Он, впрочем, тотчас заметил, как блеснула в ухе у "недоноска" серебряная
серьга, и сообразил, что сморозил не то.
- Здравствуй, Волк, - негромко сказал ему Каттай.
- Ты, что ли?.. - проворчал юный надсмотрщик. - Ты... ну... это... лучше
ступай, в общем, отсюда. А эти... я им... - Он выругался "в четыре петли", как
определил бы знаток надсмотрщичьей брани. - Обленились вконец!
- Они не обленились, - ровным голосом ответил Каттай. - Они оставили
работу, потому что я пришёл к ним и говорил с ними по праву, вручённому мне
господином Шаркутом. Я расспрашивал их о благородных камнях, которые добываются
под Южным Зубом и которые здесь ещё могут быть найдены. Если ты, Волк, хочешь
за это кого-нибудь наказать, начни с меня. Я думаю, господин старший назиратель
Церагат и господин распорядитель Шаркут оценят твоё рвение по достоинству...
Молодой надсмотрщик залился краской, заметной даже в факельном свете. Его
собственная "ходачиха" была самой простой, медной. Такому, как он, полагалось
первым здороваться с маленьким лозоходцем и кланяться ему за десять шагов.
Ответить было нечего, и Волк в сердцах щёлкнул кнутом. Тугой плетёный ремень
оставил на потолке полосу, сшибив неплотно державшийся камень. Волк повернулся
И молча ушёл из забоя обратно в штрек. Было слышно, как там он заорал на
кого-то, недостаточно расторопно катившего тяжёлую тачку. Снова свистнул кнут -
и, судя по долетевшему вскрику, прошёлся на сей раз не по камню...
- Матёрые, они меньше лютуют, - заметил калека-халисунец. - Да...
- Что ж не полютовать, если никто в ответ по морде не даст, - кивнул
Мхабр. - Такое искушение! Вот ему и не справиться, сосунку. Ничего... лет через
десять остепенится. Если только раньше его никто не убьёт!
Пёс не сказал ничего, лишь нахмурился. Будто в ответ на слова чернокожего
из неведомых закоулков памяти выплыло нечто, чего наяву он совершенно точно
никогда видеть не мог. Глиняная фигурка надсмотрщика, в прах растираемая
чьей-то ногой... Откуда бы такое? Случается же - мы вспоминаем мгновение сна,
даже вспоминаем, что сновидение казалось мудрым и значительным, но что там было
ещё - хоть тресни...
Каттай вдруг всхлипнул, сорвался с места и убежал, почти не разбирая
дороги.
- Как думаешь, Пёс? - проводив его глазами, спросил безногий Динарк. - Он
тебя выкупит?
Молчаливый венн хотел было передёрнуть плечами, но изорванная кожа на
лопатках болезненно натянулась, и он не кончил движения.
Мхабр выбрал трещину в камне и нацелился кайлом:
- Что-то я не слыхал, чтобы до сих пор здесь кто-то хоть самого себя
выкупил...
- Да катись ты до самого Беззвёздного Дна со своим поганым языком, чёрная
рожа!.. - возмутился вспыльчивый халисунец. - Ну вот кто тебя просил последней
надежды парня лишать?!
- Ты про какого парня-то говоришь? - усмехнулся сехаба. - Про нашего Пса
или про лозоходца?
- Про обоих, - оскорбление буркнул Динарк. - Ты ещё начни всех убеждать,
будто тот малый, сумевший удрать из последнего каравана, на самом деле не
убежал, а погиб под обвалом!.. С тобой тогда знаешь что сделают? Самому
небольшой обвал быстренько подгадают...
Мономатанец загнал в трещину клин:
- По мне, так лучше заранее знать свою долю, чем предаваться ложным
надеждам. Как-то легче уходить в Прохладную Тень, если вдруг что...
Венн нагнулся и подал ему кувалду. Мхабр взял её... и вдруг согнулся в
неудержимом приступе жестокого кашля. Чёрное лицо на глазах сделалось серым, по
подбородку потекла кровь. Так, словно в грудь великану попала стрела, трусливо
пущенная из засады.
- Ну вот!.. - в голосе халисунца звучали слезы. - Я тебе говорил!.. Что же
это ты учинил над собой, дурень разнесчастный!..
На двадцать девятом уровне, совсем недавно покинутом и забытом, теперь
кишмя кишели рабы и вовсю кипела работа. Распорядитель Шаркут ничуть не
усомнился в реальнос ти Пламени Недр, довольно-таки сбивчиво описанного
Каттаем, и без промедления отрядил туда порядочное количество народа,
вооружённого всем необходимым для проходки. Только, к некоторому разочарованию
юного лозоходца, вместо того чтобы сразу ломать камень "чела", рудокопы под
водительством Шаркута стали для начала переделывать всю выработку. Первым
долгом из верхних уровней спустили толстые створки, выкованные в рудничных
мастерских, и весьма добросовестно вмазали их возле входа в забой, там, где
пористое ложе Пламени Недр сменялось несокрушимым гранитом. Створки, как сразу
заметил любопытный Каттай, были очень плотно - волос не пролезет - пригнаны
одна к другой и к каменной ободверине. Открывались они внутрь забоя, а смыкал
их могучий и довольно хитрый замок. Такой, что снаружи ворота достаточно было
просто захлопнуть, потянув на себя, - и всё, обратно только ключом. Огромным,
только что выкованным серебристым ключом, висевшим на поясе у Шаркута.
"Как же доверяет мне господин распорядитель, - с бьющимся сердцем думал
Каттай. - Он даже в глаза ещё не видел опалов, но полагает, что я в самом деле
обнаружил сокровище, которое следует охранять!"
Когда испытывали работу только что подвешенных створок, под ноги Шаркуту
попался череп принесённого в жертву раба. Он мешал воротам закрываться, и
распорядитель небрежным пинком отшвырнул его прочь. Череп, пролежавший на одном
месте лет двадцать, самым непристойным образом закувыркался в воздухе, потом
ударился о стену, и нижняя челюсть у него отвалилась. От этого вечная усмешка
мёртвой головы из неопределённо-надменной стала зловещей. Не только Каттай -
все, кто видел, втянули головы в плечи, ни дать ни взять ожидая появления
призрака. А юный лозоходец почему-то вспомнил об Опасности, про которую он, как
и обо всём прочем, без утайки поведал распорядителю. "Что вдруг, если эти
ворота - не для охраны опалов, а... от НЕЁ?"
Он, впрочем, оставил промелькнувшую мысль и почти тут же забыл. И правда -
Опасность была непредставимо громадна. Отсроченная кара Богов, превосходящая
всякое человеческое разумение. Защититься от Неё с помощью каких-то жалких
ворот, пусть даже выкованных из металла? От кары Богов - с помощью изделия
человеческих рук?..
Каттай очень обрадовался, заметив среди каторжан, согнанных работать на
"его" уровне, саккаремца Дистена. Бывший горшечник выглядел поседевшим и
согнутым. Так, словно все года его жизни, о коих он вскользь упоминал по пути,
в одночасье на него навалились. Каттай помнил его пожилым крепким мужчиной, а
встретил воистину старика. Рудники не молодили и не красили никого - кроме,
может, Хозяев... да и это после увиденного в Сокровищнице было сомнительно.
- Здравствуй, дядя Дистен, - подошёл к нему Каттай.
- И ты здравствуй, малыш, - удивился Должник. Серьга-"ходачиха" в ухе
Каттая настолько изумила его, что он даже протянул руку потрогать: - Так,
значит, не врут люди, будто здешнюю жилу усмотрел некий шустрый мальчонка? А
я-то не верил, старый дырявый кувшин! И ты в самом деле чуешь камни в земле?..
- Я уже наполовину выкупился, дядя Дистен. Господин Шаркут сам мне сказал.
Когда я выкуплюсь совсем и поеду домой, я обязательно тебя заберу. И Тиргея,
и...
Горшечник усмехнулся:
- Спасибо, малыш.
Распорядитель Шаркут самолично присматривал за работой в забое. Когда он
счёл наконец, что всё было готово, и велел-таки рубить "чело", Каттай стоял
рядом с ним. Это само по себе было удивительной честью и в другое время заняло
бы все его мысли, но не теперь. Каттай был уверен, что не ошибся, однако сердце
колотилось у горла. А что, если всё-таки?.. А вдруг?..
Всякая человеческая способность, если пользоваться ею внимательно и с
умом, обостряется и оттачивается. Иногда совершенствование происходит
постепенно, иногда же становится заметно не сразу, но зато потом прорывается,
как водопад. Стоя подле Шаркута, Каттай напряжённо всматривался в "чело",
освещённое сразу несколькими факелами. Кирки рабов врезались в пористый
податливый камень, откалывая его неровными, рваными глыбками. Тяжёлый, острый
металл, заносимый равнодушными руками, плохо гнущимися от застарелой
усталости... Каттай вдруг осознал: для простых рудокопов опаловая жила значила
совсем не то, что для него. Он успел полюбить камни, таившиеся в глубине, для
него они были живыми. И радужно-чёрные, целое созвездие которых зависло в
мрачном великолепии совсем рядом, и огненные, чьи тревожные пламена застыли
чуть дальше, и...
Да как вообще могло быть, что другие рабы оставались слепы и глухи к тому,
что так ясно чувствовал он сам?..
- Господин Шаркут, вели им остановиться!.. - вырвалось у Каттая. - Они его
покалечат!..
- Стоять!.. - немедленно рявкнул Шаркут. Проходчики, знавшие его нрав, так
и шарахнулись от стены. - А ты говори толком! Покалечат кого?..
- Камень, - робко ответил Каттай. - Не прогневайся на ничтожного раба
своего, мой милостивый господин... Но там, в стене, чудесный самоцвет, и его
только что зацепили... Его могут разбить...
Летучая природа стихии огня, из которой некогда возникли опалы, вправду
наделила их хрупкостью. Требуется сноровка и немалая осторожность, чтобы
извлечь дивный камень и неповреждённым перенести на верстак ювелира. Шаркут
стремительно прошагал к стене и придирчиво осмотрел её:
- Где?
Каттай припал на колени, погладил ладонью ничем вроде бы не примечательный
выступ:
- Вот он, мой великодушный и милостивый господин... Вели обколоть его
здесь и ещё здесь...
- Слышали? - обернулся Шаркут. - Обколоть!
Костлявый невольник с кожей, отливавшей медью сквозь грязь, опасливо
поднял зубило и молоток. Несколько ударов, нанесённых так бережно, словно он не
камень рубил, а птенчику помогал выбраться из скорлупы... И на мозолистую
ладонь легло нечто с миску размером, по форме напоминавшее морскую
двустворчатую раковину. Это нечто было заметно тяжелее пористой породы,
способной плавать в воде. Шаркут нетерпеливо выхватил камень из руки-рудокопа.
Каттай взволнованно приплясывал рядом, но распорядитель всё сделал сам.
Поскоблил "раковину", сдунул пыль... Обнажился след кайла: острый стальной зуб
в самом деле нарушил непрочную корочку самоцвета и на полногтя вошёл в его
тело, оставив на переливчато-нежной поверхности грубый след.
- Ты рубил? - хмуро спросил Шаркут меднокожего.
Невольник попятился. Но, видимо, Шаркут угадал, потому что другие рабы
отскочили ещё дальше прочь, оставляя виновного с распорядителем один на один.
Замерший в страхе Каттай ждал, что его всесильный покровитель выхватит из-за
пояса кнут, но тот обошёлся без оружия - одним кулаком. Ему не потребовалось
замаха. Каттай не успел даже толком увидеть, что именно содеял Шаркут.
Меднокожий просто улетел на несколько шагов прочь и свалился к ногам своих
товарищей. Его нос превратился во влажный бесформенный ком, брызгавший во все
стороны красным, глаза закатились. Какое-то мгновение Шаркут неподвижно стоял
возле освещённой стены, под обжигающими открытой ненавистью взглядами
рудокопов. Ну-ка, мол, чья возьмёт?.. Кто отважится броситься, кто хотя бы
шёпотом выговорит: "Ублюдок!"?.. Ну?!.
Их было не меньше пятнадцати человек, все с зубилами и кайлами в руках, но
с места не двинулся ни один.
- То-то же, - вслух выговорил Шаркут. Повернулся и в сопровождении
трепещущего Каттая вышел вон из забоя. Каттай прошёл мимо Дистена, но не
решился ни заговорить с ним, ни даже поднять на саккаремца глаза. За их спинами
невольники возобновили работу.
Способность видеть сквозь недра не обманула Каттая. Прекраснейшие опалы в
самом деле начали попадаться один за другим, причём именно в том порядке, в
каком он предсказал их появление. Сперва чёрные, таящие невероятную радугу, -
счастливые камни, в чьей власти острота зрения и укрощение подлых страстей.
Затем огненные, созерцание которых гонит прочь обмороки и грусть. Ради лучшего
из них, высотой почти в человеческий рост, пришлось расширять выход наверх.
Камень мягко закутали, взвалили на волокушу и со всеми предосторожностями
отправили гранильщикам Армара. Там его очистят от корки и загрязнённых кусков,
бережно отшлифуют... Но даже теперь, необработанным и нетронутым, самоцвет
обещал далеко превзойти прославленную "Мельсину в огне". Чего доброго, прежний
камень ещё вынесут из Сокровищницы и продадут, а новый установят на его месте
под именем "Славы Южного Зуба". Как знать!..
...За огненными опалами последовали царские, названные так оттого, что
именно ими была с давних пор увенчана корона аррантского Царя-Солнца, -
тёмно-красное ядро с изумрудно-зелёной каймой. Цвета, излюбленные не только
высшими Домами просвещённой державы...
Каттай очень пёкся о судьбе "своего" забоя: не иссякает ли снова? И если
так, то не сочтёт ли господин Шаркут добытые богатства слишком скудными и не
могущими послужить половиной Деяния?.. Его мучили смутные опасения. Он не
понимал их природы, только то, что день ото дня они становились сильнее. Не
жалея ног, он спускался на двадцать девятый, в жару, духоту и подземную вонь.
Иногда - сопровождая распорядителя. Иногда - в одиночку.
Однажды Каттай пришёл туда и увидел, что все рудокопы в забое прикованы за
ошейники к длинной цепи, укреплённой возле "чела". Лица у всех были как у
приговорённых, и работа, понятно, двигалась куда медленнее, чем накануне. Лишь
нескольким позволено было передвигаться свободно. Трое налегали на крепкие
лаги, взваливая на волокушу очередной крупный камень, даже сквозь напластования
грязи мерцавший алыми бликами В молочно-голубой глубине. Ещё трое тачками
вывозили пустую породу. Эта работа считалась наиболее лёгкой. Каттай
присмотрелся и с ужасом увидел на спинах у всех шестерых свежие следы кнута.
К его некоторому облегчению, присматривал за рудокопами знакомый
надсмотрщик - Бичета, и Каттай отважился к нему подойти:
- Господин мой, что случилось? Почему все закованы?..
Бичета передёрнул плечами. Мальчишка-лозоходец был рабом, однако этот раб
носил серебряную "ходачиху", и сам Шаркут ему покровительствовал. Поэтому
Бичета неохотно, но всё же ответил:
- По приказу распорядителя. За непокорство.
"Сохрани и помилуй Лунное Небо! За непокорство?.." Каттай ужаснулся ещё
больше и не отважился на дальнейшие расспросы. Он посмотрел на Дистена,
работавшего дальше всех от "чела". Вот уж кто был, по мнению Каттая, воистину
добрым рабом! Это верно, старый горшечник когда-то убил негодяя, причинившего
его семье зло, но законное наказание принимал с твёрдостью и достоинством...
Чтобы такой человек да вдруг взялся проявлять непокорство?..
Выждав, Каттай подгадал время, когда Бичета ушёл сопроводить до подъёмника
вновь выломанную самоцветную глыбу, и подбежал к Должнику:
- Дядя Дистен!.. Чем вы все здесь провинились?..
Взгляд саккаремца показался мальчику каким-то далёким.
- Вчера, - медленно ответил горшечник, - один из нас увидел на стене тень.
И это была не его собственная тень, малыш. Она грозила рукой - вот так -
дескать, уходите поскорее отсюда! - и у неё торчал на спине горб, Я не буду
тебе говорить, о чём мы сразу подумали. Сегодня мы замешкались перед входом в
забой, а когда нас- погнали вперёд, шестеро попытались войти сюда раньше
других. О чём подумали надсмотрщики, я тебе говорить тоже не буду. Этих
шестерых тотчас отделили и наказали, и я уверен, что покойные матери тех, кто
порол... Ну да Богиня их, впрочем, наверняка уже простила... а остальных
посадили на цепь. Вот так, малыш...
- Дядя Дистен! - взмолился Каттай, против воли чувствуя себя в чём-то
непоправимо виновным. - Дядя Дистен, ты потерпи! Я тебя обязательно выкуплю!..
Ответить Должник не успел. Возле входа в забой появился вернувшийся
Бичета, и прикованные рудокопы усерднее застучали кирками. Никому не хотелось
лишний раз испробовать на себе его кнут. Каттай поспешно отошёл от Дистена,
чтобы не навлечь на него гнев надсмотрщика, и пробрался к самому "челу".
Оттуда как раз извлекали очередную бесформенную глыбу, таившую внутри
самородок Пламени Недр. Каттаю не требовалось полсуток путешествовать по
переходам и шахтам, чтобы взглянуть на уже обработанные камни, он и без
Армаровых гранильщиков знал: чем дальше, тем чище, крупнее и ярче становились
опалы. Вот и этот камень: половина его была белёсо-голубой и таила внутри алые
и зелёные отблески. А другая половина... В ней голубизна и двойная игра цветов
сходили на нет, уступая место зёрнам мозаики всех мыслимых переливов. Эти зёрна
были подобны ночному сиянию в небесах, о котором, вспоминая родной остров,
рассказывал бедный Ингомер...
Таких самоцветов Каттай ещё не встречал. Даже в Сокровищнице. Потому что
до сего дня их просто не было. Их никто не находил здесь, никто не извлекал из
земли.
Каттай подбежал к "челу" и торопливо, жадно протянул к нему руки: что там,
в толще?.. Есть ли другие подобные камни? Достойные если не державных
властителей, то их дочерей и супруг?.. Таким ли окажется круглый, с большую
тыкву, опал, который только-только начали вырубать из стены?..
...Дыхание Опасности, пронизавшее всё его существо, повеяло настолько
грозно и мощно, что он еле устоял на ногах. Так вот она, истинная причина
беспокойства, мучившего его все эти дни!.. Головная боль, о которой он, правду
молвить, начал понемногу уже забывать, шипастым железным обручем впилась в темя
и виски. Такой обруч во время прилюдных казней затягивал на преступниках палач
государя шулхада... Каттай громко вскрикнул и бросился к выходу из забоя...
...Чтобы прямиком налететь на Шаркута, как раз туда вступавшего.
- Господин мой!.. - Каттай начисто забыл обхождение, присущее добрым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг