по которой ехал Гвалиор, она просматривалась хуже, чем от ворот. Казалось, она
упиралась прямо в скопление крутых, чёрных против солнца - только нестерпимо
горели шапки ледников - гор. Гвалиор поймал себя на странной мысли: он толком
не помнил, что же находится там, за ущельем, стиснутым отвесными каменными
громадами. Он не был там вот уже почти шесть лет. "Эреза... Девочка, что же ты
мне на сей раз прислала в письме? Станет ли у меня тепло на сердце, когда я его
прочитаю? Эреза..."
Караван был самый обыкновенный. Точно, такой же, как год назад, и два
года, и три. Повозка, запряжённая упорными выносливы" ми лошадьми, надсмотрщики
с палками, длинная скрипучая цепь... Пропылённые, усталые, заросшие бородами
лица прикованных рабов. Их глаза, в которых безнадёжность мешалась с ожиданием
и безумной надеждой... Разбойники, попавшиеся воры, приговорённые к смерти
убийцы. Несостоятельные должники, слишком смелые песнопевцы... грамотеи,
набравшиеся странных мыслей из книг, запрещённых повелением государя...
Последние две-три сотни шагов Ромашка одолела галопом. Опять сама, без просьбы
и понукания. И звонко заржала, приветствуя сородичей.
Ксоо Тарким тоже не изменился с прошлого лета. Кажется, не нажил ни новой
седины в усах, ни жирка на животе - да и с чего бы, если подумать, ему наживать
благополучный жирок?.. Они с Церагатом и распорядителем Шаркутом уже
осматривали медленно бредущих рабов, обсуждая, кто к какой работе пригоден.
- А лозоходца нового ты мне не доставил, Тарким? Вроде того мальчишки,
халисунца, как бишь его звали... Каттаем?
- Да, верно, Каттаем... О, до чего же быстро летит время! Нет, друг мой
Шаркут, подобного ему я тебе не доставил. С такими, ты ведь понимаешь, везёт
только раз в жизни, и этот раз для нас с тобой, увы, уже миновал. Но, прошу
тебя, приглядись получше вот к этому старику... да-да, ты ещё проехал мимо
него, едва посмотрев. Ты, наверное, счёл его слишком старым и слабосильным?
Тебе следует знать, что он весь путь прошёл сам, не отсиживаясь в повозке...
- Даже так?
- Да, друг мой. Даже так. Я, как водится, случайно заметил в нём качества,
могущие тебе пригодиться...
Гвалиору бросилось в глаза, что дядя Харгелл, издали, конечно, заметивший
его приближение, не принялся махать, как обычно, рукой, а, едва посмотрев,
снова отвёл взгляд. Так, словно ещё на несколько мгновений хотел сделать вид,
будто не заметил двоюродного племянника. У молодого надсмотрщика так и ёкнуло
сердце. "Что-то случилось? С матерью, с отцом? Или... с Эрезой? Неужели с
Эрезой?.."
- Дядя Харгелл..?
Харгелл, которого никто не заподозрил бы в какой-либо чувствительности,
сунул руку в поясной кошель и вложил в ладонь остолбеневшему Гвалиору нечто
маленькое, круглое:
- На, держи... Другие твои подарки она тоже вернула, почти все. Я их сюда
не попёр, уж ты извини, у твоих дома оставил. А колечко ведено было из рук в
руки тебе передать. Вот.
Это был недорогой, простенький перстенёк, купленный годы назад совсем
бедным тогда Гвалиором. Купленный для смешливой девчушки - на память, в знак
верности и постоянства. Медный перстенёк даже не с камешком... какое понятие он
тогда имел о камнях, да и мог ли позволить себе! - с обыкновенным, самым
дешёвым речным перламутром. Должно быть, первые годы Эреза носила его, не
снимая. Металл истёрся, а перламутр стал тёмен от царапин, и краешек его
откололся. Каким смешным был этот дар нищего влюбленного рядом с сокровищами, к
которым опт теперь каждый день прикасался...
- За кого она вышла? - тупо спросил Гвалиор.
- Эй, парень, ты смотри только не затевай ничего! - обеспокоился Харгелл.
- Да не затеваю я ничего, дядя, - отмахнулся Гвалиор. Странно, но он не
чувствовал ничего, кроме внезапно навалившейся усталости. - Так за кого?
Мысленно он успел перебрать всех жителей своей деревни и разных людей, на
его памяти туда заезжавших. Кто предложил его невесте больше, чем собирался
предложить он?.. Сын лекаря, к отцу которого издалека добирались страдающие
глазными болезнями? Ученик кузнеца, ещё при Гвалиоре обещавший превзойти своего
наставника в мастерстве?.. Залётный ухарь-купец, этакий молодой Тарким, с
лёгкостью выложивший деньги на свадьбу?..
- За пастуха Мария, - нехотя ответил Харгелл.
"За... пастуха?" Мысли двигались тяжело, точно полусонные рыбины в осеннем
пруду. Гвалиор помнил Мария, названного в честь знаменитого кониса. Родители
часто дают сыновьям имена великих мужей, надеясь привлечь к ним удачу. Если бы
удача обращала на это внимание, на свете перевелись бы несчастные, обиженные
людьми и Богами. Гвалиор помнил лачугу отца Мария и обноски, в которых вечно
ходил пастушонок, росший без матери.
- Он что... клад нашёл? Или... - тут молодой надсмотрщик выдавил
судорожную улыбку, - ...золотую жилу открыл?..
- Ты, мальчик, совсем одичал здесь в горах, - хмуро пояснил Харгелл. - Ты
не знаешь, что делается на свете. Нынешней весной государь конис издал новый
закон!.. Его объявляли повсюду, даже до нашей глухомани добрались, чтобы никто
не мог притвориться, будто не слышал. Так и называется - "О разорительных
свадьбах". Теперь мужчина может жениться, если даст женщине кров над головой и
корову в хлеву. Понял, малыш?
- Но... как же? - выговорил Гвалиор. Для него, коренного нардарского
горца, свадьба без трёхдневного пира и подарков всем родственникам была как бы
и не свадьбой вовсе, а... чем-то ненастоящим. Игрой понарошку... Вроде как у
ярмарочных лицедеев, когда один другому при всём народе рубит голову большущим
мечом... а потом оба идут лакомиться пивом в трактир...
- А вот так, - пожал могучими плечами Харгелл. - Сказано, государь уважает
и чтит обычай предков, но и бедствие, происходящее от его ревностного
исполнения, спокойно видеть не может... Ну, и немилость Священного Огня, если
вдруг таковая случится, падёт пусть на него одного, а не на народ. Вот
так-то... Короче, Эреза твоя с Марием тут же... Они, если честно тебе сказать,
уже года два как друг по дружке вздыхали...
"Два года! Пока я тут нам с ней на свадьбу копил!.."
Вслух Гвалиор не сказал ничего, продолжая рассматривать колечко, лежавшее
у него на ладони. В жилом покое, полагавшемся ему на руднике, хранилась
запертая шкатулка с камнями. Честно купленными в счёт заработка. Хранитель
Сокровищницы на эти бы камешки самое большее плюнул, но Гвалиор каждый вечер
любовно раскладывал их перед собой на столе, заново составляя украшения для
Эрезы". Всё представлял, как она будет в них выглядеть... Что подойдёт к её
русым волосам, что - к зелёным глазам... "Ох, Священный Огонь и Чёрное Пламя!
Зачем всё?!."
Харгелл продолжал рассказывать. Он-то сам был женат уже лет пятнадцать и
только жалел, что новый закон опоздал к его собственной свадьбе. И жил бы
небось побогаче теперешнего, и на проклятую работу - в надсмотрщики - не
пошёл... Сидел бы дома с женой, вишни в садике собирал!
Впрочем, волею государя кониса устанавливался новый порядок возврата
долгов теми, кто уже был женат, - дабы и нынешний закон соблюсти, и тех, кто
когда-то помог нищему жениху, не обидеть. Харгелл, увлёкшись, только собрался
поведать об этом двоюродному племяннику, но вовремя заметил, что тот перестал
его слушать.
- Письма никакого не написала? - всё тем же ровным голосом спросил
Гвалиор.
- Письмо!.. - спохватился Харгелл. Сунул руку за пазуху и вытащил
коричневатый лист, сложенный в несколько раз и порядком измятый. - Ну да,
конечно. Держи. Только не от неё, а от матери.
- Спасибо, дядя Харгелл, - кивнул Гвалиор. - Ну, поеду я. Меня там
подменили, вернуться надо бы...
Ромашка бродила поблизости нерассёдланной, щипала короткую, но сочную
горную травку. Ей, как всякой лошади, кормиться нравилось куда больше, чем
таскать на себе человека, но привычка к покорности была выработана поколениями
- кобыла трусцой подбежала на зов и ткнулась мордой в руку нардарца. Гвалиор
рассеянно погладил мягкий нос, поскрёб пальцами густую, подстриженную ёжиком
гриву- "Зачем всё?.." Короткий вопрос, на который не было ответа, звучал и
звучал, словно эхо под сводами обширной пещеры. Гвалиор молча забрался в седло,
и Ромашка деловито зашагала обратно к воротам.
Вереница усталых рабов доплетётся туда ещё не особенно скоро. Потом
говорили, что первым поднял тревогу мальчишка-надсмотрщик, которого Гвалиор так
и не явился сменить. Тогда нашлись видевшие, как нардарец спускался по
рудничным лестницам вниз, покачиваясь и что-то бормоча. Обеспокоенный Церагат
отправил людей на нижние уровни. И на двадцать седьмом почти сразу кто-то
поднял небольшой аметист, заключённый в сеточку из серебряных нитей, - камень,
спасающий, как всем известно, от опьянения. В нескольких шагах обнаружилась и
фляжка, из которой Гвалиор его вытряхнул. Она была пуста, но из неё пахло
вином.
И самоцвет, и фляжка валялись совсем рядом со входом в Бездонный Колодец.
Харгелл очень винил себя в происшедшем и хотел сразу лезть за племянником,
но его удержали.
- Ты не жил здесь, под землёй, ты не понимаешь, - сказал Церагат. - Может,
твой родственник ещё жив, а может, Скрытые уже сожрали его тело и завладели
душой. Ты смел и силён, но туда смогут проникнуть лишь те, кто знает тайную
жизнь недр. Только опытные исподничьи... Да и они, скорее всего, назад не
вернутся. Эй!.. Объявить всюду!.. Если кто из рабов отважится пойти в Бездонный
Колодец и доставит Гвалиора живым - получит свободу!..
Южный Зуб загудел снизу доверху, Подобного не помнило не только нынешнее
поколение каторжан; ничего похожего не сохранили даже бережно передаваемые
легенды времён Горбатого Рудокопа и Белого Каменотёса. Случалось, люди уходили
в Колодец, но вышедших из него не было. Там, в глубине, таился пробитый
Горбатым лаз наружу из рудника. А на пути к нему подстерегало множество
погибелей. Таких, что обычному человеку туда лучше было и не соваться...
И вот теперь рабам предлагали исполнить неисполнимое. Пойти и вернуться.
Да ещё вернуть добровольно заплутавшего в чертогах Хозяйки Тьмы...
И за это обещали СВОБОДУ...
Довольно долго никто не откликался на посулы глашатаев Церагата. Потом как
прорвало: охотники начали вызываться один за другим. Большинство было
отвергнуто прямо на месте - всякие немощные и больные, решившие попытать
счастья просто потому, что нечего осталось терять. Тех, от кого можно было
дождаться толку, повели к Церагату. Старший назиратель придирчиво оглядел всех,
В сорок петель выругал своих бестолковых посыльных - и выбрал двоих. Эти двое
стояли теперь возле чёрной, с призрачно-радужным блеском, стены штрека на
двадцать седьмом уровне и слушали Церагата.
Один был рыжеволосый молодой аррант, тонколицый и кудрявый, как многие его
соплеменники. Он заметно хромал из-за некогда раздробленной, а потом
неправильно сросшейся ступни. По этой причине его чуть не обошли Церагатовы
подручные... за что старший назиратель прилюдно обозвал их никчёмными
дармоедами и пустой породой, годной только в отвал. Аррант ещё пытался не
опуститься до животного существования. Он выглядел опрятнее многих, работавших
рядом, и даже побитая ранней сединой борода, простиравшаяся по щекам чуть не до
глаз, выглядела не такой длинной и косматой, как у других.
- Пойдёшь вот с этим, Тиргей, - сказал ему Церагат.
Аррант не сдержал усмешки. Старший назиратель прекрасно знал, как его на
самом деле зовут, однако все четыре года Тиргей слышал из его уст лишь свою
невольничью кличку - "Рыжий". По имени же удостоился только теперь... Потом он
посмотрел на своего будущего напарника и едва не попятился, вспомнив про себя
сандалии Посланца, столько раз уносившие своего божественного хозяина от беды.
Перед Тиргеем стоял молодой раб, ещё по-мальчишески угловатый, но в ручных
и ножных кандалах опасного. На ошейнике у него висела особая бирка, означавшая,
что уже здесь, на руднике, он убил человека. Даже и теперь надсмотрщик держал
наготове копьё, направленное ему в рёбра. Кандальник сумрачно, исподлобья,
поглядывал на арранта, и ничего доброго этот взгляд, по-видимому, не сулил.
Тиргей присмотрелся и понял, что из них двоих юный варвар был гораздо более
сильным. "Да он же меня пристукнет и съест, чтобы продержаться и дойти до
потайного лаза Горбатого..."
Он успел почти пожалеть, что ввязался В затею с Колодцем, но тотчас
одёрнул себя:
"Ну убьёт. Ну съест. Много потеряю?.."
- Этого расковать, он пойдёт первым, - деловито распоряжался Церагат. -
Ошейник оставить.
Харгелл, беспокойно топтавшийся возле стены, неожиданно подошёл к Тиргею и
сунул что-то ему в руку:
- На, держи, хромой... Мало ли что вы там встретите, вдруг пригодится...
Он не узнал Тиргея. Мудрено ли, если вспомнить, сколько рабов прошло через
его руки за годы работы надсмотрщиком!.. Тиргей зато узнал его сразу. Каждый
человек для себя единствен и неповторим... Аррант отнюдь не забыл горную
дорогу, слепящую боль в раздробленной камнем ноге и блеск отточенного клинка:
"Даже если рана не воспалится, за три дня пути, что нам остались, он съест каши
на большую сумму, чем ты за него выручишь на руднике... Ну так что, хозяин?
Добить?..."
...Тиргей взял протянутое Харгеллом и изумлённо уставился на добротный
боевой нож в потёртых кожаных ножнах с ремешками для пристёгивания к запястью.
"Неужели тот самый, которым он меня собирался?.." Потом заметил краем глаза
недовольное лицо Церагата и то, как слегка заметался стражник с копьём: за кем
следить, кто сделался опасней? Лохматый дикарь или вооружённый ар-рант?..
Тиргей невозмутимо застегнул маленькие пряжки:
- Спасибо тебе, господин. Ты, верно, родственник Гвалиору?
- Я его дядя... - Сказал бы кто Харгеллу ещё нынче утром, что не далее как
к вечеру он будет едва ли не дружески разговаривать с рабом! Не орать, не
приказывать, а объяснять и почти просить, надеясь на сострадание! Совсем
недавно он счёл бы подобное унижением. И, пожалуй, призвал бы в свидетели
Священный Огонь - уж с кем с кем, а с ним подобного не случится! Он продолжал,
сам не зная зачем, просто потому, что говорить было легче, чем молчать: - Так
случилось, что я принёс Гвалиору очень скверную весть...
Тиргей кивнул. Сплетни на руднике распространяются быстрее пожара. Однако
он промолчал. Не дело невольнику выказывать осведомлённость в делах господина.
Работник выколупывал застрявшую заклёпку, торопливо снимая с напарника арранта
ручные кандалы. Когда упрямая заклёпка наконец выскочила, молодой варвар не
спеша развёл руки и с наслаждением потянулся. Впервые свободно за несколько
лет.
"Хорошо всё-таки, что это он пойдёт первым, не я, - подумал Тиргей. - И
что у меня при себе будет боевой нож..."
Им дали на каждого по мотку крепкой верёвки, по котомке еды и по кожаной
бутыли с водой. Позволили сбросить лохмотья и одеться более-менее тепло и
добротно... Рудничные каторжники ходили по штрекам босыми, либо в немыслимых
опорках, связанных из лохмотьев. Двое походников всунули ноги в крепкие сапоги.
И аррант понял, что, оказывается, до этого мгновения даже не подозревал, как
глубоко может взволновать и обрадовать столь незначительная примета достойной
человеческой жизни. "А что, если мы вправду отыщем там Гвалиора и вернёмся
назад, и с нас снимут ошейники? Или, во имя всех Богов Небесной Горы, найдём
ход Горбатого, выводящий наружу?.."
- Хватит чесаться, идите! - приказал Церагат. - Живо!
Напарник Тиргея по-прежнему молча и довольно медлительно подошёл к
гладкой, словно проплавленной в чёрном камне-радужнике, дыре - началу Колодца.
Взялся руками за край и неожиданно быстрым движением подтянулся внутрь. Втащил
за собой на верёвке котомку... Легко перевернулся и полез вверх, упираясь
спиной и ступнями в гладкие стенки хода. "У меня так не получится, - испугался
Тиргей. - Я не смогу. Сейчас подведёт больная нога, и Церагат поймёт, что
ошибся. Он прогонит меня, а в Колодец отправит другого..."
На самом деле он подошёл к отверстию, почти не хромая. И дерзко
проговорил, обернувшись:
- Спасибо за ножик, Харгелл! Чего доброго, действительно пригодится!
Подпрыгнул и забрался в дыру почти так же ловко, как напарник, лишь один
раз взбрыкнув в воздухе ногами, чтобы помочь телу перенести тяжесть за край. И
тоже принялся карабкаться вверх по отвесной чёрной трубе. "Уж не этот ли
радужник я буду вспоминать, думая про Истовик-камень?.." Луч налобного
светильничка зажигал в скале мимолётные мерцающие переливы...
Когда я умру, я не сгину, как искра во тьме.
Когда я умру, я очнусь на высоком холме.
Там, где не бывает ни горестно, ни одиноко,
Очнусь оттого, что большая собака лизнёт меня в щёку.
И я потянусь, просыпаясь, и на ноги встану,
И вдаль посмотрю сквозь жемчужные нити тумана.
Умытым глазам не помеха рассветная дымка -
Свой путь разгляжу до конца, до заветной заимки.
Тропой через лес, где тяжёлые ветви - как полог,
Где голову гладят зелёные лапищи ёлок,
А если решу отдохнуть на пеньке у дорожки,
Тотчас на колени запрыгнут пушистые кошки,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг