перетянул обоих:
- А ну встать! Живо встать, крысоеды! Они откатились в разные стороны,
ошпаренные плетёным ремнём, и вскочили, одинаково тяжело дыша. У одного был уже
зажат в руке камень. Второй - молчаливый - утирал кровь из-под носа.
- Тележку поднять! И живо отсюда вон, нечистое отродье!..
Подростки исполнили приказание, враждебно и свирепо косясь один на
другого.
- И если увижу, что снова дерётесь, - предупредил Гвалиор, - во имя
Чёрного Пламени, с обоих шкуру спущу!
- Мы поняли, господин...
Колёса тележки снова заскрипели, подпрыгивая на неровностях каменной
вымостки. Гвалиор проводил юнцов глазами. Конечно, они При первом же случае
снова намнут холки друг другу. Тем более что оба из одного племени. Известно
же, никто не бьёт крепче, чем свой своего, и тем более - бывший друг!
Ну и пускай дерутся, если охота. Но только где-нибудь в другом месте. Не
здесь, перед отвалами. Хотя бы в шаге от ворот, но - уже в штольне, уже внутри
горы. Там, где держит ответ другой надсмотрщик, не Гвалиор...
Нардарец смотал длинный кнут и сунул его за ремень. Белобрысый маленький
подбиральщик всё топтался с ним рядом и тихо, невнятно поскуливал, боясь, как
бы в суматохе про него не забыли. Временами он кашлял. Когда Гвалиор повернулся
к нему, он затрясся, как осиновый листок на ветру, но не побежал. Может, он
сейчас угодит под горячую руку и страшный кнут распластает его на камнях, если
не вовсе вышибет жизнь?.. Однако упустить возможность и не напомнить о себе -
это было страшней...
- Принесут жратву - скажешь, что у тебя сегодня находка. Хорошая находка,
- кивнул ему Гвалиор. - Не поверят - сбегаешь за мной, я сам им скажу.
Каттай уже понял, что снег в Самоцветных горах не был ни сладким, ни
праздничным... Совсем наоборот. Он оказался негостеприимным и страшно холодным.
Вязаная мамина безрукавка, на которую - смешно даже вспомнить - Каттай так
надеялся в дороге, теперь лежала под тюфячком, рядом с вышитыми сапожками. То и
другое было здесь бесполезно...
Каттай очень боялся заплутать по дороге к отвалам. Подземные выработки и
переходы сплетались в сложный и запутанный лабиринт, и целиком его удерживали в
памяти лишь немногие знатоки вроде Шаркута. Нет, конечно, здесь было совсем не
то, что в безлюдной дикой пещере, где, сбившись с пути, можно не найти выхода и
погибнуть. Это даже не лес, через который он, помнится, бежал целую ночь!..
Любой надсмотрщик указал бы Каттаю верное направление. Но хорошо ли получится,
если господину распорядителю донесут, что его "лучшего лозоходца" пришлось
вести за руку, ибо сам он оказался неспособен пойти и вернуться?..
И Каттай отправился тем путём, который уже хорошо знал. Вниз до
семнадцатого уровня, потом снова вверх, на пятнадцатый, и ещё раз вниз - всё
разными лестницами. Подходя к боковым воротам, он заранее пригладил пальцами
волосы, чтобы сразу видна была серьга. Там стояли два вооружённых стражника, и
Каттай невольно робел. Он ещё не выходил здесь один. Что, если его не захотят
выпустить?..
Двое усатых мужчин с копьями и в кольчугах в самом деле окинули
внимательными взглядами темноволосого мальчика в добротной (хотя и великоватой)
овчинной шубке. Возможно, им бросилось в глаза несоответствие его возраста
отличительному знаку, блестевшему в мочке левого уха, но если и так - они
ничего не сказали. У них было много других дел. Навстречу Каттаю в ворота
затаскивали большое бревно. Бревно было тяжёлое, рабы суетились вокруг,
подкладывая катки, и он сразу вспомнил возчика Ингомера с его рассказом о
переселении с острова Розовой Чайки. Бревно ёрзало на катках, грозя задеть и
испортить механизм, управлявший опускной решёткой ворот. Каттай поспешно
пробежал мимо и впервые за полтора месяца по-настоящему вышел под открытое
небо.
И задохнулся от беспощадной, режущей глаза белизны и от жестокого холода,
разлитого в воздухе.
Там, где заснеженных склонов касался солнечный свет, снег, казалось,
пылал. Каттаю почти захотелось назад, в привычные подземелья, в духоту и
факельную полутьму. Он вытер заслезившиеся глаза и зашагал по объездной дороге
к отвалам. "Никогда не оставляй начатого, - говорила мама. - Лучше уж совсем не
берись..."
Идти пришлось довольно долго: в отличие от штреков, более-менее прямо
пронзавших толщу горы, дорога огибала выступы и отроги. Зато Каттай сразу
понял, что пришёл навестить веннов весьма даже вовремя. Рабы складывали
опустевшие тачки и устраивались передохнуть. Скоро будет еда.
Щенок и Волчонок сидели рядом со своей тележкой - по разные стороны. И
смотрели тоже в разные стороны, старательно отворачиваясь один от другого.
Каттаю вначале показалось, что они его не узнали.
- У тебя хорошая одежда, - сказал Волчонок. - И кормят тебя, я вижу,
неплохо! Чем ты занимаешься?
Их со Щенком штаны и рубашки давно превратились в рваньё, взгляды были
отчётливо несытые. Каттай остро ощутил различие между ними и собой. Ему вдруг
стало стыдно собственного благополучия.
- У тебя "ходачиха", - заметил Щенок.
- Как ты её раздобыл? - почти одновременно спросил Волчонок. Каттай
наконец ответил:
- Господин Шаркут сделал меня своим лозоходцем...
- Я слышал, это большое искусство, и ему надо долго... - удивился было
Щенок, но Волчонок жадно перебил:
- Как это у тебя получилось? Каттай совсем смутился:
- Господин Шаркут говорит, у меня дар от Богов... Если мне дадут подержать
в руках самоцвет, я потом вижу, где он прячется в камне. Мы ходили в
изумрудный...
Но у Волчонка, думавшего разузнать нечто полезное, разом пропало всё
любопытство, и он лишь отмахнулся:
- Пожрать бы лучше принёс. Щенок хмуро посмотрел на него, но ничего не
сказал. Волчонок же подумал и спросил:
- А живёшь где?
- В покоях у господина...
У юного венна снова разгорелись глаза:
- А где у него покои? Здесь или... ТАМ?
- "Там"?.. - не понял Каттай. На сей раз Волчонок отмахнулся чуть ли не со
злобой:
- Да что с тобой разговаривать. "Ходырку" нацепил, а сам не знает ни
шиша... Щенок поднялся на ноги:
- Пойдём, я тебе покажу.
Каттай удручённо последовал за ним. "А ведь мог бы я догадаться хоть
кусочек хлеба утром отложить..."
- Не сердись на него, - сказал Щенок. - Он неплохой парень. Только всё
время есть хочет.
- А ты?.. - вырвалось у Каттая. Щенок пожал плечами:
- Я тоже. Но не так сильно, наверное. Он увёл Каттая шагов на полсотни в
сторону по дороге, туда, где он заворачивала за скалу. Надсмотрщик Гвалиор
проводил их бдительным взглядом, но не окликнул. Рабы часто ходили туда,
особенно молодые и ещё не утратившие тщетных надежд.
- Смотри... - сказал Каттаю Щенок и вытянул руку.
Дорога здесь вилась над глубоким обрывом. В двух саженях под нею в скалу
были вделаны бревенчатые опоры и на них растянута широкая прочная сетка -
улавливать всё, что могло вольно или невольно свалиться.
Но туда Каттай смотреть не стал. За ущельем поднималась утёсистая гряда -
ни дать ни взять зубастая челюсть дракона, превращённого в камень. Превращение
случилось очень, очень давно; иные зубы успели выветриться и выщербиться, а
другие вовсе выпали вон. И там, где вместо заснеженного камня была пустота,
открывался вид на долину. Очень далёкую и от этого немного ненастоящую. Долина
была круглая, удивительно правильной формы. Если бы Каттай проходил в горщиках
хоть одну десятую того срока, что посвятил этому ремеслу мастер Каломин, он бы
знал - такая долина называется "цирк". Но он не знал. И просто глазел, бездумно
любуясь внезапно представшим чудом. Горный воздух, особенно прозрачный и чистый
из-за мороза, позволял многое рассмотреть там, вдали.
- Эта долина... - наконец выговорил Каттай. - Она вправду... зелёная? Или
мне кажется?..
- Вправду, - сказал Щенок. У него были длинные, ниже плеч, русые волосы.
Они торчали из-под тряпья, из которого он смастерил себе нечто вроде шапки.
Ветер раздувал грязные спутанные пряди, давно не знавшие иного гребня, кроме
пятерни.
Каттай, словно зачарованный, смотрел и смотрел вдаль... Как часто бывает,
глаза постепенно привыкали, начиная различать всё больше подробностей. Каттай
рассмотрел дом, хороший каменный дом с забором, из-за которого выглядывали
кроны фруктовых деревьев. Не удалось только оценить, велик ли был сад, - мешала
скала. Каттай, впрочем, не сомневался, что сад был роскошный. Ещё бы!.. При
таком-то особняке!..
А в небе над чудесной долиной, словно знак, нарочно посланный Каттаю,
висел узкий лепесток молодого месяца.
- Кто там живёт?.. - отчего-то шёпотом спросил Каттай.
Щенок коротко ответил:
- Хозяева.
Хозяева!.. Потомки тех, кто пришёл сюда первыми и был здесь удачлив. Тех,
кто первыми нашёл драгоценные камни и сумел на них разбогатеть, не отдав свои
сокровища ни разбойникам, ни обманщикам-купцам. Они разведали эту долину и по
праву заняли в ней плодородные земли... Хозяева, у которых даже такой важный и
грозный человек, как распорядитель Шаркут, - всего лишь слуга на побегушках...
- Если Боги моего народа... - негромко, но с ощутимым внутренним
напряжением выговорил Щенок, - если Боги моего народа не совсем еще забыли о
справедливости, пусть эта Долина однажды провалится в самую утробу земли!..
Каттай встрепенулся. В памяти вновь прозвучало не так давно сказанное
Харгеллом:
"Ты ещё там, чего доброго, даже и в господа выйдешь..." Он внезапно
ощутил, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может произойти. И произойти СКОРО. Молодой месяц
ниспослал ему вдохновение: он впервые отважился помыслить о своём даре
лозоходца как о ниспосланной Лунным Небом возможности совершить Деяние. Деяние,
дарующее свободу. Что, если ему вправду суждено вернуть утраченное далёкими
предками - и честь честью оставить потомкам?.. "Я сразу поеду домой, в
Гарната-кат, и мама увидит, что зря прощалась со мной навсегда. Я выкуплю её у
нашего господина. И отца - пускай он хотя бы после смерти станет свободным, и
Лан Лама перенесёт его душу из чертогов праведных рабов в чертоги достойных
людей..."
- Щенок, - начал он, - я... я... - Но мысль, посетившая Каттая, была
слишком дерзкой, чтобы он осмелился выговорить её вслух. Он запнулся и сказал
иначе: - Щенок, я, наверное, буду находить разные богатые жилы... Я буду очень
стараться... Господин Шаркут будет вознаграждать меня... И я выкуплю вас с
Волчонком, как только смогу. И Тиргея... И Дистена-Должника...
Щенок усмехнулся так, словно был старше Каттая не на два-три года, а на
все сто. Он сказал:
- Спасибо тебе.
Но у него, похоже, было своё понятие о Деянии, потому что он вдруг
спросил:
- А видел ты Бездонный Колодец? ...О-о-о! Колодец видели все, работающие
внутри горы, и Каттай, естественно, тоже - тем более что с распорядителем он
изрядно полазил по штрекам. На самом деле Колодец только так назывался. Это
была круглая и гладкая, словно оплавленная, дыра, но не в полу (как надлежало
бы колодцу), а в стене двадцать седьмого нижнего уровня. Почти сразу дыра круто
загибалась вверх, и рассмотреть, что же там дальше, не удавалось даже с помощью
яркого фонаря.
- Его в самом деле пробил Горбатый Рудокоп? - спросил Щенок. Каттай
поёжился:
- Так говорят...
"Нет уж, - подумал он по себя. - Если, милостью Лунного Неба, мне вправду
суждено выйти на свободу, пусть меня выведет моё доброе служение, а не этот
страшный Колодец..."
Скрип колёс заставил их оглянуться. Двое рабов катили по дороге тележку с
высоким плетёным кузовом. В нос ударил сильный запах вяленой рыбы. Невольникам,
работавшим у отвалов, везли еду.
Следом за первой двигалась вторая телега, побольше, и в неё была запряжена
сильная невозмутимая лошадь. Каттай узнал сноповозку - на таких телегах с
длинными бортиками, сделанными из жердей, у него дома возили с полей хлеб.
Только на этой телеге были навалены снопы совсем другой жатвы. Между жердями в
беспорядке торчали неподвижные, навсегда окоченевшие руки и ноги. Два десятка
голых тел - сломанные темницы освободившихся душ - завершали своё последнее
странствие. Мальчик отступил к скальной стене, пропуская повозку, и мимо него,
совсем близко, проплыло обтянутое бесцветной кожей лицо с глазами, которых
никто не потрудился закрыть. Ни в коем случае не встречайся взглядами с
мёртвым!.. - но Каттай ничего с собой поделать не смог. "Всех нас уморят
работой и сбросят в отвал, кого раньше, кого позже..." - зловеще отдалось в
ушах сказанное когда-то Дистеном.
На родине Каттая телегу-сноповозку ещё называли "одриной"...
Если хорошенько подумать - рыба высоко в горах должна была быть дорогой и
изысканной пищей. Откуда её бралось здесь столько, чтобы кормить самых
распоследних рабов? Вшивых оборвышей-подростков, занятых на отвалах?.. Этого
доподлинно не ведал никто. Одни утверждали, будто плоские, в две ладони
размером, рыбёшки от века населяли подземные озёра и речки, которыми
изобиловали Самоцветные горы. Другие клялись, что рыбу выращивали в особых
прудах и первоначально она была туда выпущена для стола Хозяев, но вдали от
родных вод то ли измельчала, то ли оказалась недостаточно вкусной. Тогда-то
придумали вялить её и солить и отдавать в пищу невольникам. Тем, кто ломал в
забоях неуступчивую породу, вероятно, давали достаточно, чтобы продолжали
дышать и добывать самоцветы, с мальчишками же обходились проще: опрокидывали
плетёный кузов тележки и вываливали всё наземь - по рыбке на каждого. Когда
надсмотрщик-считала был из тех, что несправедливей, невольники подходили один
за другим и получали свою пищу согласно отметкам на его доске. Когда считала
был побессовестней - вокруг рыбной кучки начиналась давка и драка. И если
положенное тебе успевал перехватить кто-то более сильный, наглый и ловкий -
жаловаться было некому...
Когда у отвалов стоял Гвалиор, раздача еды обычно происходила спокойно.
Молодой нардарец не издевался над каторжниками, нарочно или по равнодушию путая
количество ездок, и при нём можно было не сомневаться: уж если ты что заслужил,
это ты и получишь.
Старший назиратель Церагат, сопровождавший одрину с мертвецами, подошёл к
нему Если на распорядителя Шаркута достаточно было посмотреть один раз, чтобы
убедиться: вот человек, всю жизнь проведший среди грубых рабов и таких же
грубых надсмотрщиков! - то Церагат внешне производил совсем иное впечатление.
Он был высокого роста, с ухоженной шелковистой бородкой, тонкими чертами и
высоким лбом мудреца. Тяжёлый кнут у него на поясе казался чужеродным
предметом: вместо него бы чернильницу и футлярчик для перьев, на худой конец -
небольшой изящный кинжал... Они с Гвалиором о чём-то беседовали, по очереди
отхлёбывая из винной фляги, когда у повозки с едой очередь дошла до
белоголового заморыша-подбиральщика.
- Находка!.. - сказал он рабу, раздававшему пищу. И ткнул грязным пальцем
в сторону Гвалиора: - Находка!..
Схватил свои полторы рыбёшки и поспешил в сторонку, чтобы торопливо
сжевать, заедая снегом пересоленную и костлявую плоть... Но не тут-то было.
Крепкая пятерня сгребла мальчишку за шиворот.
- Отдавай живо!.. - прошипел Волчонок. - Не твоё!.. Не заслужил!..
Слышишь, мокрица?!
Малыш-подбиральщик что было силы вцепился в свой обед, прижимая его к
тощей груди, и отчаянно завертел головой, ища глазами Гвалиора. Волчонок не дал
ему окликнуть надсмотрщика - живо сшиб с ног и стал выдирать рыбёшку из
судорожно стиснутых пальцев:
- Дай сюда, тварь...
Дохленький подбиральщик отбивался неожиданно упорно. Когда отбирают
последнее, даже и заморыши, бывает, проявляют внезапную силу. Белобрысый как-то
умудрился перевернуться к земле и сжаться в комок: хочешь - бей, хочешь -
топчи, а своего не отдам!.. Вконец обозлённый Волчонок в самом деле стал было
пинать мальчишку ногами, потом схватил с земли камень... Но тут ему самому
досталось по скуле кулаком, и достаточно крепко.
- Не трогай!.. - сказал Щенок.
- Это должна была быть наша прибавка!.. - тоже по-веннски заорал на него
Волчонок. - Это мы камень нашли!.. В нашей тележке лежал!.. Всякую падаль
подкармливать?!..
В полусотне шагов от них, на повисших над ущельем мостках, надсмотрщик
Гвалиор дёрнулся было вперёд, второй раз за полдня хватая из-за пояса кнут -
причём ради тех же самых дерьмецов-веннов!.. Церагат удержал его за плечо.
- Погоди... Дай присмотрюсь.
Волчонок прокричал что-то ещё и ударил Щенка камнем, но тот довольно ловко
заслонил рукой, и камень неожиданно рассыпался, оказавшись просто комьями
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг