стороны и решил, что Стоум, конечно, был прав. Это только отцу с мамой он
был хорош всяким: и в синих пупырышках после целого дня на протоках, и в
синяках, и шелушащимся после солнечного ожога. Кому еще мог понравиться
немытый оборвыш, тощий, голодный, только отвернись - сейчас что-нибудь
стибрит?..
- Из уважения к нашей дружбе, Брагелл, - говорил между тем Стоум. -
Только из уважения к нашей дружбе я в самом деле готов был взять мальчишку
для мелких поручений. Но, право, я полагал, ты приведешь ко мне...
что-нибудь попристойнее...
- Твоя правда, он неказист, - вежливо кивал в ответ Брагелл. Его
начищенная кольчуга ярко блестела на солнце, заливавшем задний двор
трактира. Йарра стоял рядом с ним, держась чуть-чуть позади, и боялся лишний
раз шевельнуться. Когда двое мужчин разом повернули головы и посмотрели на
него, Йарра невольно съежился, втянул голову в плечи... - Да что глядишь,
Стоум, не красную девку в жены берешь! - засмеялся вдруг Брагелл. - Испытай
парня. Если окажется, что он не так честен, как я тебе тут расписывал, ты
всегда можешь выгнать его... - Подумал и добавил: - Да и меня больше на
порог не пускать.
Из кухни пахло съестным: трактир оправдывал свое название, Стоумовы
стряпухи славились рыбными блюдами на весь Кондар. Сказать, что запах сводил
Йарру с ума, значит ничего не сказать. Он только надеялся, что у него не
слишком громко урчало в животе. Еще не хватало, чтобы услышали!
"Зубатка" соседствовала с многочисленными мастерскими. И распахивала
свои двери как раз когда ремесленному люду приходит охота подкрепиться, а
сделанного с рассвета уже достаточно, чтобы со спокойной совестью дать себе
передых. Пока Брагелл уламывал хозяина, а Йарра пытался следить за
разговором, чего-то боясь до постыдной дрожи в коленках (чего, спрашивается?
ведь хуже не будет?..), во дворе появился молодой парень, смотревший за
порядком в трактире. Стражник и вышибала кивнули друг другу, хотя и без
особой теплоты. Как старые знакомые, но не друзья.
Парень-охранник важно прошелся вдоль забора, заглянул в кухонную дверь,
просунулся внутрь, взял что-то и отправил в рот. Затем посторонился и
шлепнул пониже спины молодую стряпуху, выскочившую за водой. Та игриво
хихикнула, ничуть не обидевшись. Наконец вышибала прислушался к разговору
хозяина со старшиной, понял, что речь шла о мальчишке, и воззрился на Йарру
с высоты своего роста. Йарра тоже присмотрелся к нему, ведь это был человек,
с которым, если все пойдет хорошо, ему предстояло делить и кров, и стол, и
труды... Он сразу пожалел о насиженном камне возле ворот. И непременно
попятился бы, не будь рядом Брагелла.
Во-первых, это был здоровенный верзила. И под кожей у него
перекатывалось нечто вроде округлых валунков, которые море ворочает на
берегу. Во-вторых, он, как многие молодые нарлаки - крепкие и не дураки
подраться, - одевался в кожаную безрукавку на голое тело. Нарочно затем,
чтобы ревнивые соперники (а также, конечно, влюбчивые девчонки) могли как
следует полюбоваться мощными мышцами и замысловатой татуировкой на груди и
плечах. В-третьих, вышибала удосужился побывать в мастерской какого-то
бронника и по дешевке купил там клочья ржавых кольчуг. Расправил, тщательно
вычистил и обшил ими свою безрукавку.
То есть, по мнению Йарры, ничего страшнее уже и придумать было
нельзя...
- Ладно, - сказал наконец трактирщик Стоум. И уже по-нарлакски
обратился к мальчику: - Иди-ка вымойся! Тормар! Покажешь ему?..
Тормар!.. Имя у парня оказалось такое же грозное, как и внешность.
Йарра затравленно оглянулся на великана, указавшего ему рукой в угол двора,
где помещалась маленькая портомойня. Брагелл проводил мальчишку глазами,
улыбнулся и пошел за ворота, но Йарра этого попросту не заметил. Тормар
лениво достал из колодца ведерко воды и с размаху окатил новичка, не
дожидаясь, пока тот разденется. Наверное, он считал возню с мальцом бабским
делом, недостойным воина и мужчины. Йарра торопливо содрал через голову
липнувшую к телу рубашку. Потом скинул штаны, оставшись в одной набедренной
повязке и отчаянно боясь, как бы стряпухи опять не начали выглядывать из-за
двери. Народ его отца почитал прилюдное обнажение непристойным. Йарре
понадобилось усилие, чтобы не уворачиваться от нового потока воды,
ударившего в лицо. Вышибала ненадолго скрылся в клети и наконец бросил
мальчику чистую сухую рубашку:
- Надевай.
Торопливо повиновавшись, Йарра вывернулся из промокшей набедренной
повязки, распутал ее и стал отжимать. Рубаха была, в каких бегали нарлакские
мальчишки, не достигшие возраста мужества: длиной пониже колена, с короткими
обтрепанными рукавами. Штанов здешняя ребятня не носила. Оно и понятно.
Народ отца жил в горах, там с малолетства лазили по кручам. Здесь не то.
Обноски, которые натянул на себя Йарра, должно быть, раньше
принадлежали какому-нибудь пареньку раза в два толще него. Наверное, решил
он, хозяйскому сыну, привыкшему к обильной еде. Ворот был слишком широк и
все время съезжал на плечо, Йарра замучился его поправлять. Тормар
понаблюдал за его усилиями и вдруг беззлобно расхохотался. Йарра отважился
улыбнуться в ответ. Ничего страшного не последовало, и он заподозрил, что,
может быть, все в самом деле еще пойдет хорошо... По крайней мере, лучше,
чем было...
Эврих с Волкодавом, оба хмурые и очень недовольные друг другом, уже
направлялись назад в "Нардарский лаур", где ждали их женщины, когда с
середины торговой площади донесся ясный и чистый зов боевой трубы. Он
разлетелся, кажется, по всему городу, легко заглушая гомон и гвалт. Люди
непроизвольно обернулись на звук, и Волкодав в очередной раз подивился гению
человека, первым придумавшего дать такой голос трубе, зовущей воинов на
врага. Если перезвон жреческой бронзы уводил мысли к Божественному, к
неземным хрустальным вершинам, то этот серебряный клич властно проникал в
сердце и ускорял его бег, выжигая все мелкое и лишнее, даруя крылья лететь
на защиту чего-то родного, светлого и хорошего... и велика ли беда, если
полет станет последним!.. Волкодаву случалось видеть, как под песню трубы у
самых заскорузлых наемников, в обычной жизни неистовых похабников и выпивох,
вспыхивал в глазах свет, которого вроде и заподозрить было нельзя...
На сей раз никто никого в смертельную битву, к большому счастью, не
звал. Боевая труба подавала голос с дощатого помоста, сооруженного посреди
торговых рядов, и держал ее обычнейший зазывала. Вот он опустил трубу,
прижал ко рту сложенные руки и стал зычно приглашать народ насладиться
несравненным искусством Слепого Убийцы и его прекрасной помощницы по имени
Поющий Цветок.
Эврих поспешил вперед и начал проталкиваться поближе к помосту.
Волкодаву ни на каких убийц смотреть не хотелось, но он последовал за
аррантом. Не бросать же одного, в самом-то деле. Хотя Эврих изо всех сил
старался встать от него подальше и вообще всячески показывал, что никакая
опека ему отнюдь не нужна. Случись что, потом себе не простишь... И почему
мы с ним без конца грыземся из-за чепухи, ведь на самом-то деле кого угодно
друг за друга сожрем?..
Между тем на деревянное возвышение вышла очень красивая черноволосая
девушка, одетая по-халисунски - в просторную рубашку из пестрого шелка и
такие же шаровары. Мужская половина толпы загудела от нескрываемого
восторга, а Волкодав подумал, до чего все же здорово каждый народ умел
придумывать для своих женщин одежду, наилучшим образом соответствующую их
красоте. Девушка обошла небольшую площадку гибким шагом прирожденной
танцовщицы, и повсюду, где она проходила, кондарцы и заезжие гости гулко
хлопали по доскам ладонями, что-то выкрикивали, смеялись, бросали ей под
ноги монеты. Поющий Цветок знай шествовала вперед, наигрывая на деревянной
свирели и не обращая никакого внимания на неумеренные мужские восторги.
Потом вдруг выгнулась назад так, словно хребет у нее вовсе отсутствовал, и
продолжила свой путь на руках. Со стороны казалось, будто ходить вниз
головой для нее было едва ли не привычнее, чем на ногах. Волкодав улыбнулся,
представив, как десятки зрителей вспомнили толстых неповоротливых жен,
оставшихся дома. В это время в задней части помоста работники начали
воздвигать широкий деревянный щит. Он мешал любоваться ловкостью девушки, и
в толпе начался возмущенный ропот. Недовольные выкрики и угрозы делались все
громче. Наконец пришлось вмешаться зазывале: он объяснил, что никого не
собирались обидеть, щит был необходим для выступления. Люди замолчали и
полезли друг другу на головы, тесня счастливчиков, устроившихся спереди и по
бокам.
Тут в руках у девушки словно сами собой появились два блестящих
кинжала. Даже Волкодав с трудом поспел разглядеть, когда это она успела
извлечь их из ножен, спрятанных в складках объемистых шаровар. Опираясь на
одну ладонь. Поющий Цветок дала зрителям убедиться в отменной остроте
лезвий: подкинула в воздух тонкую ленточку и рассекла ее на лету. А потом
пошла по помосту, всаживая свои кинжалы и крепко держась за рукояти. При
этом она не выпускала изо рта свирели, двигая ее губами туда и сюда и как-то
умудряясь извлекать осмысленную мелодию.
- А теперь смотрите, смотрите, любезные гости!.. - выкрикнул зазывала.
- Такого вы больше нигде не увидите!.. То, что она сейчас вам покажет,
когда-то давно умели еще две девушки, но обе они погибли, зарезавшись
насмерть!..
Поющий Цветок перевернула кинжалы. Теперь они упирались в доски
рукоятями: тонкие девичьи пальцы держались прямо за лезвия. Кто-то рядом с
Волкодавом прошептал "Колдовство!.." и принялся осенять себя священным
Знаком Огня. Венн только усмехнулся. Госпожа Кан-Кендарат некогда учила его
останавливать стиснутыми ладонями удар вражеского меча, и он знал, что
колдовства тут не было и в помине. Был навык умного тела, решимость и очень
много работы. Поющий Цветок не спеша пересекла помост, прыжком встала на
ноги и улыбнулась впервые за все представление... Народ взорвался
восторженным криком. По доскам градом застучали монеты. Волкодав не очень
удивился, заметив между ними крупный золотой местной чеканки. Он и сам
протянул руку к поясу, но вовремя вспомнил, что там больше не было кошеля.
Венн пошарил в кожаном кармашке, нашел четыре завалявшихся медяка и сначала
постеснялся их бросить. Потом передумал и два все-таки метнул.
- Смотрите, смотрите, почтенные! - радовался зазывала. - Та, что сейчас
услаждала вас своим мастерством, - всего лишь маленькая помощница великого
Слепого Убийцы. Смотрите, смотрите, он идет сюда!.. Он уже здесь!..
Бронзовокожая девушка легко перебежала к задку помоста, нагнулась вниз
и подала руку кому-то невидимому из толпы. Последовало движение, и на
помосте рядом с гибкой красавицей вырос черный, как сажа, мономатанец. Его
тело прикрывал лишь пестрый шелк на бедрах, так что цвет кожи можно было
рассмотреть без труда.
Волкодав никогда не бывал в Мономатане, но знал по рассказам, что там
обитали весьма различные племена. Были совсем черные и посветлее. Были
такие, чей рост не превышал полутора аршин, а волосы вились тугими
пружинками. И настоящие великаны, с прямыми волосами и светлоглазые. Слепой
Убийца выглядел не то чтобы великаном: если Волкодав еще не потерял
глазомера, роста они с ним были почти одинакового. И успели нажить примерно
поровну седины. Да, кажется, и шрамов на теле. Венн присмотрелся... Волосы
мономатанца густой волнистой гривой падали на спину и лицо. Вот он поднял
руку и не спеша убрал их со лба, чтобы все могли убедиться в его слепоте.
Глаз у чернокожего попросту не было. Вообще никаких. Поперек лица, как раз
там, где полагалось быть векам, пролег уродливый грубый рубец.
Толпа вздохнула, задвигалась, люди стали показывать пальцами. На родине
Волкодава считали зазорным любопытно пялиться на калек и жалостливо ахать по
поводу телесных увечий. Венн заметил медленную усмешку, скривившую губы
мономатанца. Этот был воином. И, похоже, обычаи его племени не так уж сильно
отличались от веннских. Волкодав невольно подумал: а если бы меня
изуродовали и заставили поворачиваться под сотнями взглядов, как бы я себя
вел? Наверное, так же... Только вряд ли я стал бы выступать перед народом...
А впрочем... когда припрет нужда искать пропитание для себя и подруги...
Угадать, какого рода искусство собирался показать людям Слепой Убийца,
было нетрудно. К поясу, ногам и предплечьям чернокожего было пристегнуто
ремешками множество ножен. Пристегнуто не по-воински - в слишком красивом
порядке, не для удобства, а так, чтобы понравилось зрителям. Из ножен
торчали разноцветные черенки нескольких десятков ножей. Поющий Цветок
провела мономатанца в переднюю часть помоста и показала, где край, а сама
отбежала назад и встала возле щита. Раскинула руки и с улыбкой продела их в
кожаные петли, приколоченные к доскам.
- Смотрите, любезные! - вновь закричал зазывала. - Спешите полюбоваться
несравненным искусством, которое не покинуло великого воителя даже после
того, как его лишили богоданной способности видеть солнечный свет!..
Он держал в руках нечто вроде длинной удочки из прочного тростника с
твердым шариком на конце. Мономатанец вытащил из ножен первый нож и
несколько раз подкинул его на ладони. Зазывала протянул удочку и постучал по
щиту. Шарик соприкоснулся с досками в каких-то полутора пядях от головы
улыбавшейся девушки. Мужчина еле успел отдернуть удочку в сторону: брошенный
нож впился в дерево, чуть не перерубив трость. Несколько мгновений толпа
потрясение молчала, потом раздалось дружное аханье. Волкодав только покачал
головой. Он видывал потешных бойцов, развлекавших народ якобы смертельными
поединками; когда приключалась настоящая заваруха, толку от них обычно было
немного. Так вот, кем бы там ни был этот Слепой Убийца, беспощадные схватки
он знал не понаслышке. И его мастерство вправду стоило того, чтобы им
любоваться.
Поющий Цветок стояла спокойно и неподвижно, полностью доверяя товарищу.
Так же, наверное, как и он ей доверял, когда она водила его за руку.
Блестящие лезвия одно за другим втыкались рядом с ее телом и головой.
Мономатанец метал их то с разворота, то в стремительном кувырке, то двумя
руками одновременно. Он ни разу не промахнулся даже на палец. Ножи входили
точно туда, куда указывал металлический шарик. Волкодав ощутил смутный укол
зависти. С открытыми глазами он справился бы не хуже. Но вот с
завязанными?..
Надо будет попробовать...
Он представил себе, как они с Эврихом стали бы подобным же образом
зарабатывать себе на прокорм, вообразил арранта прислоненным к какой-нибудь
бревенчатой стенке - и даже развеселился.
Когда у Слепого Убийцы остался последний нож, зазывала подал девушке
стебелек белой ромашки, и она взяла его в зубы, повернув голову боком. Народ
понял: предстояло нечто совсем необыкновенное. И примолк, затаив дыхание.
- Почтенные! - уже не прокричал, а громко проговорил зазывала. - О том,
что сейчас предстанет вашим глазам, вы, без сомнения, будете рассказывать
внукам. Я только попрошу вас, добродетельные, хранить тишину, дабы у
метателя ножей не дрогнула рука от случайного возгласа или свиста. Ибо то,
что мы сейчас вам покажем, причинило безвременную погибель уже шестерым
прекрасным помощницам Слепого Убийцы. Эта - седьмая...
Шарик на конце тростниковой удочки снова начал выстукивать, постепенно
приближаясь к тонкому коротенькому стебельку. Мономатанец пристально
вслушивался, стоя неподвижно, словно черное изваяние... и тут в разных
концах толпы почти одновременно засвистело сразу два человека.
Метатель вздрогнул... Жилистая рука, свисавшая вдоль бедра, дернулась
вперед неловким судорожным движением... Нож полетел!..
В народе отчаянно закричали. У десятков людей мелькнуло перед глазами
видение девичьего тела, безжизненно сползающего на помост, привиделась даже
струйка крови, текущая на живот как раз из-под левой груди...
Поющий Цветок не шелохнулась. Нож с шипением рассек воздух и вошел в
дерево возле самых ее губ, так, что она наверняка осязала холодок, шедший от
лезвия. Начисто срезанная головка ромашки, кружась, упала на доски. Что тут
началось!.. Крики испуга сменились восторженным ревом. Добрые кондарцы уже
изловили обоих свистунов и со вкусом пересчитывали им ребра. Волкодав накрыл
ладонью Мыша, взволнованного зрелищем драки. Венн нимало не сомневался, что
шестеро помощниц, якобы загубленных чернокожим, существовали только в
воображении зазывалы. А свистунам наверняка заплатили вперед. В том числе и
за неизбежные синяки. Зато народ прямо-таки сходил с ума от радостного
облегчения и щедро метал на помост полновесное серебро...
Волкодав разыскал в кармашке два оставшихся медяка и тут увидел Эвриха,
проталкивавшегося в его сторону. Венн сразу насторожился: сказать, что с
арранта слетела вся его недавняя спесь, значило выразиться бледно и слабо.
На нем попросту лица не было. Когда Эврих подобрался вплотную, Волкодав
понял причину. С пояса арранта вместо денежного кошеля свисал короткий
хвостик ремешка. Ремешок был опрятно перерезан очень острым маленьким
лезвием. Скорее всего, монеткой с заточенным краем. Любимым орудием
карманников всех больших городов.
- Так, - только и сказал Волкодав. Наверное, Эврих побеспокоился
проверить мошну, лишь когда настало время вознаградить искусство метателя.
- Я... - начал было Эврих, но ничего больше выдавить не сумел. Вид у
него был совершенно пришибленный.
Волкодав не стал его попрекать. Деньги ведь от этого не вернутся.
- Иди домой, - сказал он Эвриху. - Скажи Сигине, что мы тут надолго
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг