преданным взглядом. Понадобись прямо сейчас отдать за Андрея Аркадьевича жизнь,
он бы с радостью отдал. Помдеж, провожавший тихвинского лидера, улыбался и
пожимал руку дорогому гостю - действительно дорогому. Мол, приходите ещё,
всегда будем вам рады... Жаль было только отмусоливать дармоеду-дежурному.
Выжрал на халяву больше всех, всю ночь продрых, а долю вынь да положь, он
начальник. Нет справедливости на свете...
- Назад садись! - обращаясь к Тарасу, Журба по-прежнему не говорил, а
рычал. Он снял "Гранд чероки" с охраны и, резво тронувшись с места, шмелём
полетел через утренний город. - Закон гор знаешь? - Он замолчал, неожиданно
врубил музыку и, обернувшись, с нескрываемым отвращением посмотрел на Тараса. -
Нашкодил, плати!
- Платить? - Тарас удивлённо посмотрел на него и увидел, что атаман не
шутил.- Что ж... Заплачу...
Тёплое нутро джипа отогрело его, а теперь плавно укачивало, и милицейский
кошмар стремительно уходил в прошлое. Скоро он будет дома. Вымыться,
выспаться... а там уж разберёмся и с деньгами. Конечно, надо будет вернуть
Андрею Аркадьевичу всё, что тот за него заплатил. Много, наверное. Ну,
ничего... Выкрутимся... Что-нибудь придумаем... со Сморчком...
- Выходи!
Джип стоял у знакомого спортзала. Тарас увидел неподалеку от входа
престарелую "Бээмвуху" Сморчка, рядом стояли тачки пацанов, и на душе потеплело
- собрались все свои, братва, братья...
- Заходи давай, - Журба пинком распахнул дверь, сразу запер её изнутри на
засов и быстрым шагом двинулся по коридору: - Шевелись, парашник, люди ждут!
Действительно, в додзё их уже ждали. Подчинённые Журбы разминались, тянули
потихонечку жилы и при виде Тараса как-то странно заулыбались. Странно и
нехорошо. Что-то не очень они сейчас походили на братьев. Больше на волчар,
готовых с радостью взять за горло промахнувшегося собрата...
- Раздевайся! - Атаман скинул дублёнку, оставшись в дорогом спортивном
костюме. - Ну? Чё примёрз?
Тарас тем временем сопоставил тон главаря с непонятными взглядами знакомых
ребят, и у него родились подозрения. Прямо скажем, очень неприятные подозрения.
Раздеваться?.. Это зачем?.. Он стиснул кулаки и попятился, отступая к стене, -
двухметровый "дизель"*, готовый до последнего стоять за свою честь...
* Рослый, физически сильный человек (жаргон).
- По пояс! - заорал Журба, свирепея. - Сверху!.. Жопа твоя никому пока не
нужна! Эй, пацаны, подсобите земеле!..
Тарас разжал кулаки. Куртку он снял сам, а с рубахой замешкался, и братки
мигом содрали её с плеч, позабыв расстегнуть пуговицы. Завели руки за спину,
накрепко смотали запястья обрезком капронового шнура - готово, командир,
принимай!
- Закон гор! - Журба с силой пнул его в живот и сразу подцепил снизу в
челюсть.- Ошибки надо смывать кровью!
У Тараса из глаз полетели искры, но, закусив губу, он устоял и даже
увернулся от удара в пах. Потом заметил перед собой на линии атаки Сморчка и
внутренне чуть расслабился - этот уродовать не будет, кореш ведь... Как бы не
так! Школьный друг вмазал от души, сразу повторил и не унимался, пока Тарас не
залился кровью и не оказался всё-таки на полу.
- Встать! - немедля рявкнул Журба и приласкал его по рёбрам ногой. Кто-то
изловчился, и начавший выпрямляться Тарас вновь сложился пополам от удара в
печень, а Сморчок рассчитанным движением добавил однокашнику в лицо:
- Позор у нас кровью..!
- Сука, падаль...- Тарас с трудом поднимался, хрипя от ярости и дёргая
связанными руками. Капроновая верёвка никак не поддавалась, только рвала кожу.
Он вспомнил про кунг-фу и дал сдачи, достав кого-то ногой. Его опять сбили и
принялись "гасить" уже по-серьёзному, всем коллективом.
Наконец откуда-то сверху он услышал голос Журбы:
- Ладно, хорош... Хорош, говорю, Сморчок! Оглох?!
Каблуком по виску - и надвинулась блаженное забытьё.
Очнулся Тарас от холода. Он лежал на спине в обшарпанном, грязном
подъезде: куртка нараспашку, рубахи нет и в помине... Тарас попытался сесть и
ахнул от боли. С трудом подавил приступ рвоты и принялся подниматься, хватаясь
за стену. Получилось с третьего раза. На ободранной штукатурке остались
кровавые пятна. "Это же... блин, - только тут Тарас узнал свой родной подъезд.
Потому, наверное, что всю жизнь здесь прожил, а лежать на ступеньках не
доводилось. - Отоварили, значит, с доставкой на дом... суки..." Опять
накатилась рвота и тут уж согнула Тараса в бараний рог. Он ничего не ел с
позавчерашнего дня, и только кашлял и корчился, но всё равно стало легче. Тарас
смог даже плюнуть от горькой обиды:
- Жизнь по понятиям... Пацаны, братва, кореша по жизни! Говно собачье...
Удивительно, но злость отогнала дурноту, и помирать расхотелось. Он даже
решил, что ещё легко отделался - мозги встряхнулись, конечно, но не всмятку,
рёбра... м-м-м... ничего не проткнули осколками, а нос... лучше не трогать, но,
слава те. Господи, хоть косточки в разные ненужные места не вошли... Вроде
живой, в общем. Местами...
"Пидорас ты, а не школьный друг... - мысленно обратился он к Сморчку. Ещё
раз сплюнул кровью и, затаив дыхание, начал восхождение по лестничным ступеням.
- Свою маму прирежешь ни за понюх..." Восхождение оказалось нескончаемо долгим,
но наконец он добрался до знакомого порога и вытащил из кармана джинсов ключи.
Долго тыкал ими в скважину, потом силился совладать с замком, открыл-таки дверь
и увидел перед собой памятный с детских лет коридор. Он показался ему
нереальным, готовым вот-вот исчезнуть. Правду сказать, Тарас не очень бы
удивился, если бы ему навстречу опять вышли тихвинские братки и продолжили
избиение... Однако родные пенаты не выдали: коридор был пуст, лишь из кухни
слышались голоса. Тарас вошёл и по стеночке, спотыкаясь, потащился в сортир. Ну
конечно!.. Согласно закону подлости он был занят, и ванная тоже. Оставалась
лишь кухонная раковина, и Тарас этаким воскресшим мертвецом из заокеанского
фильма ужасов похромал в том направлении. Надо было бы для начала заглянуть к
себе в комнату, взять что-нибудь из одежды, но Тарас в данный момент соображал
плохо. Он подволокся к раковине и открыл воду, не обращая внимания на торчавших
в кухне и замерших при его появлении соседей. Скинул прямо на пол разорванную
куртку, принялся смывать, выхаркивать, выплёвывать кровь...
- Господи!.. - изменилась в лице мадам Досталь. Видимо, помимо воли
сравнила красную юшку, тёкшую по лицу у Тараса, с заварным кремом, который
размешивала.- Я сейчас в милицию позвоню!..
- Никакой милиции, - Патимат Сагитова говорила по обыкновению тихо, но
тёмные глаза неожиданно опасно сверкнули, а кавказский акцент стал сильнее
обычного. Стражи порядка стали кровными врагами Патимат с того дня, как жестоко
избили на Ладожском вокзале её сына Джавада - за отсутствие документов и
внешность.
- Генриэтта Харитоновна, да что вы говорите такое, - одновременно
возмутился Гриша Борисов. Он подогревал в крохотном ковшичке кашу для дочки.-
Тарас, тебя несколько дней... мы уже беспокоились...
В это время открылась дверь ванной, щёлкнул, гася свет, выключатель, и в
кухню заглянула привлечённая голосами тётя Фира.
Она отреагировала мгновенно:
- Тарасик!.. Ой вэй, Тарасик, иди же скорей сюда!..
- Чего?.. - Тарас повернулся и, покачнувшись, едва не потерял равновесие.
Эсфирь Самуиловна решительно схватила его за руку и потащила с собой. Сперва
Тарас хотел вырваться и даже зарычал сквозь зубы, собираясь выдернуть руку...
но идти, когда тебя вот так ведут, да ещё и ласково приговаривают при этом,
вдруг оказалось легко и необыкновенно приятно, и Тарас раздумал противиться.
Они снова одолели длинный загнутый коридор коммуналки и оказались перед
тёти-фириной дверью. Крохотный тамбур за нею был шириной в полтора его шага.
Тётя Фира открыла внутреннюю дверь...
- Чертог сиял, - сказал Снегирёв.
Глаза у Тараса представляли собой две опухшие щёлки, яркий свет заставлял
его щуриться всё больше, и тем не менее он разглядел, что кроме дяди Лёши за
накрытым столом присутствовал ещё один человек. Девушка, похожая на княжну из
опального и обедневшего, но очень гордого рода, вскочила со стула и побежала к
нему:
- Тарас! Тарасик...
Эсфирь Самуиловна уже шарила в распахнутом шкафчике:
- Марля, перекись, йод... Каролиночка, посади Тарасика на табуретку!..
Каролина, подумал Тарас. Это была вправду Она, и теперь он знал, как Её
звать. И класть он, пожалуй, хотел на всё и на всех - на Журбу, на Сморчка и
вообще, - потому что его княжна Каролина была здесь, с ним, и это значило,
блин, что будет всё хорошо. Голова у него окончательно закружилась. Он сел на
табуретку и позволил женщинам делать с собой всё, что им представлялось
необходимым. Каролина, кажется, плакала. Он хотел ей сказать, что на самом деле
ничего непоправимого не произошло, но язык не ворочался, и он промолчал.
Тёти-Фирин кот Васька, взлетевший поначалу на шкаф, ужасно разволновался,
соскочил вниз и хлопотал как умел: метался туда и сюда, кричал и порывался
влезть на колени к Тарасу. Снегирёв подхватил его на руки, чтобы не мешал.
- Анекдот есть, - опошлил он происходящее. - Режет хирург человека в
операционной, командует: "Скальпель!" Кот под ногами вертится: "Мяу!" Хирург:
"Зажим!" Кот: "Мяу! Мя-ау!!" - "Тампон!" - "Мя-а-а-а-а!!!" - "Ну на, на
тебе печёнки, только отвяжись, паразит..."
]
Каролина увидела, как разбитые губы Тараса дрогнули и растянулись в
ухмылке. Кажется, жизнь действительно ещё не кончалась...
Только не галоп!..
Очередная оттепель расквасила грунт на открытом манеже до слякотного
состояния. Потом опять ударил мороз и прихватил жижу кочками, опасными для
лошадиных копыт. Выпускать на подобный манеж смену было чревато, и Роман
Романович велел ехать в парк. По улочкам - шагом, а как доберутся до хорошо
заснеженных и нескользких аллей - можно и порысить.
- Мячик головной, - распоряжался тренер. - За ним Карнавал, Одиссей,
Ветерок...
Дворик перед конюшней освещали два круглых матовых фонаря. Лошади
топтались, фыркали, выдыхали облака пара. Стаське предстояло ехать почти в
самом хвосте, даже после кобыл. Сегодня ей достался громадный - рукой до спины
не достать - гнедой мерин Хеопс. Все хвалили его за добронравие и мягкость
аллюров, Стаська знала, что на нём любили ездить самые маленькие девчушки, но
лично её он своими размерами просто потрясал и повергал в трепет. Когда Роман
Романович велел ей чистить его и седлать, душа натурально ушла в пятки. Для
начала она скормила гиганту полкармана морковки, потом, сочтя отношения
установленными, попробовала почистить его. Но то ли щётка оказалась жестковата
для нежной шкуры Хеопса, то ли Стаськины опасливые прикосновения показались
щекоткой, а может, просто стих напал пошалить - конь задрал голову на абсолютно
недосягаемую высоту и закрутился по деннику, уворачиваясь от щётки.
- А ну стой! Стой смирно, кому говорю!.. - Стаська тщетно пыталась поймать
его хотя бы за гриву. - Да стой же ты, пирамида ходячая!..
Всё напрасно. Хеопс в упор отказывался признавать Стаську над собою
начальницей и продолжал безобразничать.
Спасли "подготовленную всадницу" две полузнакомые тётки. Они подошли к
открытой двери денника, и Хеопса как подменили.
- Здравствуй, мальчик, здравствуй, маленький, - окликнула его та, что в
очках. Конь сейчас же прекратил беготню, забавно хрюкнул и полез носом ей в
руки. Схрумкал сухарик и принялся канючить ещё: кланяясь, вытягивал переднюю
ногу и помавал в воздухе широким, как блюдце, копытом.
- Мне он разок так вот "сделал ножкой" прямо в колено, - сказала вторая
тётка, одетая поверх куртки в пёструю лоскутную безрукавку. - Ну и что ты
думаешь?
К штанам прикоснулся, а к ноге - нет. Всё понимает, паршивец!
Стаська тем временем использовала свой шанс и проворно заработала щёткой.
- Хеопсику я всегда всё прощу, потому что он очень порядочный конь, -
сказала первая тётка. - Меня, помню, в "Тридцатке" разок посадили на одного...
Самого, как обещали, доброго-смирного, я тогда после болезни была... Кантом
его, помнится, звали. Только поехала, вдруг чувствую, сердце начинает
прихватывать. В глазах темно, воздуху не хватает, а он знаешь что? Понял, что
всаднику поплохело, что у меня сил не стало справляться, и давай по полной
программе меня убивать! На "свечку" встаёт - и потом сразу "козла"! На "свечку"
- "козла"!.. И так злобно, жестоко! Ребята, кто видел, седые волосы нажили.
Как-то всё же я усидела, но потом долго спокойно к лошади подойти не могла...
Стаська, лихорадочно сметавшая с крупа Хеопса налипшие опилки и прочую
"пыль веков", при этих словах опять задалась вопросом, что вообще она здесь
делает и зачем ей всё это надо. То есть теоретически она, конечно, и раньше
догадывалась, что лошадь, с её-то силой и быстротой, при желании очень даже
способна убить человека. Ну, там, не всякого - того же Романа Романовича,
положим, фиг ли застанешь врасплох! - но лично её, Стаську, совершенно точно
играючи пришибет самый завалящий конёк. Прежде она полагала: надо сделать так,
чтобы лошади просто в голову не пришло на неё рассердиться, и будет всё хорошо.
А теперь выясняется, что существует ещё и лошадиная подлость?..
- Ну и что?.. - предательски задрожавшим голосом сказала она Хеопсу, когда
взрослые всадницы отошли от двери. - Я, значит, к тебе "миленький-хорошенький",
а выедем, и ты меня тоже так же начнёшь? Убивать? А?..
Хеопс оглянулся, изумлённо посмотрел на неё и попытался с мясом выдрать из
куртки карман, в котором она держала морковку.
И вот они (кто ловко, а некоторые по-прежнему кое-как) забрались в сёдла и
неотвратимо направлялись к воротам, и у Стаськи от страха начало урчать в
животе. В голову полезли когда-то услышанные истории о том, как буйствуют и
бесчинствуют кони, оказавшись "в полях", как лихо сбрасывают даже
подготовленных всадников... Где они, эти ужасные поля, Стаська не имела
никакого понятия. Наверное, конники обозначали этим словом всё находившееся вне
пределов манежа. Вот сейчас выедут за ворота, и... и...
Она твердо сказала себе, что во всём надо видеть положительные моменты.
Если бы занятие происходило обычным порядком, под конец обязательно стали бы
пробовать подъёмы в галоп. Стаська была готова на многое, лишь бы этого
избежать. Галопа - после нескольких "прихватов" с пролётами во весь дух по
манежу - она боялась панически.
- Стремена на дырочку покороче, - напутствовал Роман Романович проезжавших
мимо учеников. - Стасик, тебя тоже касается. Это вам не манеж, здесь всё очень
серьёзно! Команды головного передавать по цепочке! Если конь вдруг понесёт,
сразу направляйте его переднему прямо в хвост...
- А если тот задом ударит?.. - жалобно спросил голос из темноты, и Стаська
с некоторым облегчением поняла, что, оказывается, были здесь и другие трусихи.
- Самый лучший тормоз для лошади - другая лошадь, и особенно бьющая задом,
- воодушевил девочек тренер. - Часы у кого-нибудь есть?
Слово Романа Романовича было для Стаськи законом, никакому обсуждению не
подлежавшим. Сказал укоротить стремя на дырочку - значит, надо укоротить. Но
если кто полагает, будто это очень просто проделать, сидя верхом на движущемся
коне, тот пускай попробует сам, а потом уже говорит!
Стаська взяла в зубы хлыстик, рассовала по карманам перчатки (не дай Бог
упадут, придётся за ними слезать, а обратно в седло только с помощью подъёмного
крана!..), взяла повод в одну руку и запустила пальцы под кожаное крыло седла.
Нащупала пряжку и попыталась расстегнуть путлище. Это оказалось нелегко. Когда
она сообразила, что мешает ей собственная нога, упиравшаяся в стремя, ремень
удалось вытянуть, но теперь она была не вполне уверена, на какую дырку
застёгивает его - действительно покороче или на ту же самую, что была?..
Помучившись, она застегнула как придётся. Сейчас сравним с другой ногой и всё
выясним...
И тут её заново прошиб вернувшийся страх: а ведь Хеопс наверняка понимает,
насколько ещё неуверенно она держится в седле! Да к тому же приходится
отставлять в сторону колено, утрачивая последнюю цепкость... А вдруг он выберет
именно этот момент, чтобы...
Хеопс не выбрал. Не иначе, откладывал расправу до более удобного случая.
Стаська благополучно подтянула второе стремя, надела перчатки, вернула на место
хлыстик и огляделась кругом.
Пока она расстёгивала-застёгивала ремни, смена не только миновала ворота,
но и успела отъехать от них достаточно далеко. И, как ни странно, ничего
ужасного за это время не произошло. Кони, в том числе Хеопс, смирно вышагивали
друг за дружкой и вели себя на удивление пристойно. Никто не взвивался на дыбы,
не пытался прыгать через заборы или бешено уноситься в неведомом направлении...
Стаська выпрямилась в седле и подумала: уж верно, Роман Романович знал, что
творил. Если он решил, что можно её выпускать ездить со всеми по улице, значит,
она в самом деле на это способна. Ему же видней!
Два с половиной метра - это очень приличная высота над, землёй.
Воспринимаешь окружающее совсем не так, как на прогулке пешком. Вровень с лицом
проплывают макушки кустов, и есть риск оставить шапочку на ветвях берёз,
раскинутых над дорогой. Видно всё, что делается за глухими заборами, на крышах
сараев и гаражей... Правда, и вниз лететь с такой высоты мало не покажется, но
без конца думать об этом всё равно без толку. Придётся падать - ну, упадём. А
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг