тревожат лишь быстрые взмахи маленьких кожистых крыльев...
- Значит, - спросил Эврих, - ты твердо решил вернуться в род своего
отца?
Йарра кивнул.
- Они иногда спускаются в Тин-Вилену. Они признают меня и заберут с
собой в горы.
- Ого! Горцы в Тин-Вилене!.. - удивился Эврих. - Похоже, времена и
вправду меняются. Я слышал, раньше купцам приходилось карабкаться под самые
ледники, чтобы разыскать итигулов!
- Это так, - важно подтвердил Йарра . - Дед моего отца первым понял, что
следует спуститься на равнину и самому присмотреть достойную вещь, не
дожидаясь, пока тебе привезут какой-нибудь хлам, да еще и сдерут за него
втридорога.
- Ты, наверное, будешь первым итигулом, вернувшимся из-за моря, -
сказал ученый аррант. - Вряд ли кто-нибудь из твоей родни путешествовал
столь далеко и так долго жил в большом городе. Ты о многом расскажешь им и
станешь уважаемым человеком... А чем, если не тайна, твое племя торгует с
жителями равнин?
- На равнинах. - с гордостью ответил Йарра, - нет стремительных горных
козлов, что чешут шеи о камни, оставляя на них несравненную шерсть. Там нет
смельчаков, готовых собирать эту шерсть по неприступным утесам. И подавно
нет мастериц, чтобы напрясть ниток и сделать ткань легче пуха, жаркую, как
объятия любимой.
Двоим взрослым мужчинам потребовалось усилие, чтобы не расхохотаться
при этих словах.
- А почему, - спросил Волкодав, - твой отец покинул Заоблачный кряж и
остался жить в Озерном Краю?
Йарра ответил чуть-чуть быстрее, чем следовало бы:
- Потому что мы, итигулы, можем жить всюду, а у нас в горах - только
люди наших кровей. Мой отец любил мать и не хотел везти ее туда, где она
непременно зачахла бы и умерла.
- И за море они с ней, видать, по этой же причине пустились... -
проворчал Волкодав.
Йарра опять объяснил с подозрительной готовностью:
- Есть, наверное, сыновья достойней меня, но я знал, что не дело отцу
держать передо мною ответ.
Венн переглянулся с аррантом. Поручение Вионы, благодаря которому их
кошельки туго наполнились серебром, оборачивалось неожиданной стороной.
Мальчишка, конечно, не врал, ибо жители Шо-Ситайна считали ложь грехом и
величайшим пороком. Но и всей правды не говорил.
- В моей стране, - задумчиво и как бы про себя начал Эврих, - есть
города, чью славу составляют живущие в них мудрецы. Эти мудрецы радостно
приветствуют путешественников и записывают их рассказы о жизни ближних и
дальних земель. Я, кстати, надеюсь, что и мой скромный труд будет
благосклонно ими воспринят... Так вот, наши ученые из века в век наблюдают
за судьбами разных племен, стараясь найти объяснение происходящему в мире. Я
читал книги, написанные два столетия назад. Там говорилось о том, как из
моря вышло голодное и неустрашимое племя, именуемое меорэ. Оно
распространилось на запад и на восток, завоевывая берега материков и
порождая кровопролитные битвы Последней войны. Если верить книгам, нашествие
не обошло ни Шо-Ситайна, ни Озерного края...
- Истинно так, - величаво кивнул Йарра. - Я слышал, они не тронули
только твою Аррантиаду. Это оттого, что у вас сплошь города и меорэ убоялись
соприкоснуться со скверной.
Волкодав приоткрыл глаза и улыбнулся. Эврих же захохотал так, что стали
оглядываться сегваны и путешественники-нарлаки, коротавшие время между
соседними скамьями. Венн послушал веселый смех арранта и решил, что при всей
неучтивости сказанного мальчишка попал в точку. Аррантиада, несомненно, была
страной, далекой от праведности. А уж что касается скверны, обитавшей в
больших городах... Неизвестно почему, он вдруг представил себе, что таким же
образом отозвались бы о его родине. Эта мысль возмутила Волкодава. Человек,
посмевший как-то охаять лесной край в верховьях Светыни, заслуживал
наказания немедленного и очень жестокого...
Волкодав подумал еще и со вздохом решил, что у Эвриха не грех было
кое-чему поучиться. Эврих ведь тоже любил свою страну. И родной городишко
Фед, не на всякой карте помеченный.
- Когда же меорэ пришли в Шо-Ситайн и полезли на Заоблачный кряж, - с
прежней важностью продолжал Йарра, - их глаза поразило слепотой сияние
ледяных вершин, отражавшихся в клинках наших героев, и они безо всякой славы
убрались восвояси.
- Убраться-то убрались, - кивнул Эврих. - Но в книгах, мною
прочитанных, говорится, будто некоторая часть итигулов была все же пленена и
угнана на чужбину. А что рассказывают об этом предания вашего племени?
Он боялся новой неловкости и ограничился осторожным намеком, но Йарра,
как и в первый раз, только передернул плечами.
- Каждый народ, - сказал он, - рождает свою долю трусов, и мы, итигулы,
не исключение. Я, правда, слыхал, будто со времен Последней войны у нас
меньше стало плодиться малодушных, недостойных называться мужчинами, и
распутниц, готовых возлечь с врагом, чтобы только сохранить свою никчемную
жизнь. Потомки этих немужественных составили особое племя, которое никто,
кроме них самих, уже не причисляет к итигульскому роду. Это шаны,
изгнанники! Да исчезнет их имя из разговоров мужей!..
Фраза, смахивавшая на заклинание, заставила Волкодава насторожиться.
Когда что-то к месту и не к месту призывают исчезнуть, становится ясно, что
исчезать оно и не думало. Тут он вспомнил, как Йарра называл свою ветвь
племени "истинной". Если кто-то без конца твердит о своей истинности,
значит, есть сомневающиеся...
- Я читал, будто угнанные в полон провели в неволе сто лет, - снова
заговорил Эврих. - Потом внуки тех, кто не сумел оборониться от захватчиков,
вернули себе свободу.
- Они выкупились, продавая кружево и шитье, сделанное их женами! -
фыркнул Йарра. - Чего еще ждать от слабого племени. Говорят, под конец они
совсем мирно жили со своими хозяевами, и те провожали их как друзей. Даже
снабдили в дорогу едой, одеждой и лошадьми, чтобы ублюдки рабов могли ехать
в повозках!
Сказав так, Йарра презрительно сплюнул за борт: по его мнению, детям
невольников лучше было вовсе не появляться на свет. Эврих не успел
остановить юного гордеца. С соседних скамей возмущенно закричали сегваны,
для которых плевок за борт означал немалое оскорбление Подводному Великану.
Рыжий Левзик даже подскочил к Йарре и замахнулся, выкрикивая поношение на
неведомом мальчику языке. Эврих перехватил его руку:
- Не гневайся, мореход. Он родился далеко от берегов океана и не знает
ваших обычаев. Он никому не хотел учинить обиду.
Волкодав говорить ничего не стал. Просто вылез из-под скамьи, сладко
зевнул и сел рядом с Эврихом. Как полагалось на сегванских лодьях, во время
плавания все оружие покоилось под палубой, в крепко запертом сундуке. В том
числе и Солнечный Пламень. Волкодав сидел и равнодушно смотрел кругом,
предоставив разговаривать Эвриху. Йарра потихоньку отодвигался и сползал за
него, золотисто-медная кожа покрылась серым налетом. Волкодав слышал, как
шуршала его стеганая курточка по ребрам бортовых досок. Гордый маленький
воин, только что собиравшийся бесстрашно разить всех, не удостоенных
причисления к его роду, на глазах вновь превратился в затравленного сироту.
Волкодаву это зрелище было очень знакомо. Только сам он в возрасте Йарры уже
был злобным зверьком, ни от кого не ждущим пощады. Пока он размышлял, какая
судьба лучше, подошел Астамер.
- Повелитель Глубин мудр! - непререкаемо заявил хозяин корабля. - Во
имя чугунной задницы Туннворна, соображения у вас, сегваны, словно у кур!..
Станет владыка древнего моря сердиться на сопливого мальчишку, чужеземца к
тому же!.. Ха! Неужели кто-нибудь думает, будто Он настолько мелок душой?
Потрепал Йарру по льняному затылку и удалился на корму.
Проводив Астамера глазами, Эврих вдруг спохватился и поспешно выдернул
из ведерка свою бересту, забыто качавшуюся надписью вниз. Перевернув ее,
аррант стал придирчиво рассматривать письмена, причем лицо его неудержимо
расплывалось в довольной улыбке. Он даже потер буквы пальцем, сперва
осторожно, потом решительнее. Осмотрел палец, ища следы чернил, и заулыбался
еще шире. Его труд выдержал испытание.
Волкодав снова лежал на палубе, устроив руки под головой и закрыв
глаза. Морская болезнь, отступившая было, когда он предполагал заступаться
за Йарру, опять взялась его мучить. Желудку не сиделось на месте, он
противно ерзал туда и сюда, временами судорожно сжимаясь. Вот потому-то
предусмотрительный венн ничего и не ел со вчерашнего дня, несмотря на
лукавые уговоры арранта. А когда Эврих и Йарра, устроившись на скамье,
разложили съестное, Волкодав отвернулся, борясь с желанием зажать рукой нос.
Если бы его спросили, откуда взялся удивлявший Астамера
северо-восточный ветер, он смог бы ответить. Хорошенько прищурившись, он
нашел бы в небе, среди быстрых кучевых облачков, две крохотные черные точки.
А должное напряжение разума вызвало бы перед умственным взором два знакомых
лица; одно - худенькое девичье, обрамленное пышными светлыми волосами,
другое - решительное, скуластое, сероглазое, в рыжем юношеском пуху и таких
же рыжих веснушках. Волкодав мог бы даже пояснить, что широкогрудый симуран,
несший девчушку, был родным братом застреленного над Засечным кряжем... Но
никто не спрашивал его, и венн молчал.
Еще он думал о том, что, кажется, понял, почему Йарра решил считать
себя итигулом и рвался в горы, известные ему только по рассказам отца,
вместо того чтобы вернуться в Озерный Край, в племя матери, в знакомую с
младенчества жизнь. Все было очень просто. Для сородичей матери Йарра был бы
сироткой, которого каждый в роду подкармливает и жалеет. Зато итигулы
обрадуются появлению нового воина, нового копья и кинжала в столетней войне
с шанами...
Надо ли говорить, какой путь почетней!
Волкодав, правда, крепко подозревал, что отец Йарры покинул горы как
раз затем, чтобы удалиться от этой войны и жить в покое и мире. Просто жить,
а не драться каждый день за свою жизнь. Любить жену и растить детей, не
опасаясь ни кинжала в спину, ни попреков за излишнее миролюбие... Может, он
потому и отправился на другой материк, что иначе не избежать было
возвращения на Заоблачный кряж?..
"Косатка" шла почти прямо по ветру. Длинные морские волны неторопливо
догоняли корабль, приподнимали его на своих спинах, подхватывали и некоторое
время несли, а потом уходили вперед, шипя и вспениваясь под форштевнем.
Волкодаву казалось, будто все его нутро превратилось в кисель и кисель этот
ворочался из стороны в сторону в кожаном мешке тела, приливая то к голове,
то к ногам. Трудно было даже думать: стоило попытаться на чем-то
сосредоточиться, и сразу делалось ясно, что на самом-то деле это не имеет
никакого значения. Он попробовал прикинуть, что получится, напади кто-нибудь
на него прямо сейчас. Хотелось верить, что все-таки он сумел бы дать
достойный отпор. Он знал: морскую болезнь гонят усердной работой, дружной
песней и вообще любым делом, отвлекающим от безобразия, творящегося в
утробе...
Вот попадем в Тин-Вилену, упрямо сказал себе венн, надо будет сначала
разузнать поподробнее, что делается в горах. Нечего лезть туда наобум!..
Еще надо будет объяснить Эвриху то, что он понял про Йарру. Волкодав
положил себе сделать это сразу, как только соберется с силами. Эврих учен
говорить. Может, исхитрится втолковать парню, как надо жить, чтобы умерший
отец в самом деле радовался на небесах... или на вершине Харан Киира, где
пляшет над снегами зеленая радуга...
С этими мыслями Волкодав начал сползать не то чтобы в сон - в какое-то
дурнотное полубеспамятство, когда человек отчетливо слышит все происходящее
вокруг, но ничего по этому поводу не предпринимает и даже не открывает глаз
посмотреть. Ему просто не хочется.
Он не пошевелился, когда на его лицо легла тень. Склонившийся над ним
человек не нес в себе никакой опасности, а значит, незачем было и внимание
на него обращать.
- Волкодав, спишь? - раздался осторожный голос Эвриха.
- Нет, - сказал венн. - Не сплю.
Он знал, что Эврих отлично видит его состояние, но состояние было
противным и унизительным, и что-то в душе (называвшееся, вероятно, глупым
мальчишеством) заставляло изо всех сил прикидываться, будто на самом деле
все хорошо.
- Я тут для тебя подарок припас, - заговорщицки прошептал ученый
аррант.
Пришлось поднимать ресницы и нехотя щуриться против света, ибо глаза,
как всегда, когда Волкодаву бывало худо, от солнца немилосердно слезились.
Эврих держал в руках туго завязанный прямоугольный мешочек, искусно сшитый
из рыбьей кожи, не боящейся влаги. Аррант развязал тесемки движением
ярмарочного фокусника, вынимающего пестрые платки из пустого горшка.
Волкодав слишком отупел от мучительной качки и даже не сразу понял, что
именно появилось из раскупоренного мешочка.
Это была книга. Книга в саккаремском переплете из тонких дощечек,
обклеенных высушенными листьями болотного сарсана: вырастая, такой лист
обзаводится страшными роговыми шипами, но если сорвать его только что
вылупившимся из почки и подвесить в тени, он остается гладким и упругим,
словно береста. У Волкодава стукнуло сердце: он узнал корешок.
"Начертание стран, земель и народов, Зелхатом Отринутым в Чирахе на
закате земных дней его составленное, сиречь записанное со слов многих
отважных и достославных людей, обозревших своими глазами отдаленнейшие края
подлунного мира..."
Так вот почему книжки не оказалось на месте, когда, немного
подзаработав у Стоума, он вновь посетил торговца и долго обшаривал взглядом
лоток, старательно не замечая усмешки хозяина. Он, помнится, ни слова Эвриху
не сказал. И Эврих ничего не стал ему говорить.
Венну не понадобилось даже заглядывать в перечень глав: он и так помнил
страницу, где начинался одиннадцатый раздел, повествовавший о Самоцветных
горах. Он нашел его и открыл книгу, - осторожно, чтобы не повредить
затрепанный корешок. "Этот превосходящий всякое вероятие рассказ перенесен
мною на долговечный пергамент со слов халисунца Синарка, проданного в
подземные копи и выкупленного единоверцами из неволи..."
Эврих чуть не расхохотался, когда Волкодав поднял отсутствующий взгляд,
сказал "Спасибо" и снова уткнулся в Зелхатово "Начертание". Читающий
Волкодав в самом деле являл собой зрелище трогательное и смешное. Самому
Эвриху, выросшему среди книг, доводилось читать и на ходу, и дожевывая
кусок, и ковыряя ногтем в зубах. Для венна письменное слово еще оставалось
святыней. Он, правда, не стал кланяться книге так, как кланялся собственному
мечу, когда совершал ежедневное воинское правило. Однако вымыл руки и лицо в
морской воде, подхваченной из-за борта. И разложил на коленях чистую
тряпочку, на которую обычно клал хлеб. Эврих поджал ноги, плотнее закутался
от ветра в кожаный плащ и стал смотреть на венна, старательно пряча улыбку.
"...Как известно, всю среднюю часть нашего материка, именуемого
аррантами Западным, занимает горный край, труднопроходимый и малонаселенный.
Край этот изобилует достославными чудесами, и я решаюсь утверждать, что не
все смущающие разум известия, приносимые оттуда путешественниками,
объясняются лишь воображением бывалых людей, усугубленным тяготами дальней
дороги, затрудняющими подтверждение истины. С другой стороны, многое, вполне
подлежащее разумному истолкованию, приобретает в рассказах очевидцев черты и
свойства столь баснословные, что затруднительно бывает отделить правду от
вымысла и уяснить, о чем же в действительности идет речь..."
Волкодав читал медленно, шевеля губами и водя пальцем по строкам. Три
года назад, выучившись грамоте, он сделал для себя удивительное открытие.
Он был потрясен, заметив однажды, что ученые люди, оказывается, умели
составить суждение о книге и не прочитывая ее от корки до корки. Тому же
Эвриху стоило порой бегло пролистать пухлый том, заглянуть туда и сюда и
задержаться на странице-другой, чтобы решительно заявить: "А!.. Это
повествование о любви, написанное последователем аррической школы. Ему
неплохо удаются картины морских переходов, но читать все равно не стоит,
потому что действие происходит в Афираэну, а он там никогда не бывал. Да и
герои только и делают, что ссорятся, как торговки на овощном рынке..."
Волкодав долго размышлял о том, как же это так получается, и наконец
придумал сравнение. Ему самому достаточно было посмотреть, как человек
спускается по лестнице или ест яблоко, и он уже знал, чего от него ждать в
рукопашной. А вот Эврих ничего не мог определить, пока не получал кулаком в
ребра. Видно, по части умения управляться с книгой дело обстояло наоборот...
- Йарра, я давно хотел спросить тебя, - сказал Эврих. - Мне доводилось
неоднократно читать о том, что будто бы где-то в горах Заоблачного кряжа
затерялся некий древний, очень древний чудотворный храм. Он якобы стоял там
еще до Сошествия Ночи, а потом был то ли погребен под обвалами, то ли сам
провалился в разверзшиеся глубины. Во всяком случае, больше его не видали и
никто теперь даже не помнит, во имя каких Богов он был возведен... Но,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг