всем на свете... не говоря уж о добре и зле.
Незадолго до захода солнца она становилась мрачной и молчаливой.
Начинала ждать. И когда тишина оглашалась ритмичным щелканьем и свистом
- уже привычно впадала в прострацию...
- Как ты мог подумать, что я говорила правду! Я вынуждена лгать, чтобы
не подохнуть! Ты всего лишь кормушка. Слышишь? Кормушка!
Ничтожество. Ты не смеешь посягать на мою свободу! Я могу уходить и
приходить, когда мне вздумается. Я свободна! Знал бы ты, как я тебя
ненавижу!
Она была так естественна в обоих своих обличьях! Я понял, что мне
никогда не различить, какая она - настоящая.
И тут же понял, что если это все не прекратится немедленно, я свихнусь
... или...
13.
- Это Бига.
Новое дело!
Элси пропадала двое суток. Я уже вздохнул - то ли с горечью, то ли с
облегченьем. Как в первый раз, когда она исчезла. И вот она явилась - не
запылилась. Да не одна. Грязный тощий аксолотль боязливо переминался с
ноги на ногу за ее спиной.
Я предположил, что мое гостеприимство в данном случае не
распространится дальше вечера. Оказывается, я недостаточно еще разбирался
в психологии аксолотлей. Бига всем своим видом и поведением с самого
начала вызвала у меня отвращение. До тошноты.
При всем своем сумасшедшем непостоянстве Элси несла в себе ангельский
свет, он вспыхивал, затухал, иногда едва тлел... но он был! До конца он не
исчезал никогда. Я нет-нет да ловил себя иной раз на мысли, что
человеческого-то в ней едва ли не больше, чем во мне самом. Человеческого,
понимаешь? Того, которое от Бога. Я все время думал рядом с ней о
бесполезных и чудных вещах. Чтобы отвечать на ее странные вопросы. Все,
что я раньше знал, не раз и не два перевернулось в моих глазах... с ног на
голову - и наоборот. И, черт возьми, я испытывал от этого какое-то
лихорадочное удовольствие. Я был счастлив, когда она мирно болтала со
мной. А когда визжала, плюясь и костеря меня во все корки, - тогда я ее
жалел.
Бига тысячной долей ее обаяния не обладала. Это был обычный аксолотль,
прожорливый, неопрятный и наглый.
Когда я понял, ближе к ночи, что она вовсе не собирается нас покидать,
я оторопел. Тем не менее бросил на пол матрац и даже достал чистое белье.
Элси спала на моей походной складной кровати. Себе я уже давно соорудил
ложе, правда, довольно удобное, из пластиковых коробок и досок от ящиков.
Я улегся, взглянул на часы перед тем, как погасить фонарь... И увидел, что
концерт нынче запаздывает. Я вырубил свет.
Подождал... минут пятнадцать-двадцать, может быть. И - отключился.
Меня разбудило осторожное всхлипывание и... такое... придушенное
скуление. Я моментально сел, спросонья тупо глядя перед собой. Уже
светало. Но внутри палатки держался серый полумрак. Так.
Очаровательно. Оба аксолотля, прижавшись друг к другу, возлежали на
моей кровати. Бига даже не сочла нужным убраться на свое место, хотя я и
рявкнул от неожиданности что-то осуждающее.
Я только головой покрутил и выбрался наружу. Здесь, отдышавшись, я
вдруг понял, что впервые за долгое-долгое время, мы были лишены нашего
еженощного развлечения. Я, вопреки ожиданиям, выспался!
Оставив завтрак, как всегда, в контейнере на разделочном столе рядом с
палаткой, я отправился на плантацию и был занят почти до полудня.
Когда я вернулся, оба аксолотля мирно спали под сенью моей палатки.
Сроду не видал более умильной картинки. Я губу прикусил от обиды.
Почему-то. А потом, когда Элси, сладко потянувшись, перевернулась с
боку на бок, я увидел у нее на шее и на плечах длинные свежие царапины.
14.
- Зачем ты ее притащила? Я не в восторге!
- Значит, так надо было! Не твоего ума дело!
- Ладно, не моего, но пусть она проваливает! Часу не потерплю...
- Я уйду вместе с ней!
- Скатертью дорожка.
- О! Я была уверена, что в конце концов ты так скажешь! Легко быть
великодушным, когда тебе это ничего не стоит!
- Да ты посмотри, что она с тобой сделала!
- А может, мне это нравится! Дэвид! Уверяю тебя, все так и должно быть.
Это нормально! Вот увидишь, как классно мы заживем втроем. Мне ничего
больше не нужно. Смотри сам - ведь я здорова! Ты меня вылечил, все-таки
вылечил! Пусть Бига побудет с нами - так лучше для всех.
Ну... и что ты думаешь? Мы стали жить втроем. Правда, из этого, как я и
думал, ничего доброго не вышло. Мерзость одна.
Бига была непостижимо прожорлива. Первое время она через каждые полчаса
спрашивала - нет ли чего-нибудь покушать. Я показывал ей фигу. Раньше я не
знал, что злорадство - такое сладкое чувство.
Четыре раза в день - специально минута в минуту по часам! - я доставал
еду и делил мерными порциями между ею, собой и Элси. Когда трапеза
заканчивалась, Бига начинала заглядывать мне в глаза и противно гундеть
насчет добавки. Я с невыразимым наслаждением показывал ей фигу. Я не
потакал ей. Но она жирела прямо на глазах.
Притом, что бедная Элси снова стала худеть и чахнуть. Через пару-тройку
дней она стала демонстративно отдавать свою порцию Биге.
И та - брала и сжирала все подчистую, все до крошки, сыто щурилась и
взирала на меня с видом победителя.
Что мне было делать? Я плюнул на свою гордость и стал откармливать
негодяйку как на убой.
Ко всему прочему этот аксолотль был груб и неряшлив. Она натолкала под
свой матрац (на котором, кстати, так и не стала спать) всякой дряни -
рыбьей чешуи, водорослей, угриных плавников... все это разлагалось,
превращалось в слизь и воняло. Но когда я выволок ее постель на воздух,
вытряхнул, высушил и обрызгал дезодорантом, она подняла вой до потолка.
- Ты хочешь меня убить? - высокомерно осведомилась Элси, когда этот вой
достиг децибел взлетающего лайнера.
- Я не могу жить среди вони!
- Не можешь - не живи!
- То есть как?
Она пожала плечами и промолчала.
Каждое утро я обрабатывал спиртом укусы и царапины на ее теле.
Каждую ночь мерзавка Бига сдирала подживающие корочки своими грязными
когтями. Зато триба успокоилась. Ни один аксолотль больше не появился
возле палатки.
- Так надо, так надо, - повторяла Элси. Она все больше впадала в
состояние... ну... как вмазавший наркоман. Расширенный зрачок, почти
неподвижный взгляд... Я видел, что она теряет разум. И ничего не мог
поделать.
Я был бессилен. Я устал. Я сам устал чуть не до потери памяти. Я был в
отчаянии и, если бы не тот факт, что алкоголя у меня оставалось сто грамм
в медицинском флакончике, я бы точно запил...
Чем, ты думаешь, кончилось?
Вот-вот. Бига приперла еще аксолотля. Этот третий стал с ней спать,
стал ее когтить. Они превратили мою палатку в сортир и сожрали чуть не все
мои запасы. Но - черт бы с ним! Главное, Элси... Появление третьего
аксолотля ее - доконало.
Она спала теперь на матраце, вернее, не спала, а маялась - еще пуще,
чем раньше. Я однажды не выдержал и, как когда-то, взял ее на руки, стал
успокаивать и баюкать. Хотя, надо прямо сказать, был очень, очень зол. Она
пригрелась, приласкалась и стала сначала горько сетовать на судьбу, а
потом...
- Ведь ты мог бы помирить меня с Бигой.
- С какой стати?
- Мне не жить без нее. Если она окончательно променяет меня на Рэйси -
я останусь одна. И триба меня уничтожит.
- Не говори глупостей. Пока эта пакость не появилась у нас в палатке,
ты трибы не боялась!
- Тогда - не боялась. А теперь - уж поздно. Ты меня не удержал... Я так
просила - держи! Не удержал... вот и терпи! Сам виноват! Не допустишь же
ты, чтобы меня истерзали до смерти!
Я вспомнил, в каком состоянии она вернулась после первой своей отлучки
- и содрогнулся.
- Помири меня с Бигой. Это несложно. Ты должен просто оставить нас
втроем. Понимаешь, ей неприятно твое присутствие. Не все ли равно тебе,
где ночевать?
Я взревел, как... Как раненый буйвол. Как разъяренный тигр. Как
извергающийся вулкан. Как черт те что...
- Во-о-о-н!!! Убирайтесь все! Чтобы духу вашего здесь... Чтобы... А ну
- пошли!
Элси, взвизгнув от неожиданности, кинулась из палатки. Она не в шутку
испугалась.
Тогда я вышвырнул Бигу и Рэйси. И, слепой от ярости, нашарил где-то под
пологом тумблер электронной защиты.
15.
Все было кончено. Я знал, что все кончено. Я безмерно тосковал по ней.
Но обида была сильнее. День, неделя, месяц. Я умирал от горя.
О! Как я скучал по ней! Но обида была сильнее. Я лежал пластом на дне
Марианской впадины, придавленный сотнями атмосфер. Во мне не осталось
ничего, кроме боли. Я плакал по ней и молча звал ее по ночам, вперясь в
темноту невидящими глазами. Я изнемогал. Но обида была сильнее.
Наконец, я понял, что - простил. Все, что могло болеть и гореть во мне,
выболело и выгорело. Я отключил защиту. И стал ждать. Еще день, еще
неделя, еще месяц.
Но она не пришла. Так и не появилась. Тогда - в гневе и ярости, в
полном помрачении - я видел ее в последний раз. Я собственными руками
отправил ее на смерть. Она умерла. Я это знал.
Все мне стало безразлично. Я не мог оставаться на месте. Надо было
что-то делать с собой - и я решил отправиться в Даунпорт. Как назло,
забрать меня отсюда фактория могла только через два месяца, но я не мог
ждать. При удачном стечении обстоятельств я мог бы добраться до города
пешком недели за две. Я свернул палатку, набил мешок продуктами, натянул
свои любимые непромокаемые бахилы - специально для хождения по болоту -
свалил пожитки на волокушу, которая служила мне для транспортировки урожая
с плантации. И пошел. В сторону Патрии. Откуда дул мне в лицо прохладный
северный ветер.
16.
Самоубийство. Я это понял к исходу первых же суток, когда потерял
направление. Понимаешь, по стигийским болотам не ходят пешком. Их -
минуют. По воздуху. Я около часу обычно тратил на то, чтобы покрыть
пространство между моей стоянкой и плантацией. Этот путь изобиловал
маленькими островками суши, на которых можно сделать привал. На одном из
таких островков имелся даже прелестный родничок с чистейшей водой. Я
никогда не продвигался по болоту дальше плантации.
Любопытство вообще - не мой грех. Я думал, что таким же образом
доберусь до города.
Мне надо было идти все время на северо-запад. Я определил себе точку в
развилке горной гряды: туда, по моим предположениям, закатывалось солнце.
Эта точка как раз на закате должна была находиться прямо по курсу. Туда я
и путь держал.
Я плелся по жаре, изнывая под тяжестью болотных испарений. Я был
вынужден останавливаться для отдыха в два раза чаще, чем ожидал. За пару
часов до заката на болото пал туман. Я лежал в тумане среди болота на
своей волокуше и слышал, как вокруг меня что-то чавкает, хлюпает,
пузырится. Туман оседал на мое лицо, на волосы, на одежду.
Липкий зловонный стигийский туман. Это длилось целую вечность. Потом
туман стал понемногу рассеиваться. Но солнце так и не показалось как
следует. Оно лишь намекнуло о себе желтоватой тенью над моей головой.
Горный массив, который я так отчетливо видел всегда на горизонте, был
скрыт туманом - прочно и безнадежно. Еще почти сутки я не решался
двинуться с места. На мне нитки сухой не было. Мне казалось, что я
расползаюсь, как сырая лепешка... как мокрая бумажная салфетка... сам
становлюсь болотной жижей, теряю форму и расплываюсь в ничто. Я перестал
ощущать границу между собой и водянистой чавкающей средой, в которую
свалился по собственной глупости.
Я протрезвел, наконец. Вот тут-то я и протрезвел! Да что ж это?! Да я
ли это?!! Люди! Эй, люди! Боже мой! Как же я забыл про родимое
человечество! Блок связи не работал в этом клятом тумане. Да и работал бы
- фактория не могла прислать за мной, не сезон. Я остался один.
Я не умер бы от холода, голода и жажды. Все, что меня окружало,
годилось в пищу. Я даже, наверное, не схватил бы расстройства желудка. Я
мог бы сидеть здесь вечность - в состоянии непрерывного обмена веществ с
гостеприимно булькающим болотом. Хоть голый.
Физически мне даже не пришлось бы особо напрягаться, чтобы
приспособиться...
Когда я по-настоящему понял это, я вскочил как ошпаренный! И поплелся
наобум! Повинуясь только смутному чутью. Вообразил на минуту, что... - не
смейся только! - что Патрия зовет меня, как она звала Элси. Вообразил - и
поплелся на тихий звенящий голос.
Я потерял счет времени. Туман то разреживался, то сгущался. Но Патрия
на горизонте не появлялась. Вдруг однажды я увидел прямо перед собой
заросли кустарника - там была твердая земля! Может быть, даже настоящая
вода! До сих пор я не отведывал стигийской жижи, но вода, которую я перед
уходом налил во фляжки, во-первых, подходила к концу, а во-вторых, уж
почти от болотной и не отличалась.
Это оказался громадный - по здешним меркам - остров. Я догадался о его
размерах, когда понял, что могу шагать по нему очень долго, а он все не
кончается. Я... впрочем, что тут скажешь! Телячий восторг. Я сначала
просто чуть не тронулся от радости. Потом, слегка успокоившись, увидел,
что дело приняло престранный оборот. Тащить волокушу по твердой земле было
невозможно - значит, если бы я вздумал двигаться дальше по суху, мне
пришлось бы бросить вещи.
Включая блок связи, который при таких условиях оказывался почти
неподъемен. Вот так. Либо с вещами - по болоту. Либо по суше - но налегке.
А я ведь и так уже бросил на стоянке... скажем так, большую часть всего
своего состояния, все, ради чего корячился тут, на Эе не один год! И
последнее - потерять? А с чем я вообще вернусь на Землю?
Как буду жить? Чтобы отправиться на Эю, я продал дом, влез в долги.
Я рассчитывал разбогатеть. И разбогател бы, черт возьми, если бы не
проклятый аксолотль!
Я понятия не имел, где нахожусь. Твердая земля, на которой я стоял, -
это что? Остров? Или уже - окраина материка, южная часть которого,
собственно, и венчалась вершинами Патрии? Если первое, то рано или поздно
мне снова придется погрузиться в болото.
В конце концов я решил рискнуть. Отправлюсь на разведку. Налегке.
Возьму с собой только самое необходимое - деньги, документы, фляжку с
водой. Если суша простирается не слишком далеко - вернусь за волокушей.
Дальше я не стал размышлять, забросал волокушу ветками, воткнул рядом
шест, связанный из нескольких длинных прутьев. И, не оглядываясь, пошел,
повинуясь тому же непостижимому инстинкту, который вел меня в болоте.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг