только для матриц, но и для изготовления отдельных диодов. Вот это как раз
и настораживает...
- Почему?
- Видишь ли-и... диоды на кристаллах со встречными барьерами делают
десятки лет. И во всех технологиях один из переходов либо сошлифовывают,
либо проплавляют, либо стравливают... уничтожают как угодно, только не
электрическим пробоем. А это было бы проще, даже дало бы новые
возможности: например, формировать диоды в готовых схемах, в электронной
машине, тем перестраивая ее. Однако так не делают. Не знаю, не знаю!..
Ясненько. Если это действительно так просто, почему этого никто не сделал
до меня? Это была бы сенсация в полупроводниках, мимо не прошло бы.
Видимо, пробовали, да не вышло. Значит, не стоит рыпаться и мне... Чепуха!
Раз этого нет, значит, и быть не может,- такой довод применяют к новым
идеям тысячи лет. Надо попробовать, руки просят дела.
На чем бы? Что даст мне мощные импульсы тока?.. Обвожу комнату глазами:
аналитические весы, осциллографы, гальванометр с зеркальной шкалой,
микроскопы, настольный пресс... все не то. Ба! Станок точечно-контактной
сварки приткнулся в углу возле двери - белый, в электронном исполнении,
тип ИО. 004. Мы его так давно не используем, что уже и не замечаем. Ах ты
хороший,- ждешь?..
- Ник-Ник, дайте матрицу из ваших бракованных.
- Хочешь все-таки пробовать?
- Ага.
Протягивает коробку с браком. О, у него его тоже хватает. Известное дело,
микроэлектроника: одна деталь не удалась - изделие насмарку.
Для первой пробы мне достаточно не матрицы, а полоски из нее с десятком
столбиков германия. Вырезаю себе такую, несу на листке фильтровальной
бумаги к станку. Устраиваю полоску на нижнем контакте, медном выступе.
Пальцы мои, индикаторы азарта, немного подрагивают, играют. А что... вот
попробую - и получится. Утру нос несостоявшемуся академику.
Да, но работать без нужной оснастки!.. Станок, он для сварки, не для
тонких экспериментов с полупроводниками. Положить на нижний электрод два
куска жести, основательно - ногой через систему рычагов - придавить их
верхним штырем, дожать до включения тока - проходит сварочный импульс. Это
пожалуйста. Но у меня не куски жести.
Некоторое время сижу перед станком, успокаиваю дрожь рук. Мне хотя бы
намек сейчас добыть: есть шанс или нет?.. (Лукавлю перед собой, лукавлю:
мне нужно убедиться, что шанс есть,- ради "нет" стоит ли стараться!)
Пинцетом устраиваю полоску, тридцатимикронную шинку со стомикронными
столбиками полупроводника и никелевыми нашлепками на них, под острие
верхнего контакта.
Мне сейчас надо сделать фокус, подобный тому, который в старину исполняли
виртуозы парового молота: чтобы со всего разгона коснуться многопудовым
молотом положенных на наковальню часов, не повредив даже стекла. Надо, с
одной стороны, прижать электрод так, чтобы включился ток, а с другой - не
пережать, не раздавить германия. И все ногой.
Подвел электрод, дожал... хруп! - первого столбика нет. Перемещаю полоску
на миллиметр, подвожу снова... хруп! - и второго нет. Хорошо, что это не
часы.
- Привет химикам-алмихикам! Далеко прлостирлаешь ты рлуки свои в дела
человеческие, химия! - раздается от двери; мысли мои сразу принимают иное
направление.
Это с великими словами и пошлыми интонациями появился из соседней комнаты
Кепкин, которого жена бьет. Кепкин-здешний, Кепкин-ординарный, не
подозревающий о своей великой роли в вариаисследовании, особенно в
создании Нуля. (Но, может быть, подозревает... да что там - знает?! Может,
он не больше здешний, чей я? Вероятность совпадения двух надвариантных
состояний в одном здесь-сейчас практически равна нулю, но все-таки...)
На такое приветствие, конечно, никто не отзывается, но Геру это мало
трогает. Он подходит ко мне, с размаху бьет по плечу:
- Слышь, ты! Выключи свою игрушку и слушай.
Хруп! - третьего столбика тоже нет. Я в ярости поворачиваюсь:
- Слушай, хоть я и не твоя жена!.. Но Кепкин пренебрегает репликой. Его
продолговатое, как огурец, лицо выражает таинственность.
...Поскольку Герка любит пораспространяться о моем первом переходе по
Пятому измерению... на унитаз, не вижу причин замалчивать историю его
переброса. Тоже было на что посмотреть. Но, чтобы стало понятней, начать
надо со статей об "южноамериканском эмоциотроне".
Статьи эти нашел он; их перепечатывал в переводе с испанского (которого,
понятно, никто из нас не знал) один наш академический журнал, далеко не
самый солидный, такой, что грешил и популяризацией, иногда даже
фантастикой. Да и первоисточник был ему под стать: какой-то объединенный
инженерный вестник латиноамериканских республик "Ла вок де текнико" -
"Голос техники". Статьи трактовали как об упомянутой машине, так и о
результатах исследования на ней нейропсихических рефлекторных сетей и
сложного поведения многострадальных жертв науки - собак.
Сам эмоциотрон находился в институте нейропсихологии в эквадорском городе
с прелестным названием Эсмеральдес, на берегу Тихого океана. Собак для
него, похоже, ловили по всему побережью. для них эта машина была страшнее
атомной бомбы. Идея опытов, впрочем, была передовой и актуальной: перейти
от изучения искусственно изолированных воздействий на организм (ну, те же
павловские опыты, когда у собаки выделяется слюна и желудочный сок сначала
от вида пищи и звонка, затем только от звонка... опыты с двумя-тремя
факторами, которые все переживают и поныне) к комплексам. Чтобы были
воздействия по многим входам сразу: и вид пищи, и свет, и звуки,
предвещающие опасность, соблазнительные запахи самки, жара-холод, дождь,
вибрации - словом. как оно и в жизни бывает. Потому что не сводятся
комплексные впечатления к сумме элементарных, это же ясно.
Для подобных опытов требовалась вычислительная машина - да не обычная,
быстродействующий электронный идиот, а самообучающаяся, с гибкими связями,
обобщающей памятью, внутренней перестройкой; такие относят к классу
персептрон-гомеостатов. И она у них, похоже, была. Была и камера
комплексных воздействий; в нее помещали исследуемых псов, фиксируя их там
ЭСС (электродной считывающей системой).
Об этой системе стоит подробнее. Тюрин, когда прочитал о ней, зябко повел
плечами:
- Ну... до такого только в Южной Америке могли додуматься!.
- А по-моему, нет,- возразил я.- Видишь, среди авторов указан некий Ф.
Мюллер? Не иначе как эсэсовский врач, убежавший от виселицы,- его работа.
Или его отпрыск и достойный воспитанник. Неспроста же система зашифрована
довольно прозрачно: "эс-эс".
- Возможно,- согласился Кадмич.- Бр-р!..
Исследователи не применяли ни вживленных электродов, ни укрепленных на
шкуре клемм. По науке это правильно: такие электроды - сами по себе
изрядные воздействия. Было почти некасаемое считывание биотоков: каждый
электрод - заостренный на иглу электрический контур - подводился
микрометрическим винтом к нужному месту (вблизи позвоночника, у головного
мозга, около хвоста, носа, пасти, на животе и т. п.) так, что возникал
некий "саркофаг" из острий. Собака не могла пошевелиться, ее сразу кололо;
даже взлаять или взвыть она не могла - для этого же надо раскрыть пасть.
"Издаваемые животными звуки, как и его выделения и движения, не могут быть
однозначно истолкованы электронной машиной,- педантично писали авторы:
С.-М. Квадригес, тот же Мюллер и Б. Кац.- Картину распределения нервных
потенциалов могут поставить только сами эти потенциалы". Словом, три
четверти собак гибли еще до опытов, на стадии отбора и привыкания к ЭСС,-
бесились. Уколовшись об один заостренный контур, псина, естественно,
пыталась отдалиться от него, натыкалась на другие, шарахалась и от них - и
так со все возрастающей амплитудой, с нарастанием страха и боли. Таких
приканчивали. Остальных, зафиксировав в камере тысячами игл,
экспериментаторы нагружали различными комплексами впечатлений и
воздействий: приятными, неприятными, смешанными с нарастающей силой
звуков, запахов, вибраций... вплоть до мчащей на собаку машины на
стереоэкране. Эти собаки, как правило, тоже не переживали опыт.
"Нейрофизиология предстрессовых состояний, а также стресса, .коллапса и
бешенства собак изучена нами с наибольшей полнотой",- не без
самодовольства отмечали авторы.
Но наиболее всего нас, инженеров-электронщиков, заинтересовали не эти
результаты, а так называемый "феномен четырех собак" - собак под номерами
98, 412, 2750 и 3607 (числа говорят о размахе опытов), которые при
некоторой предельной .нагрузке отрицательными воздействиями... исчезли из
камеры. Были - и нет. Электронная машина некоторое время, до минуты,
регистрировала их "присутствие" в виде потенциалов и импульсов, затем и
она отмечала нуль. Исчезновение собаки N 3607 удалось заснять на
кинопленку.
"В наш век кинотрюков доказательная сила этой съемки, разумеется, равна
нулю,- писали добросовестные авторы.- Мы отдаем себе отчет и в том, что
само сообщение об этом феномене бросает тень на наше исследование,
заставит кое-кого усомниться в истинности его результатов. Тем не менее мы
сообщаем о нем, потому что это - было".
Настырный Кепкин настолько заинтересовался, что добыл в республиканской
библиотеке две подшивки "Ла вок де текнико", обложился ими и словарями
испанского языка, искал: нет ли еще чего-нибудь на эту тему? И нашел.
Заметка в форме письма в редакцию (так научные журналы публикуют
непроверенные сообщения) извещала, что одну из исчезнувших собак, сеттера
темной масти с приметным желтым пятном (N 2750), обнаружили на окраине
Эсмеральдеса - изможденную, грязную, в репьях; на хвосте была привязана
консервная банка. Пес побывал в переделке. Авторы (на сей раз только
Мюллер и Кац: Санчес-Мария Квадригес. видный физиолог, вероятно, испугался
за свое реноме) изучили жестянку, надеясь установить, куда ж попал пес из
камеры.
Банка была из-под говяжьей тушенки известной бразильской фирмы "Торо". Но
в магазинах города консервов с такой этикеткой (бычья голова на фоне пальм
и моря) не было; продавцы сомневались даже, поступали или они когда-нибудь
в продажу. Запросили фирму "Торо" в Рио: когда выпускали тушенку в таких
банках, где продавали? - и получили обескураживающий ответ: никогда не
выпускали. Этикетка была признана малопривлекательной и забракована, ее не
наклеили ни на одну банку тушенки. "Научный факт, каким бы странным он ни
казался,- пытались свести концы с концами авторы письма,- подлежит
обсуждению. Наше резюме таково: поскольку банок с такими этикетками не
было в прошлом и нет сейчас, то их время, видимо, еще не пришло.
Следовательно, собака N 2750 перешла из камеры эмоциотрона в будущее (три
других, вероятно, тоже), а затем наш мир настиг ее".
Кепкин - личность несерьезная, любитель розыгрышей. Он приволок как-то в
лабораторию автомобильное магнето, подвел провода от него к двум
ввинченным снизу в стул шурупам - и, когда кто-то садился на стул, крутил
ручку; севшего подбрасывало на полметра. Мы ему платим той же монетой. И
когда он рассказал о письме в редакцию, даже совал журнал: "Ну,
прлочитайте сами!" - мы его подняли на "бу-га-га". Этот шельмец желает,
чтобы мы убили несколько дней на перевод с испанского, а потом будет ржать
(рлжать), указывать пальцем: чему поверили! И мы - Стриж. Радий и я -
послали его подальше.
...Так было во всех вариантах - кроме одного. Того, в котором теории "2""
и "собака у столбика" не остались пустым трепом за бутылкой вина. Здесь
Кадмич очень логично доказал, что южноамериканские собаки удалялись вовсе
не в светлое будущее, чтобы вернуться оттуда с банкой на хвосте, а - по
принципу наименьшего действия - в иные измерения.
Но об этом речь пойдет в своем месте. А прежде - как сам Герочка-то наш,
знаток испанского, флибустьер и неустрашимый гидальго, переходил по Пятому.
...Кепкин в стартовом кресле, пульс нормальный, костюм обычный (это входит
в программу, чтобы обычный - максимум вероятия). Электроды ювелирно
подведены к "акупунктурным точкам" его тела не только через кресло, но и -
к голове, лицу, шее, рукам - посредством электродных тележек (наш вид
южноамериканской ЭСС применительно к человеку: не такой жестокий, упор
больше на сознательность). Я за пультом "мигалки", Алла Смирнова на
медицинском контроле, Стриж (в том варианте, где он есть) ассистирует.
Тюрин переживает.
Седьмая попытка "божественного" переброса с упором на сверхсознание.
Первые шесть не дали ничего. Кепкину задано внушать себе отрешенность,
покой, ясность - воспарить над миром. "Все до лампочки..." - доносится к
нам с помоста.- "Все до срл..." Алка негодующе хмыкает в углу.
Индикаторы на пульте показывают приближение резонанса с Пятым, полосы
сходных вариантов.
- Герка, ...товсь! - И я включаю музыкальный сигнал, способствующий
отрешенности и переходу: в нем музыкальные фрагменты из Вагнера,
моцартовского "Реквиема", Шестой и "Фатума" Чайковского - все вселенское,
горнее, потустороннее - в ревербирующем электронном звучании.
Нажатием других клавиш откатываю электронные тележки - чтобы Кепкину было
свободно двигаться, совершать приспосабливающиеся к переходным вариантам
действия. Все затаили дыхание.
И ничего. Резонанс кончился, сигнал затих, стрелки индикатора ушли
вправо,- а Гера по-прежнему в кресле на помосте излагает свое "кредо":
- Все до лампочки... Все до срл...
- Хватит, слазь,- говорит ему Саша, потом напускается на Аллу: - А ты не
хмыкай под руку. Подумаешь, слово сказал!
Кепкин сконфуженно выбирается из кресла, спускается к нам.
- Слушай, у тебя что - нет уверенности? - сочувственно спрашивает его
Тюрин.- Не веришь в возможность переброса''
- Он в себя не верит! - Я вырубаю питание.
- Да нет, я верлю...- Гера сам расстроен.- Только что-то останавливает...
Предчувствие какое-то.
- Да он просто боится,- мелодично произносит Алла.- Я же по приборам вижу.
Пульс начинает частить, давление падает, выделение пота, дрожь в животе, в
промежности... словом, сердце в пятках.
Кепкин беспомощно смотрит на нее, пытается шутить:
- А какими прлиборами ты обнарлуживаешь, что серлдце уже в пятках?
Смирнова ясно смотрит на него - и не отвечает. Это тоже ужасно.
- Что ж, раз боишься, будем перебрасывать "собачьим" способом,- решает
Стриж.- По-южноамерикански. Чтобы сердце ушло дальше пяток - и тебя
утянуло.
Итак, попытка следующая. Когда Герку усадили и зафиксировали электродами,
Сашка показал ему его магнето:
- Узнаешь? Сейчас подсоединяю к электродам, кои вблизи самых деликатных
мест,- и если задержишься в кресле, крутну, не я буду! Начали.
"Музыка" при приближении ПСВ была теперь не та: рев пикирующих
бомбардировщиков, взрывы, раскаты грома, грохот обвала. И нарастающий жар
и свет в лицо от надвигаемых прожекторов. И замахивание предметами перед
расширившимися глазами. И высказывание Герочке всего, что мы о нем
думаем...
Стрелки индикаторов вправо - полоса резонанса кончилась. С нас катил пот.
Дрожали руки. А Гера, закаленный трехлетним общением с нами, остался в
кресле, не перешел. Правда, магнето в ход мы, конечно, не пустили. Доказал
Алле, что ничего не боится, голыми руками не возьмешь.
- Вот Уралов,- ехидно сощурился Кепкин, высвобождаясь,- тот бы давно
прлидумал, как перлебрлосить. Наш Пал Федорлыч. А вы!..
Шли первые опыты. Уралов, наш могутный шеф, умотал от них в отпуск. От
греха подальше. Чтоб в случае чего ответственность на нас. И унизить нас
сильнее, чем сопоставив с ним, было невозможно.
- Я хоть и не Уралов, но придумал! - объявил на следующий день Стриж. Он
позвал Кадмича и Алку - мы принялись разрабатывать сценарий.
- Попробуем на тебе еще один способ,- сказал я Кепкину.- Способ неземного
блаженства. С участием Аллочки. Если не перейдешь - все, отбракуем.
- Давай! - Герка глядел на Смирнову с большим интересом. ...Электроды мы
расположили иначе: чтобы Алла могла стоять почти вплотную к Кепкину,
зафиксированному в кресле, гладить его по щекам, голове, касаться рук
(которыми тот, увы, не мог ее обнять), обдавать запахами парфюмерии и
своего тела, и говорить чарующим голоском - говорить, говорить:
- Ну, Герочка, неужели вы не сумеете сделать то, что удается и Александру
Ивановичу, и даже этому... Самойленко? Я всегда была уверена, что вы
интереснее, содержательнее их, только недостаточно настойчивы. Соберите
свою волю - и!..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг