- Смотри под ноги, пока совсем задницу не отшиб, болячка тебе! Не на
травке небось! - окликнул Плотица, а Грендель вновь сел и уставился на свой щит
так, как будто хотел его укусить. Губы его шевелились безмолвно, я почти
увидела тень
подле него на скамье... Воины с облегчением засмеялись.
- Не на травке,- согласился варяг. Мой наставник, к которому я подошла
попрощаться, безошибочно поймал его за руку и тихо сказал:
- Вернись прежде Самхейна, Бренн.
- Вернусь,- пообещал воевода.
Скоро стало похоже, что широкое Нево впрямь обезлюдело до новой весны. Оно
сумрачно колыхалось под низкими кромешными тучами, день угасал, едва успев
разгореться. Скоро на чёрных волнах закачаются белые льдины, и море замёрзнет.
Бухточки и небольшие протоки уже схватывало ледком. Скоро сделаем у крепости
прорубь, и отроки будут выпрыгивать из неё и с задорными воплями бегать по
кругу, суша порты на себе...
Я сидела под мачтой и думала: уйду из дружины. Здесь нет и не будет Того,
кого я всегда жду. Вот примет Соколиное Знамя мой Твердята, тогда и уйду. Я
смотрела за борт сквозь прозрачные стылые гребни, и было жалко себя. Мне ведь
понадобилось всего одно лето, чтобы Морской Хозяин совсем принял меня, перестал
казнить дурнотой. Я возмогла даже есть на зыблемой палубе и больше не
отворачивалась, когда доставали из трюма копчёную рыбу и хлеб. Я бросала за
борт ведёрко, добывая воду запить, делая вид, что хочу окатить сидевших вблизи,
парни с хохотом закрывались руками. Жирная рыба была вкусна и помогала не
мёрзнуть. Уйду из дружины.
Первым увидел корабль, конечно же, Блуд. Я совсем забыла сказать, после
гибели Славомира моего побратима ни разу не требовалось до срока сменять на
весле, он радовался о вернувшейся мочи, трудил себя, как все, и больше не
тянулся с беспокойством рукой к животу, как раньше бывало, и вождь не
приказывал поберечься. С мачты свешивался надёжный канат с крепкой дощечкой,
ввязанной в петлю на конце, нарочно для Блуда, и часто новогородца поднимали
наверх - оглядывать море. И вот однажды он закричал, указывая на север:
- Парус! Полосатый парус! А дело было утром того дня, когда мы собирались
вернуться домой.
- Опять свей, наверное, - буркнул Плотица. Вождь ответил спокойно:
- Или датчане.
Плотица внимательно взглянул на него, потом поскрёб в бороде:
- Хотел бы я знать, что они тут делают в такое-то время.
Торговые гости из Северных Стран в самом деле обычно проходили южнее,
направляясь либо в реку Сувяр, либо в Мутную. А викинги, грабившие по берегам,
об эту пору уже убирались домой. Воевода поплотнее запахнул плащ:
- Поглядим...
Неизвестный корабль оказался на диво проворен. Целый день мы шли за ним по
ветру, но не догнали, хотя и приблизились. К вечеру Блуд ещё раз поднялся на
мачту и углядел, что те помогали парусу вёслами. Блуд ясно видел бурунчики,
вскипавшие и гаснувшие у бортов.
- Похоже, они славно нагружены и не хотят бросить добро, - сказал вождь
Плотице и улыбнулся: - Я уж думал, ты разучился держать правило в руках, и
оттого мы еле ползём.
Кормщик огрызнулся:
- А я думал, всё потому, что иные на двух ногах хуже держатся, чем я на
одной.
Слышавшие засмеялись, кто-то предложил отвязать вёсла.
- Ни к чему, - сказал вождь. - Всё равно не угоним до темноты. Пускай
притомятся, завтра так борзо не побегут.
Кормщик стал считать что-то на пальцах, сбился, сосчитал снова и тихо
спросил, чтобы слышал лишь воевода:
- А может, домой?
К ночи, когда небо померкло и чужой корабль больше нельзя было различить,
мы повернули к берегу. Вождь полагал, что преследуемые, уморившись на вёслах,
наверняка сделают то же.
- Если на рассвете их не увидим, пойдём домой, - сказал Плотица
решительно. Было заметно, как не хотелось ему длить погоню. Воевода ничего не
ответил.
Ещё утром я мыслила провести эту ночь уже дома, на лавке у очага в
дружинной .избе, и, когда наш корабль осторожно втянулся в пролив между голыми
гранитными островами, где свистел ветер и, леденея, плескалась вода, мне стало
обидно чуть не до слез.
Подумаешь, одна лодья прошла бы мимо не спрошенная куда да откуда. А что я
вообще делаю здесь, на боевом корабле, среди тридцати свирепых мужчин,
ужаснулся кто-то другой, словно впервые глянувший со стороны. Моё место в
тёплых стенах избяных, у печи... у люльки... за мужем...
Ребята приволокли облепленное сырым снегом бревно, живо раскололи его,
обнажая белое сухое нутро, огонь разгорелся, в котёл натаскали воды. Всё как
всегда. Скоро я зачерпнула варево длинной изогнутой ложкой:
- Отведай, вождь.
И он, как всегда, отведал и даже не посмотрел на меня. А что ему на меня
смотреть. Я готовила вкусно, кмети хвалили, но от него доброго слова мне не
дождаться. Потом загасили огонь и натянули над палубой широкий кожаный полог, и
мы с Блудом прижались друг к другу под одеялами.
Если бы мне снова проснуться и увидать Славомира, стоящего на коленях.
Если бы. Каждый наживает воспоминания, от которых боль казнит сердце. Славный
младшенький братец был бы у тех двоих, подраставших теперь в городке...
Грендель громко храпел под соседней скамьёй, я подумала, вот кому всё
нипочём, потом вспомнила тень побратима и устыдилась.
Догоним завтра корабль и увидим на нём Славомира и других мёртвых,
приплывших забрать нас на солнечные поляны, где зимой поют соловьи, где
отдыхает колесница Перуна и пасутся распряжёнными вороные и белые жеребцы, где
Дочь с Матерью без устали шьют тёплые шубы ещё не рождённым зверям...
Рука сама рванулась стиснуть у шеи оберег. Твёрдые края вмялись в ладонь.
Чего доброго, скоро увижу с моря знакомые, заросшие сосновым лесом холмы и
гряды щетинистых островов, загромоздивших разлив... Мы ведь шли вдоль нашего
берега и были уже много севернее Нета-дуна. Одного жаль, не покажутся мне дымки
над родными крышами и Злая Берёза, похожая на руку, воздетую из-под земли...
Хорошо выбрал пращур место для изб, нарочно так, чтобы никто не разглядел с
корабля...
Воевода осторожно прошёл мимо нас на корму, я узнала шаги.
Я всё же очень надеялась, что за ночь другой корабль куда-никуда денется,
пропадёт. Какое там! Ещё до света мы начали сворачивать полог, сгребая
навалившийся снег. Кмети смывали остатки дрёмы лютой водой из-за борта и сипло
ругались, разбирая вёсла и спотыкаясь впотьмах. Ветер дул с моря, под парусом
было не выйти меж островов. Низкое небо еле серело, когда воевода велел убрать
державшие лодью канаты, и лысые гранитные лбы начали уплывать за корму.
В этот раз он не пытался забыть меня на берегу. Наверное, оттого, что я
больше не ссорила его с братом. Или понял, что вдругорядь меня на мякине не
проведёшь. А может, уверился наконец, что я не осрамлю его в битве... хотя
какая битва, ведь князь велел миловать гостей из Северных Стран, даже датчан,
если первыми не полезут... Эти первыми не полезут, думала я. Ишь удирают, не
викинги, те бы давно уже резались с нами борт в борт...
Чужая лодья показалась почти сразу, и ближе, чем накануне. Теперь не один
Блуд - все разглядели усердные вёсла и пёстрые щиты на бортах. Там хотели
обмануть нас - отойти подалее в открытое море и проскочить мимо на юг. Но не
успели и только уменьшили расстояние, торопливо сворачивая на север. Ещё до
вечера воевода прижмёт их к берегу и допросит, кто таковы. А потом вдруг
заглянет проведать моего дядьку... Да нет, навряд ли заглянет, наша сторона ему
не удачливая.
- А ведь это Оладья,- сказал Плотица совсем неожиданно.
Вождь покосился:
- Это свейский корабль. Сивая борода воинственно встала торчком.
- Молод ты меня поучать. Я сам вижу, что это свейский корабль, но на
правиле та же рука, я-то не ошибусь.
Вождь не отмолвил на этот щипок. Дурной признак.
Немалое время он молча приглядывался, потом пробормотал:
- Кабы знать ещё, при нём ли Нежата.
- Не люблю оладий, когда они из тухлой муки, - подал голос Грендель, а я
подумала про Нежату, и вновь вспомнились ласковые глаза красивого парня,
ласковые слова. О том, как он шарахнулся, предал меня в крепости, вспоминать я
не стала. Что с ним приключилось? Видно, мало хорошего, то-то ложка его
укатилась в ту ночь, когда согревали умерших. Если в Новом Граде остался - вряд
ли кметю, носящему Соколиное Знамя, даже в дружеском доме там было нынче
уютно... А если шёл с Оладьей в поход, и тот убегал от нас, не чая пощады?.. А
если нам только мстить останется за Нежату?..
Теперь-то вождь нипочём не бросит погони. После полудня я начала узнавать
берега. Я никогда не видела их с воды, но всё-таки я их узнавала. Что значит
дом! Даже глупый бекас летит в родное болото и мимо не ошибётся. Мне только
совсем не нравились тучи, волнами катившиеся с моря. Иногда ветер рвал их, и
вода вдали вспыхивала удивительной синевой, а сосновый лес из угрюмого делался
бело-зелёным и очень нарядным, почти как перед весной, когда синица пробует
голос и от снежного блеска слезает кожа со скул... но солнце и синева быстро
гасли, видение вешнего дня сменялось померклым предзимьем, а на вершины
деревьев наваливалась новая туча... Полосы летящего снега казались издали
чёрными. Мудрые птицы наверняка загодя кормились в лесу по тихим местам. Не
случилось бы вьюги назавтра или ночью. Тут станет, пожалуй, не до погони.
Мне захотелось, чтобы Стрибог послал бурю и Вождь захотел переждать её
там, где однажды гостил.
Дыхание спёрло от сладкой боли в груди: уже вечером я обняла бы мать и
сестрёнок, поклонилась дедушкиной могиле... Молчана, может быть, разыскала... о
Яруне что-нибудь вызнала...
На преследуемом корабле гребли изо всей мочи, расстояние сокращалось
неохотно.
- Зря я хвалил этого кормщика, - буркнул Плотица, когда очередной шквал
накрыл нас сплошной пеленой летучего снега и неминуемо порвал бы парус, если бы
парни его не сбросили вовремя.- Кто же в такую непогодь прижимается к берегу?
- Откуда тебе знать, что у них на уме, - сказал вождь, придерживая шапку,
чтобы не унесло.
Но когда вокруг посветлело и вновь стал виден берег, мне показалось,
Плотица досадовал справедливо. Корабля не было. Лишь прибой с рёвом бился о
скалы. А за скалами вставали круглые горки, те самые, с которых я полтора года
назад увидела парус-Берег здесь выгибался к востоку, входя в море каменным
гребнем.
- Он за мысом, - предположил Блуд. Мы миновали мыс, и на какое-то время
берег открылся почти до небоската. Корабля не было. Зато явила себя наша
протока, и сердце мало не выпрыгнуло из груди. А ведь если не знать - ничей
глаз её не приметил бы среди островков, бухточек и мысков... я жадно глядела и
каждый камень была готова обнять.
- Бывает, лодья сразу тонет, когда её кладёт шквалом набок, - поскрёб
затылок Плотица. - Особо если нагружена... Он теперь либо на дне, либо в
протоке, или пусть отгниёт моя борода.
- Знать бы, при нём ли Нежата,- повторил вождь, словно про себя.
Блуда взогнали на мачту, и он долго вертел головой, высматривая тонущих
людей в волнах или полосатый парус в разливе, за прибрежной грядой. Но ничего
не увидел.
- Оладья мог лечь за островом, сняв мачту,- сказал воевода.- Войдём в
протоку, посмотрим.
Воины спустили парус и сели за вёсла, потому что русло было узкое и
каменистое.
- Какая ещё протока? - спросил Грендель, устраиваясь на скамье. Я указала
рукой, и он недоверчиво покосился: - Ты-то, девка, почём знаешь?
- Она здесь жила, - ответил за меня побратим.
У меня стыдно дрожали губы, казалось, корабль прямиком вплывал в родную
избу, так отчётливо знала я все муравейники, все шмелиные норки по берегам...
но для других вокруг был лишь чужой лес, гудевший и рокотавший под ударами
ветра. И жестокий враг впереди. Вождь стоял на носу и внимательно разглядывал
одетые в снежные шапочки камни, торчавшие из воды. Если Оладья шёл перед нами,
он мог оставить следы. Однако в протоке было течение, быструю воду ещё не
схватило ледком, а потревожить снег на камнях могло не только весло...
Если у них Нежата, сообразила я вдруг, он вполне может вывести их и к
деревне. Это он показал им протоку, некому больше. А ну не восхочет Оладья
леденеть в разливе на вьюжном ветру; снявши мачту, играть с нами в прятки между
бесчисленных островов... восхочет в тёплую избу, где можно сытно поесть и девку
за косу изловить?!
За ворот хлынули муравьи, я давно уже так не пугалась. Корабль еле полз: я
схватила бы из-под палубы лыжи и кинулась берегом, по целине, своим на
подмогу... Блуд потом говорил, на меня жалко было смотреть, так я взметалась. А
ведь уходила навек, Белену себе взамен старшей назвала и воеводе крепко
клялась, мол, из рода извергнулась...
Мы наконец одолели протоку. Перед нами легла путаница островов, и что
сотворил загнанный в ловушку Оладья, знать было неоткуда.
- Если Нежата провёл их сюда, мог провести и к деревне,- сказал вождь,
когда бросили якорь.- Я брался защищать этих людей.
Я знала: Нежату он вырастил если не как сына, то как братучадо. Плотица
ответил:
- А может, Оладья сидит за тем островком и выскочит в море, когда мы
уйдём.
- А пусть бы выскакивал, ну его, - проворчал Грендель и зевнул, натягивая
рукавицы.
- Я Нежату не брошу,- сказал Мстивой. Он не стал добавлять, что Нежате,
если он был там, теперь, может, смертью грозили. Я вспомнила про кривые ножи.
Он наклонился и поднял крышку трюмного лаза, где были спрятаны лыжи. Кого в
наворопники изберёт?
Пальцев одной руки хватило бы счесть, много ли раз я набиралась мужества
первая к нему обратиться...
- Пошли меня, воевода, - взмолилась я, и голос сразу охрип.- Я бы скоро, я
дома тут...
- Чтоб девки вперёд мужей лезли хоробрство-вать, болячка тебе... - гневно
начал Плотица, но вождь перебил:
- Сам пойду.
Спрыгнул в трюм и выкинул на палубу свои лыжи. Он был лёгок на лыжах, но
всё же не так, как я или Блуд.
- Бренн...- в четверть голоса молвил Плотица, и мне показалось, будто с
настёганных ветром скул кормщика сошла краснота. Он редко называл вождя
истинным именем, чаще словенским прозванием.
Вождь опёрся о края и вылез из трюма:
- Мне, может, правда девку послать?
Идти первыми - дело вождей, и все это знали.
- Я с тобой, - поднялся Грендель и снял с борта свой щит, и сделалось
ясно, что нет силы, способной ему помешать пойти с воеводой. Тот и не стал
отговаривать, лишь спросил:
- Не забыл лыж за три-то года?
- Кто, я забыл? - захохотал Грендель, ничуть не обидевшись. Плотица кинул
ему звонкий рог:
- Позовёшь, если вдруг что.
- Позову, - обещал Грендель весело. Они надели кольчуги сверху рубах, под
полушубки. Устроили мечи в ножнах за спинами, чтобы не мешали и чтобы можно
было сразу схватить. Так чаще всего носят мечи в пеших походах.
Они ушли полуденным берегом, откуда всего прежде станут видны наши дворы.
Мы провожали их взглядами, пока они не скрылись в лесу. Долго прислушивались,
не вскрикнет ли рог, многие приготовили лыжи - лететь на выручку немедля... всё
было тихо, лишь ветер гудел в вышине, раскачивая деревья.
Мы ждали до сумерек, не зажигая костра. Небо по-прежнему время от времени
прояснялось, в разрывах туч ярко горела поднявшаяся луна... но что-то двигалось
с моря и упадёт нам на головы не позже утра. Нутром, кожей, звериным чутьём я
ощущала опасность, тем самым чутьём, что пасёт волка, бегущего через болото по
синему весеннему льду... Плотица тоже поглядывал в сторону моря и наконец велел
переставить корабль носом к ветру и завести на берег растяжки. Потом приказал
вытащить полог. Никто не знал, долго ли придётся сидеть, а дружина, у которой
не гнутся руки и ноги, - скверные воины.
Я куталась в плащ и думала то о деревне, то об ушедшем вожде, и не могла
решить, что страшней. Гейсы всегда приканчивают тех, на кого возложены, и любое
"когда-нибудь" обязательно наступает. А чего доброго, уже наступило.
Случись что с вождём, новогородцев мы вырежем до человека. Там, на
кургане, когда будут засыпаны угли. Руки сводило на рукояти меча: может, там
уже зарубили дядьку и братьев, не возмогших отбиться дроворубными топорами, и с
хохотом ловили по полю женщин... так баяла мне сквозь плач корелинка Огой...
Смыкались тусклые сумерки, подступала новая ночь. Ночь перед Самхейном. Я
поняла наконец, что высчитывал на пальцах Плотица и почему он не хотел
отпускать воеводу. Ночь перед Самхейном, когда лучше не задерживаться в пути и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг