рыхлой земли, прихваченными морозцем. Щенок сгрёб бывшего друга, так что у того
лопнуло на спине тряпьё, кое-как скреплённое для тепла, и отшвырнул его прочь.
Он был ненамного, но всё же сильней. Зато Волчонка жгла изнутри злоба, явно
толкавшая не только бить, но и убивать. Он сразу вскочил и опять бросился на
Щенка, как попало всаживая кулаки. Тот не остался в долгу - и оба, потеряв
равновесие, завалились наземь. Покатились, молотя без разбору, вскрикивая и
рыча... Это было не обычное мальчишеское "толковище", после которого, утерев
носы, вместе отправляются удить рыбу. Это была взрослая и страшная драка,
готовая закончиться смертью.
Маленький подбиральщик, скорчившись едва ли в двух шагах, торопливо грыз
рыбу. Всю как есть, с головой, костями и чешуёй. Скорей, скорей, пока не
отняли...
Надсмотрщики подоспели разнять веннов как раз вовремя, не позволив
совершиться убийству и не дав позабывшим всё на свете парням вместе скатиться с
дороги. Утихомирить и отодрать друг от друга двоих тощих юнцов даже здоровым
крепким мужчинам оказалось не так-то легко. Но наконец это им удалось, и Щенка
с Волчонком, разъярённых, брыкающихся, растащили в разные стороны, награждая
полновесными тумаками.
- Оставить без еды. Обоих, - приказал Церагат.
- Ты дурак, - сказал Щенку Гвалиор. - Если бы ты убил его, тебя самого
заковали бы и отправили вниз. В такие забои, где больше месяца не живут! Ты ещё
глуп и не знаешь, какие страшные норы здесь есть!..
Щенок вдруг спросил:
- Вроде Бездонного Колодца, да? А правду говорят, будто там можно выйти на
волю?..
- Ещё раз забудешь назвать меня "господином" - быстренько зубов поубавлю,
- пообещал Гвалиор. - А ну, живо за работу, бездельники!
Разговоры о Колодце и свойствах, приписываемых ему рудничной легендой,
среди надсмотрщиков не поощрялись. А среди рабов -и подавно.
В это время Волчонок, которого всё ещё держал за шкирку старший
назиратель, дёрнулся из его рук и бешено заорал:
- Ты ещё МЕНЯ назовёшь господином, ты, дерьмо вшивое!..
За этот выкрик он получил немедленно по затылку В четверть силы: поменьше
болтай! Гвалиор же мысленно позавидовал старшему. Его дело - разгрузить одрину
в отвал, и можно идти. А ему, Гвалиору, до самого вечера торчать здесь.
Присматривая за сумасшедшими подростками, готовыми, оказывается, чуть что, друг
дружку сожрать!..
Для начала он решил развести Щенка и Волчонка, дав каждому по тачке -
небольшой, чтобы не надорвали до времени животы. Потом вспомнил: надо было
что-то делать ещё и с заморышем-подбиральщиком. Оставить на прежнем месте? Так
Волчонок обязательно прибьёт его или, улучив время, вовсе спихнёт вниз...
Гвалиор был опытным надсмотрщиком И быстро нашёл выход.
- Ты! - ткнул он пальцем в сторону Волчонка. - Бегом в штольню, скажи,
чтобы тебе тачку дали! Трёхчетвертную...
- Погоди, - вмешался Церагат. - Я передумал. Этого я с собой заберу.
- Забирай, - передёрнул плечами Гвалиор. И соскоблил со своей дощечки одну
черту. - А ты, - это уже относилось к Щенку, - возьмёшь вашу тележку. Будешь её
таскать вместе с недомерком-сегваном...
Волчонок, уже трусивший к воротам вслед за Церагатом, при этих словах
остановился и захохотал. Издевательски и громко - нарочно затем, чтобы услышал
бывший напарник.
- С кем?.. - спросил Щенок, и голос его, наоборот, прозвучал совсем тихо.
- С каким ещё сегваном?
- Вот с этим, - решительно кивнул Гвалиор, хотя нутром уже почувствовал:
наскочила коса на камень. - Давай шевелись, если ещё и без ужина не хочешь
остаться!
- Я буду возить тележку один, - проговорил Щенок по-прежнему негромко и
ровно. - Считай, если хочешь, мои ездки ещё и на... этого. Но работать я с ним
не буду.
Надсмотрщик мысленно проклял своё мягкосердечие. Рабы явно не понимали
справедливого отношения, принимая его за слабость. Начни, их жалеть - и
дождёшься, что они тебе совсем на голову сядут. Видно, правы были те, кто
говорил ему: это полуживотные, признающие только силу кнута!..
Ещё не хватало отступить перед недоноском... который даже господином
называть его не желал. Кнут Гвалиора уже в который раз за день возник из-за
пояса и обвился вокруг ног венна:
- С кем ведено, с тем и будешь работать! Он, конечно, хлестнул далеко не
так, как умел. Не подрубить ноги, даже не снять кожу - только обжечь. Всё равно
удар был такой, что мальчишке полагалось бы упасть на колени, съёжиться от боли
и заорать дурным голосом на весь отвал, вымаливая прощение... клянясь
немедленно выполнить всё, что приказал господин... Молодой венн остался стоять
как стоял - прямо. Только стиснул побелевшие губы, да в глазах разгорелся очень
нехороший огонёк. Гвалиор был далеко не глупцом. Ему хватило одного мгновения,
чтобы понять: парня можно запороть насмерть, но с места он не сойдёт. А чего
доброго, ещё и кинется в драку. Ну и что тогда с ним делать? Убить?..
Мысленно Гвалиор пожелал торговцу Ксоо Таркиму свернуть шею на горной
дороге или, того лучше, попасться жадным разбойникам. (Нет, конечно, не теперь,
когда дядя Харгелл вёз домой его заработок: как-нибудь позже, потом!..) Чтобы
неповадно было доставлять на рудник строптивых дикарей, не ценящих собственной
жизни!.. Вслух же надсмотрщик рявкнул:
- Один так один! Пуп развяжется - туда и дорога!
И для острастки наподдал венну ещё. Тот по-прежнему молча повернулся и
пошёл туда, где они с Волчонком оставили тележку. К вечеру его будет колотить
жестокая лихорадка, но пока он держался так, словно кнут его вообще Не
коснулся. Гвалиор смотрел ему в спину, раздражённо крутя и дёргая длинный
плетёный ремень. Потом вытащил фляжку и сделал один за другим три длинных
глотка. Такие, как этот парнишка, либо погибают сразу, либо, наоборот, живут в
руднике долго, становясь сущим проклятием для надсмотрщиков. А что? Может,
Щенку и суждено-таки стать Псом... К тому времени Гвалиора здесь уже несколько
лет как не будет. Ну и слава Священному Огню...
Тут он услышал позади себя плач и оглянулся. Маленький подбиральщик,
оказавшийся сегваном, сидел на мёрзлой земле и горько плакал, держа в руках
недогрызенную рыбёшку.
Белые цветы "девичьего льда"<Девичий лёд - другое название гипса> всё так
же неувядаемо цвели во тьме подземного зала... В рудничном фонарике Каттая
застрял фитилёк, маленькое пламя светило неверно и тускло. Каттай не стал
затевать починку фонарика в двух шагах от могилы Белого Каменотёса, оставил его
у входа как есть. Погаснет - значит, погаснет... Каттай больше не боялся
Каменотёса и поступил так не из страха, а просто из уважения. Он опустился на
колени и тихо проговорил:
- Здравствуй, отец.
Своего собственного отца он помнил плоховато и не мог бы с уверенностью
сказать, что в этих воспоминаниях было истинно, а что - досоздано воображением
по материным рас- сказам. Что же касается Каменотёса, предания о его внешности
были столь же разноречивы, как и о происхождении. Однако, думая о ком-то,
обязательно начинаешь видеть перед собой облик, пусть сколь угодно
расплывчатый. Вот и Каттай, мысленно беседуя с Ушедшим-во-Тьму, помимо воли
старался представить его. Для него Белый Каменотёс был рослым бородатым
мужчиной в широком кожаном фартуке, закрывающем ноги и грудь. Он весело смеялся
чему-то, и за спиной у него была зелень ветвей, а над головой - яркое солнце.
- Пожалуйста, помоги мне в добром деле, отец...
Где колыхались на тёплом ветру те зелёные ветки? В усадьбе прежнего
господина? Или в Саду Лан, куда принесли тело погибшего раба и где оно
несколько времени соседствовало с изваянными из камня Посмертными Телами
великих вельмож?.. Или, может, то были дивные сады Праведных Небес, куда
когда-нибудь возьмут и Каттая?..
"Я выкуплю на свободу маму и отца и обязательно заплачу за их свадьбу.
Чтобы они стали супругами по закону, а не просто "суложью" - рабом и рабыней,
повадившимися вместе спать..."
Каменная могила молча высилась перед ним в темноте. По бокам и за нею с
невидимого потолка тянулись известковые сосульки сталактитов. Местами вросшие в
пол, они окружали могилу, словно колоннада, слабенький свет фонарика их едва
достигал. Когда там, среди каменных столбов, возникло некое движение, Каттая
всё-таки окатило ледяным страхом, он дёрнул головой, оглядываясь на свой
фонарик...
Оказывается, движение не померещилось ему, но это было всего лишь
бесплотное движение тени. Вокруг оставленного фонарика затеяли игру летучие
мыши. Три или четыре зверька (Каттай видел только мельтешение крыльев) гонялись
друг за дружкой, чертя в воздухе вокруг стеклянного колпачка немыслимо ловкие
круги и фигуры. Каттай забыл про молитву и испугался, как бы мыши не опрокинули
светильник, и тотчас же именно это и произошло.
Любопытный маленький летун ухватил зубами колечко наверху фонаря и
попытался его поднять, но не сумел. Светильник с налобным кожаным обручем
оказался для него слишком тяжёл. Он лишь заколебался, толком не оторвавшись от
щербатого пола, и всё. Мышь досадливо взвизгнула, разжала челюсти и вспорхнула,
а фонарик перевернулся.
Безвестные мастера, придумавшие его для рудокопов, предусмотрели многое.
Но не всё. Рудничный люд всё же редко повисает вниз головой, или, того хуже,
даёт свои фонари таскать летучим мышам. Масло, налитое в "непроливающийся"
медный сосудик, всё-таки пролилось. И вспыхнуло от, казалось бы, едва тлевшего
фитилька.
Жирно коптящее пламя взвилось на добрый локоть над полом. Мыши успели
шарахнуться в стороны и пропали, скрывшись из глаз. Вспышка огня ненадолго
рассеяла тьму, царившую в пещере десятками, если не сотнями лет. Она озарила
уходящий в вышину потолок, и Каттай увидел страшные глыбы, безмолвно и грозно
(а главное - ненадёжно: он это ощутил обострившимся чутьём лозоходца) нависшие
над головой. Чихни погромче - и не избегнешь кары Каменотёса!.. Вобрали свет
пламени и заискрились невозможными радугами щётки крохотных кристаллов,
усеявших стены и пол... Каттай слышал про замечательные шкатулки, что
выделывали в мастерской под Большим Зубом ученики великого мастера Армара.
Обладали ли те шкатулки хоть долей великолепия, которым сверкнула на свету
усыпальница Белого Каменотёса?.. Звёзды с тысячами лучей, прихотливо
раскиданные по стенам, мерцали всеми цветами от золотистого до пурпурного и
зелёного. Если бы некий живописец, взяв кисть, перенёс на картину даже бледное
подобие увиденного Каттаем, - Другие художники, никогда не бывавшие в недрах,
тотчас же заклевали бы беднягу, дружно приговорив: "Такого не бывает!" В сиянии
каменной радуги дивные самородные колонны сталактитов, сами по себе достойные
восхищения, уже казались грубоватыми и простыми - как обычный дроворубный
топор, угодивший на один лоток с бусами и перстнями. Однако среди ноздреватых
колонн вились и переплетались тонкие хрустальные нити, невесомо дрожавшие в
воздухе, готовые рассыпаться не то что от громкого чиха - даже от простого
дыхания. Подобные кристаллы не могли существовать по самой природе вещей. И тем
не менее это были кристаллы...
Но Каттай не любовался дивом, столь внезапно явленным его взгляду. Он даже
не думал о том, сочтёт или нет Белый Каменотёс святотатством эту вспышку
пламени, залившую светом пещеру его упокоения. Мальчик смотрел, не отрывая
глаз, на некий предмет, лежавший среди посмертных - от ушедших ушедшему, -
приношений. Дар мёртвого раба Рыл сработан из перекрученного жиловатого дерева,
покрытого наростами и узлами. Один конец был загнут и матово блестел,
отполированный за долгие годы мозолистой ладонью его обладателя...
Это была клюка мастера Каломина, развенчанного рудознатца, принесённого -
за бесполезностью - в жертву духу иссякшего изумрудного забоя...
Горбатый Рудокоп, в отличие от Белого Каменотёса, был свободным человеком,
нанявшимся в рудники по своей собственной воле.
Горбуны часто немощны и болезненны, но этот, похожий на обезьяну, был,
напротив, чудовищно силён. Хотя уже очень немолод. Откуда он вёл свой род и
почему решил наняться в каменоломни, теперь не ведал никто. А очень может быть
- не ведал и тогда. Потому что, даже согласно самым перевранным и путаным
легендам, Горбатый не рассказывал о себе ничего. Просто приехал с караваном
рабов - но не как раб, а как вольный попутчик, заплативший древнему
предшественнику Таркима звонкой монетой. И пошёл к тогдашнему распорядителю
Южного Зуба наниматься горщиком-проходчиком. В мешке у него звякали
инструменты, и знающий человек даже по этому звяканью мог распознать
превосходную сталь. Но распорядитель досмотрел на седую бороду Рудокопа, на его
ковыляющую походку, на торчащий горб - и лишь отмахнулся: "Ступай себе, дед!"
Но избавиться от "деда" оказалось непросто. Он покачал головой и вызвал
распорядителя на состязание. Ну конечно, не самого - хотя тот, как и нынешний
Шаркут, в совершенстве владел всеми рудничными ремёслами, кроме, может,
огранки. Горбатый просто предложил ему выбрать двоих самых выносливых рудокопов
и пообещал посрамить их, сделав больше, чем они поспеют вдвоём. Распорядитель,
забавляясь, на состязание согласился...
И был посрамлён - как ему Горбатый и обещал. Неистовый старик разбивал и
выламывал камень так, что только брызги летели, а камень был не какой-нибудь
крохлый песчаник - чёрный радужник< Радужник - лабрадорит, твёрдый камень от
тёмно-серого до черного цвета, иногда с радужным блеском>. Правители, едва
ступившие на трон, спешат заказать его себе для гробницы: доставленную глыбу
обтёсывают и шлифуют по двадцать лет - как раз подоспеет ко времени, когда
правитель состарится и умрёт!
Так вот, кайло Горбатого его рубило, может, и не совсем так, как колун -
сосновые дрова, но похоже. Говорят, распорядитель забыл даже разгневаться на
старика, выигравшего у него спор. Тотчас взял на службу, назначил щедрую плату,
поставил над рабами-проходчиками...
И скоро о своём решении пожалел. Потому что с того самого дня повелись в
руднике чудеса.
Шестеро невольников и седьмой Горбатый, ушедшие в забой добывать из
слоистого сланца пополам с горным салом<Горное сало - минерал тальк>
вишнёво-кровяные венисы<Вениса - старинное название граната>, не вернулись
обратно. Надсмотрщик, нёсший стражу, забеспокоился с большим опозданием -
только когда из забоя перестали выкатываться тачки с рудой, а звон и грохот
ударов металла по камню сделался подозрительно глухим и далёким. Он схватил
факел и пошёл смотреть, но сначала не увидел ничего, кроме тучи пыли - до того
плотной, что трудно было понять, где же кончается клубящаяся пыль и начинается
камень. Надсмотрщика взяла жуть, но он оказался не робкого десятка и пошёл
вперёд ощупью, стараясь поскорей добраться туда, где всё ещё звенели кайла
рабов и безошибочно угадывался голос дивной стали, привезённой Горбатым...
...А потом его рука ощутила сплошной сланец с торчащими в нём твёрдыми
"ягодами" венисов. Забой кончился. Постепенно осела пыль, и стало видно, что он
был пуст - ни души. Горбатый Рудокоп и шестеро невольников подевались
неизвестно куда. Когда надсмотрщик прибежал с выпученными глазами к своему
старшему и рассказал, что полдюжины горщиков ушли из забоя прямо сквозь твердь,
чудесным образом сомкнувшуюся позади - ему не поверили. Решили - напился и с
пьяных глаз понёс околесицу...
Но вскоре после того случая в одной пещере, где подневольные каменотёсы
устраивали круглое помещение для водяного ворота, их снова собралось ровно
шестеро, и через некоторое время к ним присоединился седьмой. Седобородый и с
огромным горбом. Вышагнул то ли из тучи раздирающей лёгкие пыли, то ли прямо из
толщи стены... "Я вас научу, - сказал он оторопевшим невольникам, - как надо
правильно камень рубить!" И научил. Расчертил на неровной стене некое подобие
двери - и быстро-быстро, так что глаз не поспевал уследить, заработал своим
звонким кайлом...
Слухи на приисках распространяются быстро. Быстрее пожара, когда по
чьей-то неосторожности загорается жирный камень-огневец. Люди рассказывали: был
и ещё случай, когда полудюжину рудокопов дополнил седьмой. И всех увёл за
собой. И ещё...
Наживший седые волосы распорядитель люто приказал ни в коем случае не
ставить каторжников на одну работу по шестеро...
Это было давно. Последний раз Горбатого видели сто лет назад. Вот только
хозяева до сих пор боялись его. И до сих пор, припав ухом к стене, иногда можно
было расслышать вдали звон певучего кайла, без устали рубящего камень. И до сих
пор невольники правдами-неправдами старались собраться шестеро вместе, а
надсмотрщики бдительно следили, чтобы этого не произошло.
А новичкам, кто не сразу верил в Горбатого, показывали Бездонный Колодец.
Тот самый, пробитый в чёрном мерцающем радужнике двадцать седьмого нижнего
уровня. И кому какое дело, что ход был слишком узким и гладким и никаких глыб
здесь явно не выламывали! Все знали - именно тут Рудокоп состязался с
проходчиками распорядителя. И победил. И когда он последний раз ударил киркой,
всё "чело" забоя рухнуло вперёд, открыв пустоту. Оттого Колодец и назвали
Бездонным. Туда Горбатый не позвал с собой никого. Но за сто лет нашлось
несколько смелых рабов: отчаявшись дождаться Горбатого, они сами отправлялись
искать его в Бездонный Колодец. Обратно не пришёл ни один.
Что с ними сталось, не знали ни каторжники, ни надсмотрщики. Храбрецов,
готовых сунуться в Колодец просто ради того, чтобы посмотреть, куда он ведёт,
что-то не находилось. Но завет, передаваемый и хранимый поколениями рабов,
гласил: Бездонным Колодцем можно выйти на волю. Откуда пошёл такой сказ, теперь
никто не мог объяснить. Лишь поговаривали, что дыма без огня не бывает.
Называли даже имена могучих людей, сумевших пройти путём Рудокопа.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг