во время утренней пробежки, она видела, как открылась дверь парадного и наружу
вышел человек со спортивной сумкой в руках. Крепкий, симпатичный молодой
мужчина, может быть, даже чем-то неуловимо похожий на Лоскуткова... Он
потоптался возле крылечка, озираясь кругом со счастливо-недоуменным выражением
налицо, потом увидел Наташу: "Девушка, вы не подскажете, как тут на мет... на
электричку пройти?.." Наташа остановилась и добросовестно объяснила, уже
понимая особым чутьём, что парень, блаженно щурившийся на рассветное солнце,
только что вышел от женщины. За которой, по-видимому, вчера устремился с такой
безоглядной решимостью, что не только адреса не заметил - вообще Пушкин за
Озерки готов был посчитать...
С тех пор прошло несколько месяцев, и случай, поначалу казавшийся
трогательным и смешным, чем дальше, тем больше окрашивался для Наташи в
трагические тона. Наверное, всё оттого, что летом у неё оставались ещё какие-то
иллюзии и по-детски казалось - вот-вот случится чудо. "Прилетит вдруг волшебник
в голубом вертолёте"... и сразу станет всё хорошо. В больницу, где лежит Коля,
совершенно случайно нагрянет мудрый седой академик. Устроит нерадивым коллегам
великолепный разнос, а брату поставит правильный диагноз и сделает наконец
операцию. А в лоскутковскую команду придёт новичок - красавец и супермен,
который влипнет в беду, и она, Наташа, совершит компьютерный подвиг и тем
спасёт ему жизнь, и... и так далее, и тому подобный бред. Сивой кобылы. В
тёплую лунную ночь. Теперь-то она понимала, какой наивной дурой была. Из
Колиной палаты давно выписался Юран: шумные друзья с торжеством увезли его на
сверкающем никелированном кресле, оставив Коле в наследство импортный
телевизор, которым Наташин брат даже с помощью дистанционника пользоваться не
мог. Телевизором пользовался новый сосед, глуховатый пожилой дядька. Он
занимался тем, что рыскал по всем программам, вылавливая политические
комментарии и фильмы типа "Русское поле". Наташа знала: то и другое было Коле
хуже горькой редьки. На все просьбы следовали лекции о развращённости
современной молодёжи, которая не интересуется жизнью страны, не смотрит
отечественные киношедевры и не берёт примера со старшего поколения. Наташа
однажды попробовала намекнуть, что телевизор вообще-то "завещали" её брату.
Естественно, она была тут же объявлена фашисткой, истязающей беспомощного
старика, и Коля велел больше не связываться - чёрт с ним. Два раза в неделю к
соседу приходила жена. Тогда орущий телевизор на время смолкал, и вместо
репортажей об ужасах Чечни и экологических катастрофах звучал (примерно с той
же громкостью) подробный разбор проблем в семьях родственников и знакомых.
Сначала Коля зверел и, конечно, вымещал своё раздражение на Наташе. Но в
последнее время - и это было гораздо хуже - звереть перестал. Он больше не
спрашивал, как там у неё компьютерные дела, и равнодушно жевал фрукты, не
приносившие никакой пользы. На днях она спросила его, как убрать неизвестно
откуда выскочившее лишнее меню в редакторе "Word". "He знаю",- вяло ответил он,
хотя наверняка знал. А потом заснул посреди рассказа о том, как она заменила
плохо работавшую русскоязычную версию на английскую и какой по этому поводу
случился скандал. Только кассеты с маминым голосом выводили его из апатии, да и
то - ненадолго. Наташа кормила маму побасенками про скорое улучшение, но брат
умирал.
...То есть жизнь впереди была беспросветна, как темнота, мчавшаяся в
лобовое стекло "Жигулей". И всё хорошее, что присутствовало вокруг, казалось
злобной пародией на её былые мечты, пусть глупые, наивные, девчоночьи, но такие
чистые и светлые. Жестокой насмешкой был даже уютный автомобиль, резво
катившийся по шоссе. И красавец супермен за рулём...
Саша вначале пытался её развлекать ничего не значащим разговором. Потом
уловил состояние девушки и, не обидевшись, тактично умолк. Только время от
времени косился на неё, обмякшую на удобном сиденье. И чему-то усмехался углом
рта - так, словно знал некую тайну.
На автомобиле всё действительно рядом, до всего рукой подать. Лоскутков и
Наташа прибыли в "Эгиду" за сорок пять минут до начала официального рабочего
дня. Поднявшись наверх, Наташа положила сумку и машинально включила компьютер.
Всё как всегда... но доброжелательно подмигнувший экран вдруг вызвал у неё
чувство прямо-таки животного омерзения. Как и мысль, что придётся провести за
ним ещё один день. Неожиданно для себя Наташа сорвалась со стула и - пока никто
не заметил внезапно хлынувших слез - кинулась по коридору в дальний конец, где
располагался сортир.
В маленьком "предбаннике" этого жизненно важного заведения имелось окно с
рифлёным стеклом. Выпуклый рисунок стекла был таков, что за окном в любую
погоду шёл дождь. Наташа не потрудилась зажечь свет из предрассветной темноты,
царившей снаружи, проникали движущиеся уличные отсветы, и стеклянные капли
оживали, переливались, текли...
Кое-как справившись с собой, Наташа яростно высморкалась в раковину и
стала умываться холодной водой из-под крана. Зарёванная секретарша - это уж
совсем никуда не годится. Это даже хуже, чем "дохлые мухи", с которыми
собирался бескомпромиссно бороться Плещеев...
Нельзя сказать, чтобы она совсем уж забыла об окружающем мире, но Катя
вошла беззвучно, и Наташа даже испугалась, внезапно заметив её рядом с собой.
- Влюбилась? - неожиданно вздохнуло второе лицо в группе захвата.
Наташа сразу подумала о Сергее Петровиче, который уж точно лишнего разу на
неё никогда не посмотрит да и правильно сделает,- и все её усилия по приведению
в порядок носа и глаз пошли насмарку. Слезы хлынули снова. Катя решительно
развернула её к себе и обняла. Наташа ткнулась лицом в мягкую от многократной
стирки ткань её камуфляжа (иных одеяний на дежурстве Катя не признавала) и
вдруг поняла, чего ей все эти месяцы не хватало. Наверное, она слишком долго
всё носила внутри, не считая возможным поплакаться маме и тем более брату. А
старшей сестры или близкой подруги - такой, чтобы вдосталь отреветься у неё на
плече, зная, что не последует ни сплетен, ни любопытных расспросов,- у Наташи
не было. И кто же мог знать, что в этом качестве выступит суровая и молчаливая
Катя!.. И к тому же произнесёт заветное слово, которое, как ключик, растворит
давно копившуюся плотину...
- Ты, короче, смотри...- гладя её по голове, отчего-то сипло и временами
кашляя говорила всегда невозмутимая Дегтярёва.- Если у вас вдруг дело на лад, я
что... Я только рада буду... Ему, может, по жизни как раз ты и нужна...
- Да не нужен ему никто!.. - давясь погребальным плачем по всей своей
несчастной неудавшейся жизни и оттого не заметив самого главного, выговорила
Наташа.- Он жену свою любит...
Катя молчала целую минуту, осмысливая услышанное.
- Жену?..- спросила она затем.- Ты вообще-то про кого?..
- Эй, девчонки! - раздался из-за двери голос Саши Лоскуткова, и Наташа
всем телом почувствовала, как вздрогнула Катя.- Девчонки, ау!.. Кать!.. Наташа
с тобой?
- Здесь, здесь, - ответила Катя, и голос прозвучал глуховато.
- Тут к ней люди приехали, ждут,- оповестил Саша и удалился по коридору.
Какие ещё люди?.. Наташа снова вспомнила про официальное начало рабочего
дня, до которого оставалось минимум полчаса. К ней?.. Какое там к ней, а вот
секретарские обязанности в неурочное время - это да, это по теме. Ксерокс
включить, электронную почту из компьютера выудить... Катя зажгла свет, Наташа
ещё раз наскоро ополоснулась под краном (хорошо хоть, вода была ледяная, да и
косметикой она не пользовалась, нечего подправлять...) и побежала на своё
рабочее место. Когда она покидала "предбанник". Катя стояла спиной к выходу и
смотрела в вечно заплаканное окно. Почему-то она вдруг показалась Наташе очень
одинокой.
Возле плещеевского кабинета уже собрался народ. Наташа сразу увидела чужих
и отметила про себя, что с эгидовцами они держались как старые знакомые и даже
друзья. Было похоже - она кого-то действительно задержала. Наташа собралась
незаметно прошмыгнуть за компьютер - и то хлеб, что догадалась включить!.. - но
её перехватили, и она неожиданно оказалась в центре внимания.
- Меньшов, Антон Андреевич, - представился высокий широкоплечий мужчина, и
она вспомнила, что мельком видела его в "Васильке", когда покупала платы и
кабели для локальной сети. Антон Андреевич выглядел птицей примерно того же
полёта, что Лоскутков, но был старше, где-то под сорок. И если у Саши седина
только пробивалась, то у него виски были попросту белые.
- Ассаргадон... если хотите, просто Серёжа...- учтиво поднёс к губам её
руку потрясающе грациозный молодой человек. Не иначе, ошалело подумала Наташа,
восточный принц, путешествующий по таинственной России инкогнито!..
Двое других были личности ничуть не менее колоритные. Беловолосый молодой
гигант с внешностью классического "лесного брата" отрекомендовался, как и
следовало ожидать, Эйно Таммом. Стоявший рядом с ним древнерусский богатырь,
удравший с картины Васнецова, столь же закономерно назвался Ваней Ивановым. По
прозвищу Монгольский Воин.
- Наташечка,- поправил очки Сергей Петрович Плещеев.- Эти заслуживающие
всяческого доверия господа представляют одну очень хорошую и поэтому не
особенно афишируемую частную клинику. Ими уже достигнута договорённость с
лечащим врачом вашего брата о возможности его перевода в их лечебное
учреждение. Необходимо ваше согласие как близкой родственницы больного.
Наташа открыла рот, но поперхнулась и не смогла выдавить ни звука. "Просто
Серёжа" тут же оказался подле неё, и она снова ощутила на своей руке его тёплые
сильные пальцы. И необъяснимым образом немедленно успокоилась, решительно и
бесповоротно поняв: ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.
Говорить она, правда, так и не смогла и лишь часто закивала, выражая
полное юридическое согласие.
- Езжайте с Антоном Андреевичем, Наташечка, и ни о чём не волнуйтесь, -
напутствовал Плещеев.
Наташа огляделась и поняла, какие чудесные, милые люди её, оказывается,
окружали. Багдадский Вор принёс курточку и помог надеть. Она никак не могла
найти свою сумку. Игорь Пахомов выудил пропажу из-под стола и галантно повесил
ей на плечо.
- Оттуда - домой, маму обрадуете, - шепнула строгая Марина Викторовна.
- Я уж подменю... - томно вздохнула красавица Алла.
- Ребята вас проводят, - пообещал Осаф Александрович и погрозил пальцем
"эстонскому националисту". Кефирыч проводил спотыкающуюся Наташу по лестнице.
Лоскутков стоял наверху, подпирая косяк. Он подмигнул Наташе, когда она
обернулась. Вот, значит, какую тайну он знал, когда "нечаянным образом"
подбирал её у подъезда!..
На площадке перед "Эгидой" стояли машины гостей. Голубенький микроавтобус
"Фольксваген", чем-то неуловимо похожий на вертолёт, и великолепнейший
серо-стальной "БМВ". Этот последний заурчал и завёлся сам, стоило Меньшову к
нему подойти. Антон Андреевич распахнул дверцу и предложил Наташе садиться.
Если даже на "Жигулях" далеко не последней модели любой уголок города
становится близким и достижимым, то на мощной иномарке, мягко стелющейся над
мокрым асфальтом,- и подавно. Дорогу, которая у Наташи обычно занимала час с
четвертью, они одолели не более чем за двадцать минут. Единственная задержка
случилась на Вознесенском проспекте, когда инспектор ГАИ решил из общих
соображений проверить роскошный автомобиль. Меньшов послушно остановился, но
дело не дошло даже до изучения документов. Гаишник посмотрел на него,
извинился, назвав по имени-отчеству, и, откозыряв, пожелал счастливого пути.
За двадцать минут, впрочем, Наташе успели прийти в голову всякие трезвые
мысли. В частности, о том, что не афишируемая клиника наверняка означала
деньги. Вернее, ДЕНЬГИ. За койку. За уход. За операцию и лекарства... Она
покосилась на Антона Андреевича, желая его спросить, но не осмелилась. И с
внезапной решимостью подумала: да будь что будет! Ну, продадут они с мамой
квартиру, переедут жить в коммуналку, было бы о чём сожалеть!.. Наташа твердо
знала, что мама поймёт и во всём поддержит её.
Колин сосед уже наслаждался утренним выпуском новостей. Там опять
смаковались подробности недавнего заказного злодейства: сопоставлялись факты,
строились предположения... Следом пошёл сюжет из какой-то "горячей точки".
Замелькали смуглые лица, появились развалины, сгоревшая техника и мёртвые тела,
мокнущие под дождём...
Коля даже глаз не открыл, когда Наташа подсела к нему и погладила по
ввалившейся колючей щеке.
- Братик, это я,- прошептала Наташа.- Доброе утро, Коленька, просыпайся...
Ты посмотри, кого я к тебе привела...
Он неохотно приподнял веки, должно быть решив, что она нарушила строгий
запрет и всё-таки притащила с собой маму. Однако мамы нигде не было видно, и он
снова опустил ресницы, не проявив к вошедшим - а заодно и к сестре - ни
малейшего интереса.
- Вот так и общаемся...- сказала Наташа Ассаргадону.- Третью неделю уже...
Она опять была готова расплакаться.
- Тихо! - недовольно подал голос Колин сосед.- Пришли тут, понимаешь,
слушать мешают!..
- А ты вообще-то помолчал бы, дедок,- решительно сказал Ваня, а вежливый
Эйно шагнул в сторону и преспокойно отключил питание телевизора. Исчезли
разбитые танки, исчезли обугленные тела. И что нажимай теперь кнопочки
дистанционного пульта, что не нажимай.
...Коля очнулся как следует только, когда его со всеми мыслимыми и
немыслимыми предосторожностями, в восемь рук, переправили с кровати на
специальные носилки и русско-эстонский экипаж бодрым шагом повлёк их по гулкому
коридору, навстречу унылой веренице ходячих больных, нёсших сдавать скляночки с
утренними анализами. Коля ничего не сказал и даже головой не завертел,
поскольку не мог, но Наташа пристроилась возле носилок так, чтобы он всё время
видел её. И заметила, что глаза у брата были испуганные.
- Всё будет хорошо, Коленька, - веря и не веря в то, что говорит,
прошептала она. - Всё будет хорошо. Ты только держись...
Заполнение пустоты
Тёплый плюшевый бок рыжего Вольфрама возвышался перед Стаськой подобно
неприступной горе. Получасом раньше она впервые в жизни потрогала живого коня и
даже самолично вычистила его. А заодно пришла к выводу, что в деннике обитает
вовсе не злобное чудовище, только ждущее возможности её истребить, а, наоборот,
создание вполне добродушное, отзывчивое на ласку и весьма благосклонно
относящееся к морковке. И вот теперь настал решительный миг. Звёздный час, к
которому она так стремилась. Стаська уже задрала левую ступню в стремя,
болтавшееся чуть не на уровне её ключиц, и неловко топталась на правой ноге,
изо всех сил вцепившись в седло и в короткую жёсткую гриву.
- Ой!.. - пискнула она, чуть не потеряв равновесие.
- Сейчас всё получится,- заверил её Роман Романович, державший коня под
уздцы.- Раз, два... оп!
Стаська нерешительно подпрыгнула, повисела, но не дотянулась и сконфуженно
приземлилась на прежнее место.
Красавец Вольфрам, мудрый пожилой "украинец", воспитавший не одного
мастера спорта, изогнул шею взглянуть, всё ли в порядке. На одном глазу у него
было бельмо, по причине которого он в своё время покинул республиканскую
сборную по выездке.
- Я знаю, я толстая, но вообще-то на одной ноге я себя поднимаю... -
пристыженно сообщила тренеру Стаська.
Роман Романович убеждённо кивнул:
- Конечно, кто ж сомневается! - И продолжал больше для Снегирёва, молча
стоявшего возле входа в манеж: - Пришёл ко мне несколько лет назад знаете кто?
Чемпион СССР по дзюдо. Могучий человек и ловкий, как нам с вами не снилось. И
тоже, представьте, с первого раза ничего не сумел! Только ты спрыгнула
нормально, а он ещё и завалился. Обиделся - страсть...
Стаська неуверенно хихикнула, пытаясь увидеть Романа Романовича поверх
конской спины. Вольфрам шумно вздохнул.
- Отряхнул опилки, примерился...- рассказывал тренер,- и каак рванул!
Лошадь чуть не уронил. И сам - шмяк на ту сторону!
Стаське пришла в голову блистательная идея:
- А можно я ремень, на котором стремя, подлинней отпущу?
- Путлище,- сказал Роман Романович.- Можно. Сделай, как удобнее, потом
подтянешь с седла.
Манеж представлял собой здоровенный ржавый ангар с покосившимися воротами
и гирляндой ярких ламп под арочным потолком. Снегирёв стоял в углу у ворот,
глубоко засунув руки в карманы тёмно-серой пуховой куртки. И смотрел, прирастая
к холодному рыхлому полу. Когда он гостил у мавади, кочевники седлали для
белого побратима таких жеребцов, которые, всего вероятнее, кроткого Вольфика
слопали бы живьём. Но это было в другой жизни и вообще не имело никакого
значения. Наёмный убийца Скунс, заочно приговорённый к смерти в десятке стран
мира и по большому счёту плевавший на это обстоятельство, смотрел на девочку с
лошадью, и во рту было сухо от смертельного страха.
Стаська оглянулась на него, опять сунула ногу в стремя, сосредоточилась...
- Oп!
На сей раз путлище было слишком длинным. Стаська повисла "буквой зю" и
застонала от усердия, силясь перенести правую ногу. Ей очень хотелось сделать
это, и резиновый сапожок всё-таки прочертил по рыжему крупу, оказавшись на той
стороне. Стаська закусила губы от ужаса и восторга и наконец-то взгромоздилась
в седло. Верховая езда, которая у киношных индейцев получалась естественно, как
дыхание, совершенно неожиданно вырисовывалась целой наукой, трудной и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг