каменистые пляжи Ай-Даниля, пустынные, поскольку в ту пору добраться сюда
можно было только по крутым горным тропам. Курортники и двадцать лет назад
не любили далеко ездить, а туристов тогда было еще не так много, и потому
мы наслаждались в Ай-Даниле тишиной и уединенностью.
Славное было время. А может, потому и славное, что давно было, в те
времена, когда каждый из нас чувствовал себя подобно камню в раскрученной
праще, рвущемуся в свободный полет. С кем этого не бывает после выпускных
экзаменов, и каждому, наверное, кажется, что такое случается только с ним
одним накануне неведомой жизни, большой и непременно значительной.
На ялтинском автовокзале, как всегда в курортный сезон, было
столпотворение: сотни людей топтались возле касс, возле темного зева
подземного перехода. Одни искали удобные и дешевые квартиры, другие -
выгодных квартирантов. Мне нужно было остановиться в Ялте на три дня, но я
сказал, что плачу вперед за неделю, и скоро нашел добрую тетушку, которая
повела меня куда-то в гору.
- На Цветочную улицу, - горделиво сказала она.
Цветочная улица оказалась и без цветов, и даже без зелени. Я сделал
вид, что весьма доволен и улицей и комнатой: не для того приехал сюда,
чтобы наслаждаться южными красотами.
Было еще довольно рано - летел ночным самолетом, поскольку в эту
летнюю пору на дневной самолет достать билет практически невозможно, - и
потому я решил сейчас же, не откладывая, отправиться искать санаторий и
мою, то есть давно уже не мою Аню, отдыхающую в нем. И по пути зайти на
почту, дать телеграмму Игорю Старостину, как уговорились, сообщить ему
адрес, где я остановился на эти дни.
Искать долго не пришлось: уже через пятнадцать минут таксист доставил
меня к широким, настежь распахнутым воротам санатория. Но ворота раскрыты
были, как видно, не для меня: едва я шагнул в них, как из каменной
будочки, стоявшей сбоку, выскочил бодрый дяденька, потребовал предъявить
курортную карту. Я пробормотал что-то насчет того, что курортная карта
находится там...
- Где там? - сердито спросил дяденька, возраст которого я никак не
мог определить: вроде бы старый, но по энергичности - молодешенек.
- Вы прекрасно выглядите, - пропустив вопрос мимо ушей, сказал я. -
Вот что значит жить на курорте. А ведь небось воевали?
- Конечно, воевал, - еще более оживился он.
- А мне не довелось. А вот здоровье - никуда.
- Из какого вы корпуса?
- Из первого, - уверенно сказал я, решив, что, если есть номера
корпусов, то уж первый-то обязательно присутствует.
- Ну, идите. Только в другой раз курортную карту не забывайте. Сами
понимаете, строгость нужна...
Дальше я шел спокойно: никто ни о чем меня не спрашивал. Так дошел до
большого здания, построенного еще до того, как архитекторы изобрели
теорию, по которой, чем тесней человеку, тем для него лучше. В обширном
центральном вестибюле ко мне вышла добрейшая дежурная медсестра в таком
поразительно белом халате, словно его только что вынули из отбеливателя,
спросила, не больной ли я, приехавший лечиться. Я сказал, что мне нужно, и
узнал, что все больные в этот час находятся на пляже.
- На пляж можно спуститься по тропе, а можно и на лифте, выводящем
прямо к дежурным пляжным медсестрам.
Я предпочел открытую тропу, чтобы без нужды не информировать дежурных
медсестер.
Санаторный пляж оказался полупустым. Возле кабинетика медсестры стоял
большой белый самовар, рядом с ним за столиком сидела пышущая здоровьем
больная тетя, пила чай. На раскаленной кафельной площадке парень и
девушка, тоже, надо полагать, больные, азартно играли в бадминтон. Под
навесом двое мужчин с такими большими животами, что трудно было понять,
как на них держатся плавки, играли в шахматы за широким, разграфленным
клеточками шахматным столом. Человек пятнадцать лежали на топчанах под
навесом, столько же жарилось на лежаках, брошенных прямо на бело-розовую
гальку. Вот и весь народ. Для ялтинского пляжа в разгар сезона, прямо
скажем, маловато. Но мне и этих хватало, поскольку даже среди этих
немногих я никак не мог углядеть свою Аню.
Потом до меня дошло очевидное: от прошлой Ани, пожалуй, осталось одно
имя, и надо смотреть не только на молодых, но и на всяких. Чтобы не
затягивать время до обеда, я встал и пошел вдоль топчанов, бесцеремонно
разглядывая людей. И вдруг увидел ее. Она шла мне навстречу, на ходу
поправляя купальную шапочку. Была она не то чтобы толстой, но и далеко не
тонкой, как прежде. И лицо ее как-то опустилось, словно кожа за последние
двадцать лет потяжелела, и волосы стали вроде как светлее. Когда она
прошла мимо, не узнав меня, я разглядел, что светлота эта - от первых
нитей седины.
Она сошла по лесенке на бетонный волнорез, постояла в тени и начала
спускаться в воду. И поплыла медленно, словно нехотя.
Я тоже пошел к лесенке, решив, что лучшего места для первой встречи,
чем в море, не сыскать. Вода показалась в первый миг обжигающе холодной.
Когда немного улеглось дыхание, я поплыл к Ане; отворачивая лицо, стараясь
делать вид, что плыву не к ней, а просто мимо нее.
Она не сразу обратила на меня внимание. Но вдруг глаза ее
остановились на мне, расширились в испуге, и она начала медленно
погружаться в прозрачную голубизну.
- Аня! - крикнул я. - Что ты?! - Быстро поднырнул, подтолкнул ее к
поверхности, но она, недвижимая, снова начала тонуть. Тогда я подхватил
ее, прижимая к себе и загребая одной рукой, поплыл к берегу.
Не успел я вынести ее на берег, как откуда-то взялся фотограф,
суетился, снимал со всех сторон, приговаривая что-то о спасении утопающих,
о какой-то газете, где будто бы ждут не дождутся сообщения о моем
героическом поступке.
Аня лежала с открытыми глазами и, как я сразу понял из реплик
медсестры, отделалась лишь испугом, не успев наглотаться воды, потому что
потеряла сознание раньше, чем начала тонуть, и потому, что я, на счастье,
оказался рядом.
Увидев меня, уже чуточку порозовевшая Аня снова смертельно
побледнела, и глаза ее сделались круглыми, полными какого-то, никогда мною
у нее не виданного, выражения тоски.
- Что ты, Аннушка, что ты! - бормотал я, присев возле нее на
корточки.
Она подняла руку, дотронулась до моих волос, и я послушно опустил
голову, прижался губами к ее холодному виску.
- Что ты, Ань?!
Когда поднял голову, то увидел, что она плачет. Слезы, редкие и
крупные, набухали в уголках ее глаз и, сорвавшись, быстро скатывались к
ушам.
Люди расходились медленно, словно были недовольны, что так быстро все
кончилось. В конце концов возле нас остались только медсестра да фотограф,
все прыгавший вокруг, искавший выигрышные точки.
Я помог Ане одеться, и медсестра решительно взяла ее под руку,
намереваясь сопровождать. С трудом мы уговорили ее оставаться на своем
месте, заверив, что сами дойдем и там, наверху, в санатории, сразу же
заявим о случившемся дежурному врачу.
Мы вышли на ослепительно яркую под полуденным солнцем раскаленную
площадку. Неподалеку нависала над кипенью деревьев белая громада
санаторного корпуса. Дойдя до первой скамьи, опустились на нее. И тут Аня
горячо заговорила:
- Разве так можно, ну разве можно так неожиданно! Чуть меня не
утопил.
- Извини, - промямлил я. - Хотел как лучше...
- Господи, ничуть не изменился! - воскликнула она. - Сколько помню,
всегда хотел как лучше, а получалось...
- По-разному получалось.
- Знаю я твое разное.
- Откуда ты знаешь? Мы же столько не виделись.
- Это ты меня не видел. А я о тебе всегда все знала. И как Валя
умерла, и как ты один с дочкой мучился...
Нет, не похожа была вся эта история с угрожающей запиской на месть за
старое. Не было в Ане злобы. Но кто-то ведь написал записку? Зачем?
Она поднялась.
- Пойду я, обедать уже пора.
- Я подожду...
- Нет, нет, отдохни сегодня. Ты же отдыхать приехал?
- Я к тебе приехал, - вырвалось у меня.
- Что-то случилось?! Ах, да, наши дети... Кем я тебе буду
приходиться?
- Не знаю.
- Вот ведь как живем, не только о родстве забываем, но и как оно
называется - родство.
Она задумчиво пошла прямиком через кусты к видневшемуся наверху
зданию санатория. Мы поднялись по каким-то лестницам, вошли в высокий
центральный зал, и я, поскольку меня не останавливали, прошел следом за
Аней по коридору к ее комнате.
- Заходи, посмотри, как живу, - предложила она.
Комната была небольшая. В прихожей виднелись полуоткрытые шкафчики с
одеждой, с другой стороны, за распахнутой настежь дверью, был широкий
балкон, на котором, как и в комнате, стояли две кровати.
- Вас тут четверо?
- Двое. Хоть в комнате спи, хоть на балконе.
- А ты где спишь?
- Сегодня я вообще спать не буду.
- И я едва ли усну. Давай побродим ночью?
- Нет, нет, слишком ты меня напугал...
- Напугал?
- Ну... взволновал. Дай мне успокоиться. Завтра приходи, поговорим.
Подожди, переоденусь, я тебя провожу.
Она ушла в ванную, а я стоял посреди комнаты, осматривался. В
шкафчике лежали книги, а рядом - небольшая записная книжка. Я раскрыл,
вынул злополучную записку. Не надо было быть экспертом, чтобы понять:
листок вырван именно из этой записной книжки. Рвали его, видно, в спешке,
под тугой проволочной скрепкой был зажат треугольный клочок, тот самый,
которого не хватало посередине записки.
Сомнений у меня больше не оставалось. Но ничего это и не проясняло.
По-прежнему оставался вопрос: зачем Ане нужно было прибегать к столь
странному таинственному способу? И тут я понял - зачем. Просто она
беспокоилась о себе. Видно, ничто еще не забыто, и она опасалась, как бы
наши неизбежные и по-семейному частые встречи не взворошили в ней былое.
"Ну ладно, - решил я, - дам ей сегодня опомниться, а завтра
постараюсь объяснить поделикатнее, что все ее беспокойства напрасны: если
уж я раньше не искал ее, то могу и теперь, раз уж ей так нужно, избегать
встреч. Только пусть она не срывает старые обиды на Светке".
4
В отблесках вечерней зари Цветочная улица выглядела так, словно ее
всю разом обмакнули в оранжевый сироп. Фонари еще не горели, и белые стены
домов, маленьких и больших, панельных, были в этот час вовсе не белыми. От
этого разноцветья, подумалось, и пошло, наверное, название - Цветочная, а
вовсе не из-за цветов, которых тут нет.
Мне хотелось только одного - спать. Сказывалась прошлая бессонная
ночь. Но едва я увидел хозяйку дома, как сон сразу отлетел: лицо ее было
таким, будто ей только сейчас сообщили нечто страшное.
- Вам телеграмма! - сдавленно проговорила она, протягивая мне
сложенный листок. - Я даже в кино не пошла, все вас ждала.
- Какое кино?
- Что?
- Кино-то, я спрашиваю, хорошее?
- А, ерунда.
- Тогда выгадали.
- Кто выгадал?
- Да вы же. Пятьдесят копеек сэкономили да плюс два часа. А время,
известно, тоже деньги.
- Это время комнаты - деньги, а мое чего стоит?..
Я понял: в кино она не пошла совсем не из-за телеграммы. Видно, ждала
возможности поговорить с новым человеком. Это в мои планы никак не
входило, и я, церемонно поклонившись, прошел в свою комнату и раскрыл
телеграмму. В ней было всего четыре слова: "Срочно позвони мне. Игорь".
Как не хотелось мне мчаться теперь же на центральный переговорный, но
ничего не оставалось: я знал Игоря, из-за пустяка он бы не писал:
"срочно".
Из Ялты дозвониться до Москвы проще простого. Снял трубку, набрал
номер, как дома, и разговаривай. Только успевай бросать монетки в
ненасытный зев автомата.
- Ты уже видел ее? - сразу спросил Игорь.
- Сначала объясни, в чем дело, - перебил я его.
- В чем дело, я и сам не знаю. Только я привык верить своему
приятелю. Тому самому, из института Колобкова. А он уверяет, что привык
верить Вале. Если уж она говорит...
- Какой Вале?
- Он говорит: ты знаешь ее. Валя Калинина. Валентина Игоревна.
Только тут я вспомнил милую женщину, которую угощал конфетами Зои
Марковны. Было и радостно, что она снова оказалась на моем пути, и
почему-то тревожно.
- А чего она-то? - пробормотал я.
- Это ты у нее спроси, - сказал Игорь игривым тоном.
- Да я ее совсем и не знаю.
- Зато, видно, она тебя хорошо знает, раз просит позвонить.
- Кто просит?
- Ну знаешь!.. Если мужик в твоем возрасте теряет память при
упоминании...
- Да не знаю я ее! - заорал я и, оглянувшись на стеклянную дверь,
увидел, что вся очередь смотрит в мою сторону. - Не знаю, понимаешь? -
зашептал я.
- Не слышу! Чего ты там замычал? - сказал Игорь.
- Я видел ее всего один раз. И телефона ее не знаю.
- Телефон я тебе дам. Она мне звонила и просила, чтобы ты позвонил
ей.
- Сама просила?!
- Записывай телефон. И звони немедленно. Что-то там важное у нее...
Позвонить сразу я не смог: не хватало монеток. Пока ходил менять
деньги, да пока снова стоял в очереди, все билось во мне странное
нетерпение поскорее услышать ее голос. Не то, что она собиралась сообщить
мне, а именно голос. Словно от того, услышу я его или нет, все и зависело.
Трубку сняли сразу же, будто там, на другом конце провода, специально
ждали моего звонка.
- Слушаю вас.
Я тотчас узнал ее голос, хоть разговаривал с ней по телефону впервые
в жизни.
- Слушаю вас! - с нетерпением повторила она.
- Это я... Мне дали ваш телефон...
- Да, да, я просила... Вы из Ялты?
- Из Ялты.
- Вы уже виделись?
- Виделся, - сказал я прямо, хотя был полон недоумений и вопросов.
- Жаль.
- Вы уверены, что мы говорим об одном и том же?
- Уверена. Не надо было вам видеться.
- Почему? Вы же ничего не знаете!..
- Я действительно мало знаю. Но мне стало известно главное: есть
люди, которые очень хотят, чтобы вы встретились с Анной Петровной. И этим
людям я не доверяю.
- Какие люди? О чем вы?.. Никто и не знает, что я в Ялте.
- Ошибаетесь. Боюсь, что даже ваша поездка запланирована ими.
- Ну знаете! - крикнул я и одернул себя: несмотря на всю нелепость ее
слов, очень не хотелось мне ссориться с этой женщиной. И тут меня осенило:
а что, если ей НЕ ТОЛЬКО ЧТО стало известно, а заранее все она знала. Все,
начиная с записки. И я спросил: - Что вас заставляет быть так участливой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг