- Ну, суки, ну, падлы легавые, взорву их куток к едрёне фене!.. - шёпотом
матерился Журба. Кроме праведного гнева его распирала гордость за братьев по
оружию: - Во люди, по понятиям живут! Давай, Джексон, подгребай к ним, стартуем
по новой...
Подравнялись, дали по газам, понеслись. А кончилось дело тем, что на
Среднюю Рогатку, сиречь площадь Победы, прибыли синхронно, словно в одной
упряжке.
- Ну, бля, Джексон, ты и водила! - Слегка уставший "Ландкрюйзер"
остановился в тихом проезде рядом с "Форраннером", и Журба в восторге вытащил
из кармана бумажник: - А базарили, никому ихнего спеца не достать!.. Говорю,
держи пятихатку!..
...В это время открылась дверца "Форраннера", наружу вылез водитель, и при
свете уличных фонарей Женя увидел Володьку Юровского.
Того самого Юровского, которого он как-то пёр шестнадцать вёрст на своём
хребте. Солнце палило немилосердно, жутко хотелось пить, а Володька прижимал
руки к животу и тоже хотел пить, но Женя ему пить не давал. Во-первых, потому,
что пить было нечего, а во-вторых, потому, что у Володьки в животе сидел
осколок, и пить ему было нельзя. Постепенно кончилось действие промедола, и
Володька начал сперва страшно стонать, а потом кричать, громко, надсадно, возле
самого уха. Женя тогда был тоже ранен - в руку. Ночью он слизывал влагу с
камней, а Володька не кричал только тогда, когда терял сознание. Дважды Женя
бросал его, посчитав мёртвым, и дважды возвращался на сорванный страданием
голос, а Володька кричал все тише и тише, и уж точно не гонял бы сегодня на
джипе, если бы их вовремя не подобрали свои...
Женя выбрался из "Ландкрюйзера" и пошёл Володьке навстречу. Всё правильно
- ещё бы после такой гонки водителям не познакомиться, не похлопать друг друга
по спинам... Вот только ноги почему-то были совсем Деревянные. Юровский смотрел
на Женю во все глаза.
- А ты, пацан, молодец, прямо не ожидал, - сипло похвалил он Крылова и,
хотя взгляд его так и кричал об узнавании, добавил: - Тебя как звать-то,
кореш?..
Большая волна
Плавучему ресторану "Цунами" были не страшны невские наводнения. Бетонные
сваи защищали его от любых ударов стихии - он лишь поднимался и опускался
вместе с уровнем воды, как большой поплавок. Да и стихия здесь была далеко не
та, что где-нибудь около Стрелки. Тихое, приятное во всех отношениях, интимное
место...
Сегодня у Владимира Игнатьевича Гнедина здесь была назначена встреча.
Бизнес-ланч с московскими издателями, которые прослышали о временных неудачах и
трудностях "Интеллекта"...
Шофёр остался внутри - стеречь, чтобы, не дай Бог, не угнали или не
приладили адской машины под днище. Владимир Игнатьевич выбрался из "Вольво" и
вдвоём с Мишаней направился к узкому железному трапу над колышущейся водой.
Будь на то его воля, Гнедин предпочёл бы отправиться в любой другой ресторан.
Очень уж всё здесь напоминало не очень далёкий вечер, когда он этаким
счастливым влюблённым привозил сюда Дашу, и она без шапочки - разве, мол, я уж
такая мимоза! - храбро шла по этому самому мостику, и чёрная вода тяжело
колыхалась внизу, отражая огни... Вода и теперь стояла выше ординара и таила в
себе непроглядную черноту, хотя время было обеденное - два часа пополудни.
Гнедин миновал дверь и бросил пальто гардеробщику, тотчас вспомнив с тяжёлой
дурнотной тоской, как вот на этом самом месте принимал Дашино мягкое бежевое
пальто и передавал его - вместе с её запахом и теплом - тому же самому
лысеющему молодому человеку...
Нет уж! Как только в истории его трагической любви будет поставлена
последняя точка, он перестанет здесь появляться, и все поймут почему. Но до тех
пор ему следует бывать здесь по возможности чаще. Сидеть одному вечерами
(телохранитель не в счёт), смотреть на догорающую свечу и безысходно
грустить...
Владимир Игнатьевич прошёл к приготовленному и ожидавшему его столику,
опустился на стул с высокой спинкой и посмотрел на часы. Московские издатели
должны были приехать минут через пятнадцать.
Мишаня сидел за соседним столиком, бдительно озирал зал. Когда
требовалось, он умел придавать своему взгляду не просто "рентгеновское"
выражение - его взор делался осязаемо плотным, отрезвляющим, как ушат ледяной
воды, выплеснутой в лицо. Это прекрасно действовало на всяких сомнительных
личностей и назойливых просителей, могущих приблизиться к шефу. В других
случаях Мишаня, наоборот, прикрывал глаза тёмными линзами, превращая их в два
провала. И это тоже действовало безотказно.
Гнедин снова посмотрел на часы. Грешно было бы "Интеллекту" не испытать
трудностей после гибели своего фактического владельца, Микешко. И почему тот в
своё время вздумал жениться на этой дуре Надьке Баскаковой, никогда не
интересовавшейся ничем, кроме драгоценностей, модных курортов и парижской
косметики?.. Нет бы хоть из уважения к партнёрам подыскать себе жену вроде
Инночки Шлыгиной. А что? Мишки-одноклассника, царство ему небесное, уже нет, а
бразды фирмы по-прежнему в железных руках. Тогда как финансовая империя
Микешко... Он .что себе думал - что при его-то деньгах билет на всю вечность
может купить?.. Или на него, Гнедина, посмотрел бы. Решил вот жениться по новой
- нашёл себе умницу. Да и внешне Надька против неё швабра шваброй, даром что в
бриллиантах от лифчика до манто...
Владимир Игнатьевич вздрогнул и мотнул головой, осознав, что опять думает
о Даше как о живой и готовой вот-вот войти сюда, в зал ресторана. Он досадливо
нахмурился, взял лежавшие на столе палочки для еды и стал вертеть их в руках.
Он дорого дал бы за то, чтобы вернуть время назад и всё переиграть заново.
Однако чудес не бывает, и, значит, надо всё выкинуть из головы и жить дальше.
Благо в настоящем и будущем других заморочек полно...
Он покосился на "Роллекс". До встречи оставалось восемь минут.
В это время снаружи, на площадке перед "Цунами", остановилась белая,
обклеенная весёленькими цветными брызгами-кляксами "семёрка". За рулём сидел
нормальный во всех отношениях питерский житель, ехавший по своим делам из точки
"А" в точку "Б" и чисто из финансовых соображений пустивший в автомобиль
пассажира. Пассажир был невысокого роста, темноволосый, при рыжеватых с
проседью усах и, видимо, близорукий - всё протирал платочком очки и беспомощно
щурился, когда их приходилось снимать.
- На Московский вокзал еду, друга встречать, а проклятая не заводится, -
сообщил он водителю сквозь опущенное окошко. - За полтинничек не подкинете?
Дело происходило на углу улицы Савушкина, где Приморский пересекает
трамвай. Водитель кивнул, и очкарик благодарно забрался в машину. На нём была
хорошая кожаная куртка, очень мягкая даже на вид, и добротные джинсы. Ясно, не
в таком же прикиде возиться с "проклятой", отказавшейся заводиться!
Когда на горизонте показался "Прибой", пассажир попросил тормознуть:
- На минуточку, командир, столик закажу встречу отметить.
Хозяин "семёрки" исполнился законного подозрения: он слыхал, как такие вот
внешне пристойные граждане устраивали доверчивым автовладельцам "сквозняк" -
выскакивали якобы ненадолго и тут же исчезали навеки. Но очкарик сам понял
подозрительность своей просьбы и выложил на Торпедо пятьдесят новых рублей. А
потом снял и бросил на сиденье кожаную куртку, оставшись в сереньком свитере.
Чтобы, значит, водитель тоже без него не уехал. И деловито зашагал к ресторану.
Говорят, американцы однажды решили удивить японскую делегацию. Показывали
гигантский, только что выстроенный небоскрёб и завели азиатов в лифт величиной
с целую комнату и оформленный тоже как комната: столики, диваны, пальмы в
горшках. Ни о чём, конечно, не предупредили, нажали кнопочку, лифт пошёл, и
узкоглазые бросились в дверь с криком: "Землетрясение, землетрясение,
спасайтесь!.."
Может, это была всего лишь иллюзия, но Гнедин чувствовал, как еле заметно
покачивается пол под ногами. Бархатные шторы перекрывали все окна, а стену
напротив украшала картина: гигантская волна, взметнувшая к самому небу косматый
пенистый гребень.
До встречи с москвичами оставалось пять с половиной минут, когда снизу, из
гардероба, поднялся по лестнице молодой человек. Он повертел головой, близоруко
оглядываясь сквозь очки, потом увидел Гнедина и пошёл прямо к нему, поднимая
руку в приветственном жесте и улыбаясь. Владимир Игнатьевич слегка удивился,
поскольку москвичи друг без друга на важные переговоры обычно не ездили, и
подумал - никак что-то случилось, или, может, второй сейчас подойдёт?..
Гнедин не был знаком со столичными издателями и не знал их в лицо, и они
его, соответственно, тоже. Человек в очках подошёл и, чуть наклонившись, чтобы
было слышно сквозь музыку, осведомился:
- Владимир Игнатьевич?..
- Очень приятно, - Гнедин отложил палочки для еды, которые рассеянно
вертел всё это время, и стал подниматься со стула - пожать руку приехавшему. Но
до конца выпрямиться не успел.
Потому что японские деревянные палочки взвились со скатерти и снизу вверх
ударили его под подбородок. У них были тупо срезанные концы, но сильнейший удар
вогнал их на всю длину - палочки остановились, только уткнувшись изнутри в
череп. Гнедин плавно осел обратно на стул и остался сидеть. В насквозь пробитом
мозгу рвались тонкие цепочки нейронов и быстро распространялась смерть. До
остального тела ей предстояло дойти существенно медленней. Тело ещё подёргивало
руками и совершало последние медленные вздохи, но скоро это прекратилось, и изо
рта и ноздрей потоком полилась кровь.
У телохранителя Мишани был шанс. У него был шанс с самого начала, когда
показался вошедший и прямиком направился к принципалу. У него оставался шанс
даже и теперь - хотя бы отомстить за того, кого не сумел уберечь. Если бы он
сразу упал вместе со стулом назад и в кувырке извлёк пистолет, - он смог бы
выстрелить в киллера. И даже попытаться попасть. Однако сзади была стена, и
Мишаня бросил руку за пазуху, оставшись сидеть, где сидел. Вот только для
подобных фокусов требовалась скорость реакции раза в два быстрее, чем у него, и
он не успел.
Его неосторожную руку на полпути догнала чужая рука, Мишаня, правда, мог
бы поклясться, будто на правое запястье обрушилась как минимум монтировка. А
мгновение спустя оказалось, что в запястье у человека тьма нервов и сухожилий,
управляющих тонкими движениями пальцев, и когда всё это безжалостно сплющивают
- боль получается жуткая. Мишаня перестал что-либо соображать, задохнулся и
широко раскрыл рот, упираясь затылком в мягкую бархатную штору. Киллер же
повернулся и самым спокойным образом зашагал к выходу.
Всё произошло до того тихо и быстро, что в первые, самые важные секунды
большая часть немногочисленных в этот час посетителей просто ничего не
заметила. Нашлись, конечно, и такие, кто смотрел как раз в нужную сторону, но
человеческая психика имеет свойство подвергаться в подобных случаях столбняку.
Это только в кино при виде свеженького трупа мужчины сразу приступают к
решительным действиям, а женщины вцепляются себе в волосы и истошно визжат. На
самом деле простой, непривычный к боевым действиям обыватель сперва замирает в
состоянии полного транса, потому что его восприятие всячески защищается,
отгораживаясь от того, что оно не в состоянии переварить. То-то в дальнейшем,
когда просят дать показания - человек несёт легендарную, ни в какие ворота не
пролезающую чепуху. Хотя искренне старается вспомнить как можно больше и как
можно подробней... Так вот и получается, что свидетели, вроде бы всё видевшие
своими глазами, вечно расходятся во мнениях не только по поводу роста, одежды и
внешности нападавших, но даже и насчёт того, сколько их было. Ресторан "Прибой"
в этом смысле исключения не составил.
Его охрана тоже была набрана далеко не из высококлассных, знающих своё
дело специалистов. И потому-то наёмный убийца спокойно проследовал по лестнице
вниз, а потом на улицу. Никто даже не попытался его задержать.
Водитель "семёрки" от нечего делать присматривался к тёмно-зелёной
"Вольво", важно стоявшей поблизости. Внутри машины почитывал интересную книжку
шофёр, а госномера содержали сплошные "о" и нули. Честный питерский житель
ощутил понятное любопытство и пришёл к справедливому выводу, что в ресторане
закусывает какой-то немалый чиновник. Или кто-то из приближённых чиновника,
что, пожалуй, даже и вероятнее: день будний и время рабочее, в конторе надо
сидеть!.. С другой стороны, им, держи карман шире, кто-то указ - сидеть, не
сидеть...
Потом подкатила бесшумная приземистая "Тойота". Из неё выгрузились двое
моложавых господ с деловыми портфелями. Господа посмотрели на "Вольво",
удовлетворённо кивнули друг другу и тоже направились в ресторан. Не иначе, на
деловое свидание с тем самым чиновником...
Размышления автовладельца были прерваны появлением пассажира. Тот
вернулся, как и обещал, через минутку. Залез внутрь, сгрёб на колени куртку и
кивнул водителю:
- Ну, порядок, поехали.
...Страшный переполох с криками, судорожными звонками по телефону и
выбеганием на Приморский проспект начался несколько позже. Когда киллер, как в
таких случаях пишут, уже скрылся на ожидавшем его автомобиле - никем,
естественно, не зафиксированном. "Семёрка" миновала Ушаковский мост, и пассажир
натягивал куртку, а водитель требовал скорее застегнуть ремень - не ровён час,
заметят гаишники!
Он благополучно привёз очкарика на Московский вокзал и там с ним
распростился. Вечером он вернулся домой и увидел в новостях репортаж с места
заказного убийства.
- Надо же! - похвастался он жене. - А я ведь там был. Подвозил одного, он
столик заказывал. И "Вольвешник" этот зелёный в двух шагах от себя видел...
- Вот так, - сказала супруга и поставила перед ним суп. - Люди столик
заказывают, что-то отметить хотят, денежки небось вперёд заплатили. А тут хлоп
- и всё кувырком!
С экрана комментировали случившуюся трагедию, строили предположения,
анализировали возможные причины, называли имена, известные и не очень. Муж с
женой долго слушали комментаторов и наконец пришли к выводу, что это убийство,
как и все прочие подобного уровня, навряд ли раскроют. Объявляли же "вызовом
органам правопорядка" и "делом чести" убийства Листьева, Холодова, кого-то
ещё... У законопослушных супругов не возникло и мысли о том, что один из них
выступил соучастником, пусть даже невольным. Ведь заказные убийства важных
персон - это что-то такое, что случается в другом месте и с другими людьми. Не
около тебя, не с тобой.
К тому времени, когда Алексей Снегирёв добрался до парка Победы, были уже
сумерки. К этому времени он уже мало чем напоминал "главного героя" ужасной
трагедии на Приморском проспекте. Он давно ликвидировал усы, очки и прочие
мелочи и вывернул двустороннюю куртку, а краска на волосах обесцветилась сама
собой, сделав их из каштановых снова седыми.
От сбывшейся мести не становится легче. Только разверзается в душе
пустота, в которой гуляют тени акул. Наверное, поэтому иногда находятся люди,
которые действительно прощают выродков, загубивших им жизнь. Это очень хорошие,
праведные, духовно продвинутые люди...
Разумом Снегирёв понимал, что к расследованию "вопиющего и вызывающего"
привлекут кого только можно. Но ещё быстрее новость дойдёт до "Эгиды" (а скорее
всего уже дошла), и Плещеев поймёт. Дальше могут быть варианты.
Теоретически невозможной не выглядела даже засада автоматчиков на выходе
из метро.
Странное дело, но Скунс по этому поводу испытывал полное безразличие.
Эскалатор вынес его наверх, и он миновал стеклянные двери и струи горячего
воздуха, отсекавшие окружающую среду от искусственного подземного мира.
Солнце только что село за недостроенную громаду библиотеки; на проспекте
уже зажглись фонари, но в прояснившемся небе ещё не остыла заря. Было тихо, и
постепенно усиливался мороз.
Народ валом валил из метро, возвращаясь с работы. Клубился пар, у
подземного перехода простуженными голосами пели "Интернационал" и предлагали
подписываться под каким-то протестом, в ярко освещённом торговом городке кипела
хлопотливая жизнь - наступал самый пик вечерней активности. Снегирёв
непонимающе огляделся кругом. Откуда здесь всё это взялось? Зачем?..
Медленно остывал жаркий августовский день, и солнце
лилось сквозь листву косыми пятнами света. Возле метро потела и
переминалась длинная очередь, упиравшаяся в ларёк с мороженым по девятнадцать
копеек. Чуть в сторонке нахваливала жареные пирожки горластая тётка с большой
алюминиевой кастрюлей. Парень в лёгкой клетчатой рубашке купил у неё один
"канцерогенничек" и даже надкусил его, но есть не стал - опустился на корточки
и принялся скармливать голубям. Сизари копошились и ворковали у ног, а самый
доверчивый или просто нахальный взлетел на запястье и начал клевать прямо из
рук. А потом к парню очень несмело подошла высокая полноватая девушка и,
краснея, выговорила самые главные в своей жизни слова: "Простите, молодой
человек... Я вот смотрю... Скажите, это ваш знакомый голубь? Или просто так?.."
- Да нет, просто так, - сквозь почти четырнадцать лет ответил ей седой
мужчина, стоявший на скрипучем снегу. Помолчал и шепнул в морозные сумерки: -
Послушайте, девушка... А что это вы от самой Кузнецовской за мной, как хвостик,
идёте? Неужели понравился?..
Она была некрасива. Совсем не из тех, на кого оглядываются на улице. Да
ещё одета и причёсана так, чтобы ненадёжнее спрятать какое ни есть женское
обаяние от тех, кому всё-таки взбредёт в голову оглянуться... Она в ужасе
шарахнулась от парня, так легко разгадавшего её тайное и несбыточное желание
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг