глаза и
одновременно разыскивая платочек...
Мужчина, совершенно непохожий на того смешливого паренька, потянулся
остановить, удержать её, но рука встретила пустоту.
- Кира, - прошептал Снегирёв. И почувствовал, как глубоко внутри то ли
тела, то ли души начинает пульсировать знакомая боль. Ей физически не
полагалось там быть, но она там была. Провод под током, заправленный в
огнестрельную рану... Электрический жгут, брызжущий во все стороны огненными
ручейками...
- Кира...- повторил Снегирёв и, спотыкаясь, побрёл следом за ней, силясь
отыскать её, исчезнувшую в толпе. Люди обходили его, иные толкали, кто-то
обозвал пьяным. Наконец он пробился к заснеженной лавочке, с которой она, как
ему показалось, только что встала. Он даже присел на жгуче-холодное реечное
сиденье и принялся ждать, но скоро понял свою ошибку. Лавочка стояла метрах в
полутора от того места, где юлжна была бы стоять. Снегирёв поднялся и торопливо
зашагал по крайней аллее парка. Он найдёт Киру. Он её непременно должен найти.
А то как бы она без него не пошла под ту арку на Московском проспекте...
Где из трёх негодяев её всё ещё караулит по крайней мере один...
За кухонным окном царила кромешная чернота, только вспыхивал лиловыми
космическими зарницами неисправный фонарь во дворе, да неярко горели окна дома
напротив. Впечатление черноты было тем сильнее, что отсутствовало привычное
оранжевое свечение в облаках: . облака расползлись прочь, небо было ясное.
Звёзды смотрели прямо в окно, навевая мысли о малости и ничтожестве
человечества.
Сегодня Эсфирь Самуиловна готовила гречневую кашу. Самую простую и
насквозь русскую гречневую кашу. Ту самую, которую едят с молоком. Или с
маслом. Или с жареным луком и шкварками. Или ещё девяносто девятью способами.
Тётя Фира слегка даже передержала её на плите - всё надеялась, что войдёт
"просто Генриэтта" Досталь и увидит её за этим занятием. Да пусть только
попробует опять унюхать чеснок! Или ещё что-нибудь вякнуть!..
К её некоторому разочарованию, мадам так и не появилась. В конце концов
тётя Фира сняла кашу с огня. На соседней конфорке тем временем закипела
кастрюля у Оли Борисовой. Та подошла и высыпала в кипяток из газетного кулька
вермишель.
- Оленька, - попросила тётя Фира, - если вам газетка больше не нужна, вы
её не выбрасывайте. Я кашу заверну.
Сама она газет с некоторых пор не выписывала, и это причиняло определённые
хозяйственные неудобства.
- Пожалуйста. - Оля протянула мятые позавчерашние "Ведомости".
Эсфирь Самуиловна разгладила их на своём столике, поставила по центру
чугунок с кашей... И глаза помимо воли скользнули в угол листа, к сероватому
квадратику криминальной хроники.
"...сотрудниками УФСБ, ГУВД и РУОП проведена совместная операция, в ходе
которой задержаны члены преступной группировки, занимавшейся поставками в наш
город наркотиков из Таджикистана..."
Тётя Фира поспешно отвела взгляд, чувствуя, однако, большое облегчение.
Бог был милостив: ей не дали повода судорожно вспоминать и высчитывать, был ли
Алёша в такое-то и такое-то время дома, а если вдруг не был, то не вёл ли он
себя как-нибудь необычно, когда возвратился?..
Эсфирь Самуиловна аккуратно запеленала кашу, ухватила чугунок полотенцем
(Алёша приклеил над столиком два крючка и повесил суконки, но она постоянно
забывала ими воспользоваться) и собралась было нести кашу к себе - кутать в
тёплый платок и убирать под подушку, - когда из коридора на кухню влетел Гриша
Борисов.
- Слыхали?..- сообщил он взволнованно.- Опять чиновника грохнули! Вот
только что сообщили!..
Патимат Сагитова, составлявшая в мисочке сложную смесь пряностей, покачала
головой и молча вернулась к работе. Тётя Фира так и замерла, держа на весу
чугунок. Потом медленно опустила его обратно на стол.
- Туда и дорога, - фыркнул тихий алкоголик дядя Саша. Он сидел у своего
столика и обедал: извлекал из мундиров сваренную накануне картошку и ел с
колбасой. - Довели народ, сволочи! Столько наворовали, что уже поделить
спокойно не могут!
- Кого хоть? - оглянулась Витя Новомосковских. - Не губернатора?..
Губернатор некоторым образом был мужчиной её мечты. У них с Валей даже
висел на двери предвыборный плакат, где тогда ещё претендент был изображён в
рубашке с закатанными рукавами: хватит, мол, банкетов и блистательных
презентаций, работать пора! Глаза губернатора на том плакате смотрели в самую
душу и отливали пронзительной голубизной, и Вите очень не хотелось бы, чтобы
такого мужчину убили.
- Да нет, - отмахнулся Гриша. - Хотя, если так дальше пойдёт, не удивлюсь,
если и до него доберутся. Крупного, говорят, деятеля, я, правда, что-то раньше
эту фамилию... Гнедин какой-то.
Тётя Фира нащупала позади себя стул и тихо опустилась на него, перестав
доверять внезапно ослабевшим ногам. Вот оно, - колоколом прозвучало у неё в
голове. Шма-Исраэль!.. О, шма-Исраэль...
Дядя Саша отправил в щербатый рот очередную картофелину:
- Чем занимался-то новопреставленный, не сказали? Тоже прихватизатор
небось?
- Всё не так, - Гришу до сих пор раздражали дяди-Сашины выпады в адрес
"прихватизаторов" и "демокрадов", он считал, что отдельные личности не могут
дискредитировать и так далее. - Он в юридическом управлении работал.
- Это судьёй, что ли? - спросила Витя Новомосковских. - Ну, значит,
посадил кого не надо, уголовники и приговорили...
- Нет, не судьёй, - Гриша снова был вынужден возражать и чуть ли не
оправдываться. - Они там, если возникает спорная ситуация по каким-то
распоряжениям городского начальства, устанавливают, как это выглядит по
закону...
- Ну и всё равно выходит, что вроде судейского, - утёр рот дядя Саша, а
Витя подозрительно спросила:
- Это чьи распоряжения? Губернатора?..
- В том числе.
- А... - подала голос тётя Фира, - убийцу... поймали? Оленька Борисова
посмотрела на её лицо, ставшее зелёным и прозрачным, и всё неправильно
истолковала:
- Тётя Фирочка, миленькая, ну что же вы так переживаете! - И напустилась
на мужа: - А ты тоже, вбегаешь тут, жуть всякую начинаешь рассказывать. Тёте
Фире и так небось война по ночам снится, да ещё ты с убийствами...
Гриша спорить не стал, хотя про себя был с ней не согласен. Отгораживайся,
не отгораживайся от современности - всё равно она до тебя доберётся. И оглоушит
чем-нибудь таким, что и без фронтового прошлого перестанешь спать по ночам.
Опять же и неучастие в общественной жизни было, с Гришиной точки зрения, одним
из смертных грехов. Правда, начинать это доказывать пожилому и явнсй очень
расстроенному человеку...
А Эсфирь Самуиловна подняла на него огромные воистину библейские глаза и
повторила:
- Так они... поймали его? Гриша обречённо махнул рукой:
- Тётя Фира, на каком свете живём?..
- А чё! В правовом, блин, государстве! - захохотал дядя Саша.
- Конечно, никого не поймали,- наконец-то успокоил жадно слушавшую тётю
Фиру Гриша Борисов. - Вы только представьте, сидит человек в ресторане, кого-то
из Москвы ждёт, о встрече договорился... Тут вламывается громила и убивает его,
а телохранителя тяжело ранит, а потом выходит себе этак спокойненько... И никто
его не то что не задерживает, охрана в том числе, а даже и примет каких следует
не запоминает...
- Ага, сейчас прямо вам бросились, - презрительно хмыкнула Витя
Новомосковских. - Вальке моему вон машину разбили, он их попробовал задержать,
так я до сих пор чехлы от кровищи не отстирала. Нет уж! Фиг вам!.. С маслом!..
Её очень тянуло употребить более крепкое слово, но присутствие тёти Фиры
заставило сдержаться.
- А приметы запомнишь, в милицию пойдёшь - самого потом придут и зарежут,
- тихо добавила Патя Сагитова.
- Из чего завалили-то? - спросил дядя Саша. Он любил иногда проявить
эрудицию. - Из "Калашникова" небось? Или из "тульского Токарева"?
- Вот тут самое пикантное... - начал было Гриша и, спохватившись,
покосился на тётю Фиру - стоит ли продолжать. Но та слушала прямо-таки с
болезненной жадностью, и Гриша продолжил: - Вы себе представляете? Ресторан был
какой-то восточный, так палочками для еды!.. Эсфирь Самуиловна, вы у нас медик
- это возможно вообще? Они ведь деревянные! Не нож, не вилка там, наконец...
Тётя Фира кивнула и прошептала:
- Возможно. Если очень сильный удар... А про себя сопоставила ржавый
гвоздь и деревянные палочки с досками от разломанных ящиков, которыми когда-то
орудовали в далёкой отсюда подворотне три юных подонка. Шлыгин, Гнедин... и ещё
один, пока что живой. Пока что... О, шма-Исраэль!.. У неё закружилась голова, и
она заподозрила, что вряд ли дойдёт до своей комнаты, если вообще встанет со
стула. Не говоря уж о том, чтобы кашу на диван относить.
- Ну так вот, - рассказывал Гриша. - Из-за этого уже версии разные пошли.
Одни говорят - заказное убийство, только замаскированное. Тем более Гнедин этот
двух начальников подряд, говорят, схоронил, оба от болезни...
- Знаем мы такие болезни, - проворчал дядя Саша.
- ...А недавно сам к какому-то расследованию приступил, где уж очень
большие деньги были замешаны. Вот так. А другие говорят, всё на бытовой почве.
Даже вспомнили, что он вроде с женой на днях очень сильно поссорился. Вот она,
может быть, и решилась... Или за неё кто...
- Любовник, - высказалась Витя Новомосковских. Патимат осуждающе покачала
головой и нахмурилась.
- А что? - неожиданно воинственно заявила Оленька Борисова. - Эти важные
начальники дома часто такие!.. Он её, может быть, бил!.. И развод не давал,
чтобы имидж не портить! Тут не то что любовника заведёшь, тут в самом деле с
зарплаты на киллера будешь откладывать...
- Ну, бабы такие есть, что и в морду сунуть не грех... - вступился за
сильный пол дядя Саша.
Оля и Витя немедля повернулись к нему и принялись яростно возражать.
Гриша, видя, что разговор съехал в безнадёжно примитивную плоскость, развёл
руками - о времена, о нравы!.. - и удалился к себе. В следующем выпуске
новостей могут поведать ещё какие-нибудь подробности, которые всё поставят на
место.
Тётя Фира осталась сидеть на своём стуле и довольно долгое время не
двигалась с места. Вдвоём с Плещеевым они были единственные в Питере люди,
доподлинно знавшие, КТО. Плещееву, правда, в отличие от тёти Фиры, оставалось
лишь гадать, ПОЧЕМУ. Зато он знал о готовящемся убийстве заранее - и не только
не выполнил свой прямой долг по предотвращению преступления, но даже сделал
обратное: помог его совершить. Тётя Фира наверняка пожалела бы шефа "Эгиды" и
пришла бы к выводу, что ей всё-таки легче.
Сначала ей казалось, что она так и просидит здесь, в кухне, целую ночь,
потому что не соберётся с силами встать. Потом задела локтем завёрнутый
чугунок, и новое беспокойство отодвинуло все прочие горести: каша-то!..
Остывает!.. Этого никак нельзя было допустить. Эсфирь Самуиловна поднялась на
ноги, взяла чугунок и пошла в свою комнату. Чувствовала она себя так, как будто
ей исполнилось не семьдесят семь лет, а все девяносто девять.
Ночью она, естественно, не спала. Даже не ложилась в постель.
Прислушивалась ко всем шорохам и даже несколько раз выходила в коридор -
караулить, возле входной двери. Минула половина третьего, памятная ей по
прошлому разу, но никто так и не появился. Эсфирь Самуиловна выключила в
комнате свет и стала смотреть в окно, благо огромный стеклянный полукруг
выходил на Кирочную. Увы, в окно была видна в основном дальняя сторона улицы,
да и ту мешал как следует разглядеть фонарь, горевший прямо внизу. Тётя Фира
пересаживалась со стула на кресло, а с кресла на диван, куталась в плед,
замерзала и отогревалась, гуляла по комнате, держа на руках Ваську, и тщетно
гнала от себя мысли о том, где мог быть теперь её постоялец.
В современных боевичках про наёмных убийц, несколько штук из которых она
тайком прочитала в чисто познавательных целях, описывались ночные клубы,
роскошные рестораны, дорогостоящие любовницы... Бог с ними там. Тётя Фира
прекратила свои "изыскания" не потому, что её коробило от чисто литературного
убожества текстов или выводили из себя зубодробительно-откровенные описания.
Садистские и сексуальные сцены она воспринимала с профессиональным спокойствием
медика, лишь отмечала про себя неточности и перехлёсты - ну не холодеет в пять
минут только что застреленный человек, и тут уж вы как хотите!.. И докторица со
"скорой" не падает в обморок при виде пулевого ранения!.. Боевики опротивели ей
даже не из-за того, что описанные в этих книгах "типично киллерские"
особенности и ухватки не имели никакого отношения к реальному убийце, жившему у
неё в доме. Причина, по которой она перестала посещать лоток возле метро, была
печальней и проще.
Всех киллеров в финале с мрачной предопределённостью убивали...
Эсфирь Самуиловна отвернулась от окна и тихонько включила музыкальный
центр, который Алёша по её просьбе настроил на всякие станции. "Европа плюс"
передавала хит сезона - нечто нескончаемое, без мелодии и без ритма. Вместо
двух других, обещавших круглосуточные передачи, шипели и трещали помехи.
"Эльдорадио" предлагало полуночникам побеседовать в эфире о том, какой брак
прочнее - "гражданский" или чин чином оформленный в загсе. Тёте Фире пришла
даже дикая мысль позвонить в студию и высказаться по этому поводу, но потом она
махнула рукой и снова переключила канал. Из колонок зазвучала песня группы
"Сплошь в синяках", которую последнее время с удовольствием стал слушать Алёша.
Словно мёртвого друга,
Хватая его за плечо...
Тётя Фира вздрогнула и торопливо выключила музыкальный комбайн. Неужели
Алёшу тоже всё-таки догнали и застрелили, и сейчас он лежит где-то на ледяном
пустыре... медленно остывая... и снег уже не тает у него на лице, на ладонях
раскинутых рук...
Когда сравнялась половина шестого и на улице зажглись дополнительные
фонари, а народ начал выползать из парадных, спеша на метро (так только и
убедишься, что кое-какие предприятия у нас ещё дышат), тётя Фира стала самым
решительным образом собираться из дому. Оделась потеплее, прихватила
неразлучную капроновую авоську (а что? Будет хоть какой-то предлог, если её
вдруг застукают в коридоре не вовремя проснувшиеся жильцы...) и вышла из
квартиры.
Снаружи было по-прежнему ясно и стоял лютый мороз. Со двора имелось два
выхода: длинная подворотня, удобно выводившая к метро, и арка с гранитными
столбиками и ещё видимыми петлями давно снятых ворот - на Кирочную. Почему-то
тёте Фире показалось менее вероятным, чтобы Алёша приехал домой на метро, и она
направилась ко второй подворотне. Нет, на улицу она не пойдёт; она встанет так,
чтобы на всякий случай видеть ту и другую, и будет ждать, пока не дождётся...
Она едва успела занять свой наблюдательный пост, когда с противоположной
стороны под арку шагнул Снегирёв.
Живой и здоровый. Он не полз, не шатался, марая мёрзлый снег кровью, не
падал, не умирал... Шёл вполне обычной походкой и, кажется, при виде тёти Фиры
изумился не меньше, чем она сама - при виде него. Это продолжалось мгновение.
- Тётя Фира, - спросил он, остановившись, - вы что тут, пардон, делаете?..
У него, правду молвить, успела мелькнуть мысль об эгидовской засаде в
квартире, но Эсфирь Самуиловна сорвалась с места и молча повисла у него на шее.
Он в самом деле был здесь, живой и вещественный. Не привидение, как она на
какую-то секунду решила. Он безропотно дал ей повернуть себя к свету, и старая
женщина пристально посмотрела ему в глаза. Глаза были очень несчастные и
усталые, но... нормальные. Ничего общего с теми жуткими дырами, которыми он её
дважды пугал. Тётя Фира еле удержалась от того, чтобы прямо на месте не
пробежаться руками по его груди и плечам - не ранен ли?.. Нет, любой непорядок
она бы сразу почувствовала... Она снова обхватила его руками за шею, уткнулась
ему в куртку лицом и блаженно расплакалась.
Приехали!..
День вроде должен был бы заметно прибавиться, но покамест в природе ничего
синего, ясного, мартовского не наблюдалось. Ни тебе каких лунок, протаянных
солнцем, якобы повернувшим "на лето", в сугробах вокруг древесных стволов:
кусты и деревья стояли в ледяных лужах, не впитывавшихся в промёрзлую землю.
Резкий ветер гнал по лужам плавучий мусор и рябь, сугробы покрылись толстыми
корками из того же мусора и талого льда, и надо всем этим висело чёрное
непроглядное небо. Днём с крыш валились сосульки в человеческий рост, а ночью
зло и крепко морозило, так что вода, растёкшаяся по асфальту, к утру превращала
улицы в натуральный каток. В настоящий момент как раз было. утро, и в Москве,
судя по сообщениям радио, ровно минуту назад взошло солнце, а в Питере
по-прежнему царила полная мракотень. Саша Лоскутков осторожно ехал по
Витебскому проспекту, направляясь в Купчино, и мысли его одолевали далеко не
самые весёлые. Завтра к десяти утра он поедет в "Костюшку", потому что оттуда
должны выписать Катю. Вполне возможно - и даже скорее всего - в больницу
прибудет за дочерью и Катин отец и, конечно, самолично увезёт её домой. Что ж,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг