руки к лицу...
Его снова бесцеремонно встряхнули, потом очень больно дёрнули за уши, и
вот тут он осознал, что уже не лежит, а сидит, и не может протереть руками
глаза просто потому, что руки привязаны.
Фарах проснулся окончательно и, судорожно дёрнувшись всем телом, захлопал
ресницами. Больше он для своего спасения ничего сделать не мог, ибо в других
движениях ему было отказано. Он сидел нагишом в глубоком мягком кресле,
примотанный за все четыре конечности и за талию, а челюсти распирал кляп, не
дававший возможности какое там закричать - даже замычать сколько-нибудь громко.
При этом он отчётливо слышал, как по ту сторону двери обсуждали карточную
ситуацию тихвинские братки. Защитники, не сумевшие его защитить... Фарах
пребывал в полной власти неведомого злодея, а охрана, находившаяся буквально в
двух шагах, и не подозревала об этом. Несчастный коммерсант полностью проникся
трагизмом сложившейся ситуации и завертел головой, силясь рассмотреть
злоумышленника. В том, что его прислал прежний покровитель Фараха, не возникало
никакого сомнения, а значит, тысячу раз правы оказались те, кто отговаривал его
от контактов с Журбой!.. Было очень похоже, что запоздалое раскаяние не только
не принесёт никакой пользы, но даже и самой возможности принести покаяние
Фараху уже не дадут. Никого больше не интересовали ни его уверения в вечной
любви, ни даже денежные обещания, которые он мог бы дать... В комнате было
темно из-за сдвинутых штор, но мрак всё же оставался далёк от кромешного. Серое
подобие света позволяло различать движущийся человеческий силуэт. Фарах
загипнотизированно прилип к нему взглядом и более не отводил глаз.
Человек расхаживал перед ним туда и сюда, точно кошка, затеявшая игру с
пойманной мышью. Фарах отлично знал, как безжалостна это игра. И чем она обычно
заканчивается для мыши...
Особых подробностей различить по-прежнему не удавалось, но киллер был
облачён в мягкий тёмный комбинезон, а голову облегала вязаная маска. Он,
конечно, не собирался показывать своё лицо тому, кого пришёл убивать. Не
собирался он и чего-либо требовать. Или задавать Фараху какие-то вопросы, суля
хотя бы выбор между быстрой смертью и медленной. Ни о каком выборе речи не было
вовсе. Фарах ощутил себя приговорённым, от возможностей и воли которого уже
абсолютно ничего не зависит. Сейчас палач вынет снабжённый глушителем пистолет
и...
Всё оказалось гораздо хуже и гораздо страшней. Киллер вытащил нож. Не
очень длинный, зато широкий и бритвенно-острый... Лезвие и глаза одновременно
блеснули в отсвете фар автомобиля, проезжавшего внизу во дворе. Так вот почему
он не выстрелил сразу, как только проник в комнату, вот почему он не убил
Фараха спящим в постели! Он собирался убивать его медленно и постепенно,
заставляя седеть от мучений и ужаса... Он сам так решил? Или так ему
заказали... Лично для Фараха это никакого значения, естественно, не имело, но
мучительная необходимость узнать на какое-то время заслонила всё прочее. Именно
об этом он сейчас спросил бы, если бы вдруг у него вынули кляп изо рта...
Нет! Ему предстояло погибнуть в неведении. Тень хищно скользнула за спинку
кресла, Фарах мигом взмок и вывернул шею, силясь что-нибудь разглядеть, но
рука, схватившая за волосы, тотчас пресекла его поползновения. Несчастная
жертва сразу перестала соображать и забилась в приступе нерассуждающего
животного ужаса, обливаясь слезами и мыча сквозь умело загнанный кляп. Когда
холодное лезвие прикоснулось ко лбу, Фарах в деталях представил себе, ЧТО
сейчас будет, и милосердное беспамятство сомкнулось над ним.
Под утро кто-то из тихвинцев принюхался и ощутил запах, понемногу
сочившийся из-под двери спальни Фараха. Несильный, но вполне отчётливый запах.
Впечатление было такое, как будто там воспользовались ночной, пардон, вазой и
не удосужились потом закрыть её крышкой. Бдительные охранники вволю
позубоскалили по этому поводу и продолжали резаться в карты.
А потом, когда уже светало, из спальни раздался визг. Жуткий,
пронзительный женский визг, породить который способен лишь невероятный испуг.
Что могло до такой степени напугать фигуристую блондинку, с которой Фарах
удалился туда накануне?.. Привидение увидала?.. Тарантул в пупок заполз?..
Тихвинцы решили выяснить это немедля. Под могучим напором в двери хрустнул
замок, и она распахнулась. Щёлкнул выключатель, под потолком вспыхнула люстра и
залила комнату светом, явив глазам остолбеневших братков зрелище поистине
незабываемое.
В глубоком кресле возле окна лицом к ним сидел голый и сплошь
окровавленный Фарах ан-Наджара, которого они всё это время думали, что
охраняют. Он сидел связанный и с кляпом во рту, и неповреждённым у него
оставалось только лицо, да и то было едва узнаваемо: пышная "киркоровская"
шевелюра не просто отсутствовала - на высокой спинке кресла висел свежий
сочащийся скальп. Со всей прочей поверхности тела, похоже, нарезали ремни, и
оно кровоточило кошмарными сгустками, медленно сползавшими на кресло и на
ковёр...
Но что самое страшное - Фарах был ещё жив. Он таращил глаза, мотал
влажно-багровым черепом, силился закричать...
Девка наконец перестала вопить и хлопнулась в обморок. Следом, не вынеся
ужаса, "отдуплились" двое молоденьких братков, ещё недостаточно закалённых
суровыми реалиями жизни.
Наибольшее присутствие духа, как ему и полагалось, обнаружил вожак.
Несгибаемый Плечо тоже стал серым, как жёваная промокашка, но всё-таки нашёл в
себе силы двинуться вперёд, навстречу физически невыносимому ужасу, смотревшему
на него из мягкого кресла.
Сделав первый же шаг, он изумился и понял: что-то чему-то не
соответствовало. А именно - очень уж энергично ворочался и мотал башкой Фарах.
До сих пор Плечо ни разу не видел, как умирает человек, с которого ободрали всю
кожу, но тут заподозрил, что это должно было происходить немного не так. Слава
Богу, на подстреленных, порезанных и избитых Плечо в своей жизни насмотрелся
достаточно. Понюхал не только пороху, но и крови... Стоп!!! Запах крови!!!..
Плечо сделал второй шаг и окончательно убедился, что запах отсутствовал. В
комнате густо воняло дерьмом (у Фараха, оно и понятно, от переживаний
опорожнился кишечник), но ни в коем случае не кровью. Не было этой густой
влажной волны, от которой дичают и воют собаки, а на человека накатывает
неуправляемый страх. Тихвинский бандит принюхался как следует, шагнул ещё - и
начал яростно материться. Потом выхватил из кармана нож-бабочку и мигом
перерезал державшие Фараха верёвки. "Умирающий" немедля вскочил и опрометью
кинулся в дверь, мимо шарахнувшихся братков. На ковре за ним оставались липкие
пятна, он дёргал и пытался распутать прочный шнурок, державший капитально
загнанный кляп...
Но больше всего ему хотелось скорей смыть с себя клубничное варенье, к
которому он так пристрастился здесь, в России. Никогда больше он не возьмёт его
в рот...
Как всегда, они повесили уличную одежду на кривобокую вешалку, влезли в
кимоно, вошли в додзё и приготовились, едва появится Плечо, сесть в одну линию
на колени, в японскую позу "сэйдза", и приветствовать наставника особым
"боевым" поклоном:
- Здравствуйте, сэнсэй!
Где Плечо заработал свой чёрный пояс, оставалось никому не известно. Зато
на груди у него красовалась, великолепная татуировка: бородатый воин в кольчуге
и, шлеме, с обнажённым мечом и православным крестом на доспехах, держал в
свободной руке длинный бердыш, и оттуда скалила звериные клыки, капала кровью
раскосая голова, насаженная на острие. Надпись старинной вязью гласила: "За
Русь святую!"
Ещё у сэнсэя имелся шрам на левой руке выше локтя.
- В перестрелке ранили, точно! - пришёл к выводу Пенис, и глаза у него так
и горели.
Они отрабатывали приёмы, у которых, наверное, были красивые японские
названия, только Плечо их не говорил. Когда Олег его однажды спросил, сэнсэй
отмахнулся: "Не признаю". Олег поклонился и отошёл, но про себя заподозрил, что
Плечо просто не знает.
Кису к тренировкам не допускали, да она не больно-то и рвалась. Пока парни
подметали деревянный пол босыми ногами и - в падениях - кимоно, их "миледи"
чаще всего проводила время в соседнем кафе. Кафе "крышевали" те же тихвинцы, и,
соответственно, в заведении было. всегда благопристойно и безопасно. Можно
культурно посидеть, послушать приятную музыку, полакомиться кофе со сливками...
почитать газету со статьёй, обведённой красным фломастером...
Статейка была невелика по объёму, но впечатление производила сильное.
Называлась она "Болезнь внутренних органов" и рассказывала о бездарных
действиях российских спецслужб. По мнению автора, эти самые службы и органы
следовало срочно реформировать, то бишь, с поправкой на нынешнюю
действительность, - вообще ампутировать, как гангренозную ногу. Журналист
подтверждал свою мысль случаем с нападением на экскурсионный "Икарус". Четверо
в масках ворвались в его салон, облили пассажиров бензином и, пообещав в случае
чего большой пионерский костёр, потребовали кучу денег. Получив их фальшивый
аналог, для острастки сожгли девушку-экскурсовода. Только тут облечённые
властью идиоты сообразили, что террористы не шутят, и заплатили сполна. А те,
добившись-таки своего, остановили автобус у заброшенных складов и благополучно
сделали ноги. Не помогли ни снайперы с могучей оптикой и лазерными прицелами,
ни розыскные Мухтары из элитных питомников, ни доблестный спецназ в пятнистом
"камуфле"... Бензин - вещь специфическая, горит ярким пламенем, пары
взрываются, а запах напрочь отбивает нюх. Вот такие дела.
Комсомолку-красавицу-спортсменку похоронили в закрытом гробу, денежки, и
немалые, из местного бюджета тю-тю, зато на Багамских островах, по всей
вероятности, сменил владельца особнячок. А родные спецслужбы только и умеют,
что взятки брать, трепать коммерсантов и плотно срастаться с организованным
криминалом...
На Багамах Киса до сих пор не бывала, только с родителями в Анталье. Она
дважды перечитала статью, особо посмаковав сумму, затребованную и полученную
террористами, и глубоко задумалась.
Рейд по проверке.
Наташа осталась на улице - стеречь эгидовский внедорожник, а Сергей
Петрович перешёл улицу и скоро пропал из виду за углом больничной сторожки.
Естественно, не один, а в сопровождении Фаульгабера и Лоскуткова. От Наташи не
укрылось, как он тяготился присутствием добровольно-принудительного эскорта.
Она даже подозревала, что Александр Иванович попросил её сесть за руль именно
потому, что надеялся таким образом избавиться от пререканий с Плещеевым. И,
насколько она могла судить, его расчёт себя .оправдал. Шеф хотя и шипел, точно
раскалённое железо, на которое плюнули, и дважды упомянул, что, мол, не
нуждается в няньках, - но, как истинный джентльмен, при дамах от дальнейшего
сгущения атмосферы воздержался. Саша был большим дипломатом. Они с Кефирычем
всяко не собирались пускать его одного. Вплоть до прямого физического
воздействия. Так чего ради тратить силы на бесполезные препирательства?..
К кому и зачем приехал Плещеев в медсанчасть Кировского завода, Наташа не
имела никакого понятия. И не стремилась иметь. Однако была полностью на стороне
Семёна Никифоровича и Лоскуткова. Хорошие начальники на дороге не валяются! Их
надо беречь!..
Плещеев тем временем решил быть философом и стоически принимать то, чего
всё равно не мог изменить. Втроём они прошли на территорию (вчерашний мороз
отпустил, и камни цоколя бмли седыми от инея). Поднялись по отлогому пандусу и
вошли в вестибюль, отгороженный от наружной среды сплошной стеклянной стеной.
Некоторые далеко не секретные больницы до сих пор охраняют, точно
стратегические ядерные объекты. Причём, что характерно, людям нечестным это не
создавало и не создаёт ни малейших проблем. А честным и законопослушным -
великую уймищу.
Направо от входа просматривался аптечный ларёк, налево - окошечко
справочной, прямо - проходная. Там сидела в отгороженной кабинке бдительная
бабуля-вахтёрша, а по другую сторону коридорчика, устроившись в продавленном
кресле, читал газету молоденький милиционер из вневедомственной охраны.
Трое эгидовцев направились туда безо всяких видимых колебаний, не ускорив
и не замедлив шагов. Три занятых человека, привычно спешащие по важному делу...
Бабка спохватилась и высунулась из кабинки, когда они уже, собственно,
миновали заветный рубеж:
- Молодые люди! А пропуска?..
Троица остановилась, обернулась, Лоскутков расплылся в изумлённой улыбке,
а Кефирыч весело расхохотался. Так, словно он был директором этой самой
больницы. Или главным врачом, которого, не признав, сдуру остановила вахтёрша.
- Пропуска?.. - повторил он, как отличную шутку. Опешившая привратница,
видимо, примерно о главвраче с директором и подумала, во всяком случае
озадачилась и умолкла. Зато юный охранник встревоженно свернул газету, а потом
поднялся, и Плещеев вдруг увидел себя со спутниками как бы его глазами, со
стороны. Крепкий, стройный мужчина в очках и со сложными чувствами на лице...
не иначе - интеллигентствующий бандитский главарь. И при нём двое верзил в
кожаных куртках, оба производящие впечатление несокрушимой физической мощи. И
оба - с одинаковыми большими сумками в руках. При виде этих сумок мальчику
пришла в голову только одна мысль, и он, собравшись с духом, её высказал:
- С оружием не положено...
Семён Никифорович и Саша уже стояли по обе стороны от него. Они
одновременно положили ему на плечи ладони, и под их мягким, но неодолимым
воздействием он опустился обратно в то самое кресло, из которого так
непредусмотрительно вылез.
- Нам - можно, сынок, - веско и доверительно сообщил ему Фаульгабер. И
предоставил парню раздумывать на досуге, кому это "нам".
На самом деле никакого оружия у них с собой не было, но при ином раскладе
все трое могли показать удостоверения. Выданные ведомством, где таких, с
позволения сказать, стражей порядка ели на завтрак. Однако показывать не
пришлось.
Они уже поднимались по лестнице к лифту, когда бабуля всё же крикнула
вслед:
- Хоть тапочки переоденьте!..
- А то! - оглянулся Кефирыч. - Всенепременно, мамаша.
- Ну что?..- удручённо вздохнул Лоскутков.- Зелёные повязки на лоб - и
вперёд, заложников брать?..
Трое эгидовцев поднялись на нужный этаж и шагали по длинному коридору.
Если бы больничную тишину за их спинами вдруг нарушили властные окрики и топот
ботинок, они быстро исчерпали бы инцидент. Да ещё удостоили бы подоспевших
омоновцев самой что ни есть доподлинной благодарности за оперативность и
профессионализм. Но никто "брать" их не спешил. Может быть, потому, что сквозь
стеклянную стену отлично просматривался большой джип, доставивший грозную
троицу, и вид его наводил на невольные размышления. О том, кому он принадлежал
и сколько ещё там, внутри, такого же народа...
Над лесочком пролетали
Лебеди да уточки.
Никому не рассказали,
Что мы с милым туточки! *
*астушка А. А. Шевченко.
- фыркнул Кефирыч.
Между тем план травматологического отделения и поимённый состав больных
(то и другое - вполне предосудительным образом почерпнутое из закрытой
информационной сети) соответствовали истине один к одному. Добравшись до самого
конца коридора, Плещеев открыл белую дверь:
- Здравствуйте, Максим Юрьевич. Ну, как здоровье ваше драгоценное?..
Палата была предназначена для четверых, но обитаемыми выглядели только две
койки. Один из двоих постояльцев в данное время отсутствовал. Зато второй -
конкретно господин Коновалов - при виде столь неожиданных посетителей чуть не
свалился с кровати. Его голову ещё охватывали бинты, но на выразительные
средства лица повязки уже не влияли. Плещеев увидел, как Максим Юрьевич
мысленно заметался в поисках выхода, как он про себя взвесил и последовательно
отверг драматические варианты с прорывом к двери и выпрыгиванием на балкон. И
как потом он вжался в деревянную спинку казённого ложа, непроизвольно натягивая
одеяло, словно оно могло от чего-нибудь его защитить...
- Во даёт!..- откровенно заржал Кефирыч.- Думает, кончать пришли, а?..
Я по лесу в шубе шла:
До сих пор не верится -
Повалил меня медведь,
Думал, что медведица!..*
* Частушка А. А. Шевченко.
Шумно водрузил на имевшийся в палате стол обе неподъёмные сумки и
по-немецки методично принялся выгружать содержимое. Хлеб, твёрдую колбасу,
хорошую рыбу... Конфеты "Мишка на севере", бананы, хурму, кремовый торт...
Шампанское, "Ркацители", коньяк...
Я жевала мармелад,
Пил милёнок пиво -
Всю-то ночку он в кусты
Бегал торопливо!..*
* Частушка А. А. Шевченко.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг