Лоскутков проворно освобождал кругом стола жизненное пространство.
Господин Коновалов молча, с постепенно округлявшимися глазами взирал на
эгидов-ские приготовления. Плещеев извлёк из-за пазухи сотовый телефон:
- Наташечка?.. Мы здесь, вероятно, немного задержимся. Там позади вас
лежит на сиденье такая пластмассовая коробочка... Да, беленькая, откройте...
Нет, это просто чтобы вы не скучали...
Примерно через час, когда участники застолья успели проникнуться истинно
мужской солидарностью и прийти к общему выводу, что всё зло воистину от баб, а
Максим Юрьевич предал публичной анафеме свою неверную половину, которую, как
выяснилось, он давно, "курвищу", выгнал, - из коридора в подпёртую стулом дверь
заскреблись. Сперва робко, потом всё настойчивее.
- Вам что? - строго осведомился Саша Лоскутков, чуть приоткрывая дверь и
на всякий случай загораживая собой не предусмотренный больничными порядками
натюрморт.
- Что, что! - возмутился стоявший в коридоре мужик с рукой в гипсе.- Лежу
я тут, вот что!..
- Извините, пожалуйста. - Саша впустил болящего и на всякий случай вернул
стул на место. - Проходите. Присоединяйтесь...
- Да я только с обеда... - начал было тот, но увидел гастрономическую
вакханалию на столе и сразу перестал возражать.
Когда эгидовцы выходили через проходную наружу, дежурный охранник пытался
заигрывать с хорошенькой молодой медсестрой. При появлении троих он заметно
сник и отвернулся, в упор не желая их замечать. Сергей Петрович про себя твердо
пообещал ему увольнение без выходного пособия. Потом покаянно подумал о том,
что, между прочим, так и остался в неведении о личности дамы, из-за которой
всё, собственно, произошло.
Поздно вечером, когда Плещеев уже чистил зубы, собираясь спать, в квартире
зазвонил телефон. Людмила сняла трубку, потом заглянула к нему в ванную:
- Серёжа, тебя.
Он поспешно выплюнул пасту и босиком выбрался в коридор, на ходу
прилаживая очки.
- Слушаю!
- Сергей Петрович? - раздался незнакомый и нерешительный голос. Плещеев
живо представил себе лысеющего мужчину под шестьдесят, в домашних тапочках и
спортивных штанах, сверяющего его имя-отчество по записной книжке.
- Слушаю вас, - повторил Плещеев нетерпеливо.
- Извините за беспокойство... да и час уже поздний... я не стал бы, но,
видите ли, в чём дело... С вами говорит Новиков... Владимир Дмитриевич... вы
меня, наверное... я Дашин отец.
- Так, - только и выговорил Сергей. Очень нехорошее предчувствие окатило
его холодом с макушки до пят, покрыв зябкими пупырышками кожу. Он опустился на
табуретку у телефона и оставил без внимания принесённый женой махровый халат.
Людмила сообразила, что поздний разговор оказался очень нешуточным. Тихо
положила халат и удалилась на цыпочках.
- Видите ли...- продолжал Владимир Дмитриевич.- Вы с Дашей... только
поймите меня правильно... на днях виделись. Она говорила, что ей нужно с
вами... поговорить.
- Так, и что?
- Дело в том... понимаете, она до сих пор не вернулась домой.
Плещеев вздрогнул и вспомнил Дашино лицо, когда они расставались. Дорожки
от слез по щекам, её взгляд, устремлённый вовнутрь, к источнику боли...
Перчатка, забытая на сиденье машины... Он сразу спросил:
- Не хочу вас пугать, но... в милицию вы обращались?
- Ещё в тот вечер, - вздохнул Владимир Дмитриевич.- Они там... да вы лучше
нас, наверное, знаете... Нужно, чтобы трое суток...- Он снова вздохнул.- И ещё
мы такого наслушались... в отношении морального облика... дескать, знают они...
вот мы и подумали, что вы, может быть... вы же где-то такое...
- Владимир Дмитриевич, я сделаю всё, что смогу, - заверил его Плещеев. -
Результатов, к сожалению, гарантировать, сами понимаете... Но всё, что смогу.
Дашин отец поблагодарил, сказал, что будет надеяться. Положив трубку,
Плещеев несколько секунд сидел неподвижно, глядя в стену перед собой. Потом
всё-таки надел халат (его начало так трясти, что зубы буквально стучали, мешая
говорить) и позвонил в "Эгиду". Трубку взял Лоскутков, а спустя полчаса были
приведены в действие все доступные "Эгиде" возможности. Так что к утру, когда
Плещеев прибыл на службу, картина приобрела некие очертания. Обнадёживающие или
нет - это с какой стороны посмотреть. Даши по крайней мере не было среди
трупов, обнаруженных со времени их свидания в Питере и окрест. Не было её и
среди попавших в больницы по "скорой". Её не задерживала милиция, не спасали
пожарные, не принимали (о Господи!) вытрезвители и ночлежки... Она просто
исчезла.
В ту же достопамятную ночь Скунс почти до утра просидел в своей "Ниве" в
одном плохо освещённом и до крайности захламлённом дворе, выглядевшем как
пейзажная иллюстрация кризиса в государстве. Раздолбанный асфальт, захудалые
гаражи, чахлые тополя и помойка, давшая метастазы возле каждой стены...
Милосердный снег заметал срамоту пушистым покровом, наглядно показывая,
насколько чище и лучше станет планета, когда с неё наконец уберётся "разумная"
плесень.
Двор тем не менее выходил на проспект, и не какой-нибудь, а Славы,
отделяясь от него сквером и обширной автостоянкой. Посреди сквера
просматривался нарядный особнячок конца прошлого века, годившийся в дедушки
всем окрестным домам. В проклятую эпоху застоя здесь был детский клуб с
кинотеатром, комнатами для кружков и спортзалом, то есть вообще чуть ли не
филиал Дворца пионеров. Экономические реформы одели особнячок строительными
лесами и превратили его в бильярдный клуб "Карамболь". С каминными и
охотничьими гостиными, баром и рестораном. Любимое место культурного досуга и
филиал штаб-квартиры пулковских...
Скунс сидел в занесённой снегом машине, поглядывал на приборы и ждал,
включая время от времени печку, что хорошенького расскажут ему загодя
установленные подслушивающие устройства на окнах. А также широкополосные
сканеры, от которых нет спасения владельцам сотовых телефонов.
Если базылевские были в самом деле причастны к исчезновению Никиты
Новикова, рано или поздно что-то обязательно должно было всплыть. Лучше,
конечно, рано, чем поздно. Но уж тут как получится. Скунс вообще настроен был
весьма философски. Он умел ждать.
Часов до двух ничего интересного не происходило. Пулковские резались в
бильярд, пили пиво и дружески потешались над неудачными действиями игроков.
Пыжились перед присутствующими в "шаровне" подругами и по-мужски обсуждали
отсутствующих. Сравнительные достоинства этих последних Скунсу, в общем, были
до лампочки, но мозг, привыкший бесстрастно обрабатывать всю наличную
информацию, вскоре выдал сигнал. Что-то в нынешних разговорах на традиционную
тему звучало не так. Присутствовала некая нота, значение которой Скунс не сразу
для себя сформулировал. И, что интересно, присутствовала не всюду, а конкретно
в той комнате, куда около двух ночи явился лично сам Виталий Тимофеевич
Базылев.
С его приездом жизнь немедленно пошла веселей. Трое пулковских бросили
недоигранную партию и стали собираться куда-то. Скунс сразу завёл двигатель и
тихо-тихо выдвинулся из-за угла, встав на точку, с которой в мощный бинокль
хорошо бралась входная дверь бильярдного клуба. Он услышал в наушниках, как
одному из бандитов наказывали "передавать привет тёзке". Когда троица возникла
на освещённом крылечке, наёмный убийца зафиксировал в памяти рожи и начал
сопоставлять. Два имени-фамилии-погоняла не вызвали никаких полезных
ассоциаций. Третьим появился кудрявый, похожий на девушку парень с внешностью
натурального херувима. Насколько Скунсу было известно, он занимался
кикбоксингом и славился как бесстрашный и беспощадный боец. И кого-то, "по
совокупности признаков", не иначе, осенило дать ему очень подходящее прозвище:
Никита. С ударением на конце. В честь девицы-киллерши, героини фильмов и
сериала. Причём, как ни удивительно, Никита на такую "бабскую" погремуху
нисколько не обижался...
Скунс удовлетворённо кивнул в темноте. Кажется, наконец-то наклюнулось.
Дождавшись, чтобы пулковские влезли в "Галлопер" и выехали со стоянки, он
притворился совершенно обычным автомобилистом, выехавшим "побомбить", и покатил
следом.
Он уже покидал двор, когда безмолвный до той поры сканер ожил и тихо
заморгал зелёненьким огоньком, записывая отловленный разговор. Скунс включил
громкость и услышал невнятное ворчание, мало напоминавшее человеческую речь.
Кто-то беседовал по мобильному телефону, используя скремблер. Разговор, без
сомнения, мог представлять интерес, но крохотный портативный компьютер едва ли
справился бы с расшифровкой. Поэтому Скунс офаничился тем, что велел ему сжать
информацию как можно плотнее и отправить её по вполне определённому
электронному адресу. Туда, где стояли очень мощные машины и дежурили
понимающие, надёжные люди. Через несколько часов они пришлют ему полную
расшифровку.
Естественно, он включил компьютер на передачу не сразу, а только отъехав
от клуба на приличное расстояние, чтобы эфирная активность, не дай Бог,
кого-нибудь не всполошила. По пустынным питерским улицам волнами гуляла
позёмка. Впереди мелькали кормовые огни проворного джипа.
Проклятие упрямого бригадира
Когда Даша была маленькой, она всегда летом жила с бабушкой и дедушкой на
токсовской даче. Мама с папой приезжали только на выходные и в отпуск, потому
что оба работали. Дедушка тоже работал, но в основном дома, выезжая "в
присутствие" не чаще раза в неделю. Это происходило по средам, а мама с папой
обычно приезжали в субботу. "Другие в пятницу успевают", - замечала бабушка
укоризненно. "Так ведь купить всё, - оправдывалась мама. - На рынок... вы сами
заказывали... Мы же всю неделю работаем". На этом выяснение отношений, как
правило, прекращалось, потому что бабушка любила и уважала невестку. Но губы
пожилая женщина всё-таки поджимала. Другие, мол, тоже работают, но к детям на
дачу тем не менее в пятницу приезжают...
Как бы то ни было, вечером в среду и утром в субботу Даша с бабушкой
торжественно отправлялись ВСТРЕЧАТЬ Дедушку - на угол Большой Озёрной и
асфальтового шоссе. А маму с папой - случалось, за километр или даже за два от
дома, до самого дорожного знака с надписью "Токсово". Потому что родители по
дороге заезжали во всякие магазины и на базар и вечно задерживались.
Когда бабушка состарилась, а Даша превратилась из маленького ребёнка в
подростка, она повадилась встречать дедушку и родителей одна. К страшному
неудовольствию бабушки, убеждённой, что Дашу непременно однажды кто-нибудь
"схватит". У бабушки, сколько Даша себя помнила, похищение любимой и
единственной внучки всегда было идеей фикс. "И заставят тебя чужую тётку мамой
называть!.." - пресекала она первые порывы к самостоятельности пятилетнего
человека. С какой целью должны были "схватить" девочку-подростка, категорически
не уточнялось. Бабушка ограничивалась тонкими намёками на толстые
обстоятельства, давая внучке большой простор для раздумий: "И будешь ты уже не
человек, а... неизвестно что!" Особенно пугала её мысль о воинской части,
расположенной неподалёку. "Одна такая отправилась в лес... Нашли её ПОТОМ... -
тут бабушка делала драматическую паузу,- ...и корзиночка рядом стоит!!!"
Бабушка не скупилась на подобные ужасти из самых лучших побуждений, не
подозревая, на что способны иные дети из одного лишь чувства протеста. По
счастью, Даша была вдумчивым и спокойным ребёнком и всегда инстинктивно блюла
разумную осторожность. В том числе и позднее, с молодыми людьми, которые
пытались за нею ухаживать. Бабушка считала это своей неоспоримой заслугой.
Теперь бабушки давно не было на свете. Тоже по счастью, наверное...
Узкая полоса суши между Финским заливом и озером Сестрорецкий Разлив почти
сплошь застроена молодящимися гостиницами, откровенно старыми дачами и
нахально-новыми особняками. Когда возводили данный конкретный дворец (стоявший
чуть не посреди пляжа у озера), ещё не успели войти в моду проекты со
"средневековыми" башенками и зубцами, и дом чем-то напоминал звездолёт из книг
шестидесятых годов, когда Марс и Венера казались близкими и вот-вот
достижимыми. Ребристый, из красного кирпича, с высокими узкими окнами и
сложным, фигурным куполом крыши... В доме был лифт, соединявший все четыре
этажа, и подвал, где первоначальный владелец хотел разместить сауну. Однако
строители, нанятые бизнесменом, делать сауну в подвале не пожелали. Ни за
пятьдесят тысяч долларов, ни за сто пятьдесят. "От неё не здоровье будет, а
сплошной угарный газ, - доказывал хозяину бригадир. - Не дай Бог, помрёт
кто-нибудь, а мы отвечай?.." Бизнесмену надоело с ним спорить, и он нанял
других строителей, посговорчивее. Через полгода, не выдержав жутких головных
болей, нападавших на него при каждом посещении сауны, коммерсант вспомнил
предупреждение упрямого бригадира и велел перенести баню в отдельный,
специально заказанный сруб. Тогда с цементных стен сняли гладкую осиновую
обшивку, оставив их голыми. А потом хозяин особняка разорился и продал свою
загородную резиденцию совсем другим людям. Вот тут-то .пустующему подвалу и
нашли новое применение.
...Даша полностью потеряла счёт времени. Когда наконец в полу открыли люк
и её спихнули вниз по ступенькам, сознание витало достаточно далеко от
беспомощной плоти, и она почти не почувствовала падения. Холодный каменный пол
принял и остановил её тело, добавив несколько ничего уже не значивших ссадин и
синяков. Всё кончилось... по крайней мере на какое-то время. Даша осталась
неподвижно лежать - и одновременно поплыла прочь, прочь из этого мира, тепло и
уютную тишину блаженного небытия...
Потом в уши принялся стучаться какой-то назойливый голос.
- Девушка, не лежите там, - уговаривал он снова и снова. - Вы можете
двигаться? Ползите сюда!
Голос был мужской, и это делало его особенно омерзительным и пугающим.
Даша попробовала отделаться от него, зажать уши руками, благо они теперь у неё
были свободны. Но слабенькое, судорожное движение привело лишь к тому, что она
заново ощутила и жёсткий ледяной пол, и страдание тела, и смертельное отчаяние
души.
- Не лежите там, двигайтесь! - продолжал настаивать голос. - Ползите ко
мне! Ползите, я знаю, вы можете!
Голос был невнятный, пришёптывающий и срывался на кашель. Даша до скрипа
стиснула зубы и заплакала. Что он знает? Что он вообще может знать?.. Она была
согласна попробовать и, вероятно, в самом деле сдвинуться с места - только
чтобы уползти подальше от ненавистного голоса. Некая часть её сознания трезво
наблюдала со стороны, понимая, что ей дали лишь временную передышку и ужасу не
будет предела, вернее, всё по-настоящему прекратится только с её, Даши,
окончательной смертью. Так чего ради кто-то пытался её отвести от
благословенного края, вернуть обратно туда, где ждало только продолжение
муки...
- Ползите, ползите сюда! - хрипло приказывал голос. - Да шевелись же ты,
чёрт тебя побери, замёрзнешь!..
Человек снова закашлялся, и кашель кончился стоном. Даша, лежавшая на
боку, очень медленно подтянула колени к груди. С трудом напрягла правую руку,
упираясь в пол локтем, и передвинула себя на несколько сантиметров вперёд. Все
мышцы сопротивлялись движению, тело просило покоя... покоя...
- Ну, давай, давай, девочка, только не останавливайся, ползи! Ещё
немножко! Давай!..
Время от времени Даше начинало казаться, будто она быстро и легко
скользила вперёд, совсем как когда-то - школьницей в плавательном бассейне. Но
потом ласковая вода превращалась в холодный ранящий пол, и она приходила в
отчаяние, понимая, что движется еле-еле, ёрзая почти на одном месте. Ей
почему-то необходимо было ползти, хотя она давно позабыла, куда и зачем...
Потом под её плечо проникла чужая ладонь. Приподняла и потащила с собой.
Даша вскрикнула и забилась, потонув в бездне чёрного ужаса, но тут же ощутила
под собой какие-то рваные тряпки, нагретые теплом человеческого тела, и
скорчилась на них, уткнувшись затылком в нечто живое и покрытое, в отличие от
её собственного тела, одеждой. Ладонь убралась с плеча, но скоро вернулась с
подобием одеяла, очень и очень давно бывшего стёганой курткой. От куртки воняло
всяческой мерзостью, но она ещё способна была согревать.
- Даша?.. - спросил вдруг мужчина. - Господи, Дашенька, как вы-то здесь
оказались?..
Дашу вроде бы действительно звали именно так, но ответить не было сил. Она
замученно сжалась в комок и опять поплыла в никуда сквозь багровые облака,
унеся с собой смутное удивление: почему он произнёс это имя?.. И почему голос,
на который она в конце концов поползла, с самого начала показался странно
знакомым?.. Она уже ничего не слышала и не чувствовала прикосновений руки,
гладившей её щёку и волосы. Впрочем, узнать Никиту Новикова было теперь,
пожалуй, ещё труднее, чем её саму. Когда-то крепкий и плотный, он страшно
осунулся и исхудал, так что тельняшка и старые джинсы, в которых он две недели
назад вышел с мусорным ведёрком во двор, теперь висели мешком, в светлых
волосах завелись белые нити, а зубов во рту осталась хорошо если половина. Все
эти дни и ночи Никите смертельно хотелось добраться до своих мучителей и хоть
кого-нибудь из них задушить, а теперь, если только возможно, хотелось того же
самого ещё вдвое сильней, но он был беспомощен. Он даже не мог пустить в ход
правую руку. Он почти не чувствовал её - от сломанного локтя до запястья,
прихваченного наручниками к какой-то трубе.
Проверка на прочность
Ранняя электричка, заполненная невыспавшимися пассажирами, наконец-то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг